наврал по наущению своей заразы-сестрицы, а что к ней придут и будут его искать, об этом он подумал?
Она вспомнила, как тряслась от страха, перескакивая на Клавин балкон, как прямо на улице у нее выхватили конверт, а могли бы и сумку, да что там, запросто могли и саму Милу похитить, если бы не замечательный пес. Надо же, незнакомая собака помогла, а собственный муж так подставил!
— Отдай мне то, что он тут оставил, — упрямо, как попугай, повторила Таисья.
— Да ничего он не оставил! — заорала Мила. — И денег нисколько не оставил, последние за замок новый отдала! Навел на меня бандитов и скрылся!
— Лучше скажи, не то еще и не таких бандитов наведу…
Это послужило последней каплей, Мила посмотрела в маленькие злобные глазки Таисьи и уже решилась вцепиться в багровые отвислые щеки, чтобы расцарапать их до крови, как в дверь позвонили, а потом забарабанили.
И Клавин голос закричал:
— Милка, у тебя все в порядке? К тебе опять бандиты залезли? Открывай! — И в дверь жахнули ногой.
— Надо открыть, а то она всех соседей соберет и полицию вызовет! — злорадно сообщила Мила, направляясь в прихожую.
Клава влетела в квартиру, как мяч в штрафную зону.
— Ой, а что это у вас? — она заметила на полу топор.
— Пошла вон! — бросила Мила Таисье.
— Еще чего! — Та пока держалась, но видно было, что уже не боец: глаза потухли, щеки обвисли.
— Клава, сбегай на третий этаж, позови Аркадия с его питбулем, он мне не откажет! — попросила Мила.
— Щаз, только кроссовки надену! — Клава скрылась в Витькиной квартире.
В это время Таисья подхватила куртку с оторванным воротником и ушла, морщась от боли, прихрамывая и потирая укушенное плечо. Мила едва удержалась, чтобы не пнуть ее напоследок в обширный зад, чтобы та скатилась с лестницы.
С Клавой Таисья успела разминуться.
Клава закрыла дверь квартиры и повернулась к Миле:
— Ну и ну! Вот это да! Какие, однако, тут у вас страсти кипят! А говорят, что в Петербурге люди сдержанные, воспитанные…
— Кто как…
— Слушай, а я тебя вот что хотела спросить: кто такой этот Аркаша с питбулем? Сосед, что ли? Из какой квартиры? Я это, на всякий случай, вдруг понадобится… очень полезное знакомство!
— Да нет никакого Аркадия. Это я в запале крикнула, чтобы ее припугнуть.
— А… ясно. Так что — и питбуля тоже нет?
— Само собой. Есть только чихуахуа на втором этаже. Правда, очень боевой.
— Ясно… Ты вообще как — в порядке? Может, тебе выпить надо, для снятия стресса?
— Только не это! — вскрикнула Мила, вспомнив, как они с Клавой напились в первый вечер знакомства.
— Да я же как лучше хотела… — обиженно проговорила Клава. — Не хочешь — не надо, я не навязываюсь… я тогда к себе пойду, у меня своих дел выше крыши!
— Ты только не обижайся! — крикнула ей вслед Мила, но Клава уже испарилась.
А Мила села за кухонный стол и задумалась.
После разговора… точнее, после скандала с золовкой она испытывала двойственное чувство.
Если Таисья не врет — а врать ей вроде ни к чему, — Павел не ушел от нее к другой женщине. Он это сказал по наущению той же Таисьи, чтобы ничего не объяснять ей, Миле. Сам же скрылся от каких-то своих неприятностей…
С одной стороны, это не так унизительно. Она — не несчастная брошенка, которую муж оставил, едва на горизонте появилась смазливая мордашка.
С другой стороны — это все равно неприятно. Если бы Павел любил ее, доверял ей — он обсудил бы свои неприятности с ней, а не с сестрой…
Хотя, конечно, он привык во всем полагаться на Таисью, советоваться с ней — ведь она его фактически воспитывала. И это она, Таисья, убедила его ничего не рассказывать жене, больше того — обмануть ее, чтобы та ни о чем не расспрашивала и не пыталась искать…
Вот же зараза! Разумеется, ей плевать, что ее, Милу, могли если не убить, то покалечить здорово. А что, не зря же эти двое влезли к ней ночью.
Мила стала мысленно перебирать все, что наговорила ей Таисья…
И тут вспомнила, как та потребовала что-то ей отдать.
«Отдай то, что он тебе оставил!»
А что он оставил ей?
Да ничего, кроме вконец испорченного настроения!
Теперь Мила вспоминала тот роковой вечер, вечер их несостоявшейся годовщины… вечер, который разделил всю ее жизнь на «до» и «после».
В тот вечер она пришла домой радостная, счастливая, в предвкушении праздника. Она ждала чудесного вечера, не сомневалась, что муж сделает ей дорогой подарок…
Подарок.
Мила вспомнила, что, не в силах дождаться, не в силах справиться с любопытством, она открыла его портфель и нашла там какой-то сверток, коробку, запакованную в бумагу…
Тут появился муж, и она от смущения, что он застал ее на «месте преступления», засунула этот сверток в корзину с грязным бельем, надеясь потом положить его на место.
А потом муж огорошил ее своими новостями, и она, разумеется, благополучно забыла про сверток…
Потом случилось столько всего, что она и не вспомнила про этот «подарок».
Но и муж, уходя, не заглянул в портфель, не проверил его содержимое…
Так, может, это и есть то, о чем говорила Таисья? То, что Павел ей оставил?
Во всяком случае, нужно проверить — на месте ли это…
Мила направилась в ванную комнату, разгребла груду грязного белья, машинально отметив, что пора бы запустить стирку…
И под грудой мужниных носков и трусов увидела тот самый сверток в желтоватой оберточной бумаге.
Сердце ее взволнованно забилось.
Что там такое?
Наверняка что-то очень важное — вон как Таисья волновалась, буквально выходила из себя, требуя это вернуть… Сказала, что от этого зависит жизнь Павла. А, наверняка снова все врет! Столько они ей врали,
