меняет?
— Это меняет все, — отрезает Олег.
Он поднимает футболку и протягивает мне.
Вот умом понимаю, что так правильно. Я — чужая невеста, и на самом деле не хочу изменять Марку, Раевский же — это просто наваждение, но задевает меня этот жест сильно. Прям за живое задевает.
Значит, племянница дяди Геры его не влечет?
Глупость, конечно: то, что выпирает у Раевского в паху, демонстрирует степень его возбуждения, но Олег уже взял себя в руки. Выхватываю футболку у него из рук.
Можно подумать, он боится моего дядю, и будь Герман Бергман криминальным авторитетом, я бы Олега поняла. Однако, дело в пресловутых правилах мужской дружбы. Интересно, что бы он сделал, если бы дядя позвонил мне после секса? Так же бы протянул мне футболку и указал на дверь?
Рывком натягиваю майку, она даже трещит в моих руках. Злорадно отмечаю сожаление во взгляде Олега, которым он провожает скрывающуюся от его взгляда грудь.
Звонок в дверь не дает сказать мне какую-нибудь гадость. Раевский разворачивается и идет открывать, и я слышу по разговору, что это курьер их экспресс-химчистки. Что ж, это знак.
Погладив на прощанье рыжий комочек, я иду в прихожую, молча забираю из рук Раевского свою куртку, сдергиваю с нее целлофан и напяливаю ее поверх Олеговской футболки.
— Вызывай такси, — сейчас я могу говорить только рубящими фразами. Иначе либо скачусь в скандал, либо зареву от неловкости и смущения.
— Эль, ты же понимаешь…
— Ни хрена я не понимаю, — рявкаю я. — Но так действительно будет лучше. Зато не надо будет переживать, что ты испортишь мне свадьбу, и не надо думать, как не нарваться на Лютаевскую месть, если я проболтаюсь, чья я родственница.
— Макс знал? — закипает Раевский, отрываясь от вбивания адреса в приложение.
— Какой сюрприз, не правда ли? — застегиваю молнию на ботинках с такой силой, что отрываю язычок на одной собачке.
Звук уведомления о подъезжающем такси еще раз говорит мне о том, что ко вселенной надо прислушиваться. Еще никогда ко мне такси не приезжало в течение двух минут. Надо уносить ноги и больше никогда не встречаться с Раевским. Это слишком губительно для меня во всех отношениях.
Злой Олег накидывает куртку и подхватывает мои кофры.
— Я сама справлюсь, — я тяну на себя сумки.
— Эля! — рявкает Олег. — Я сейчас готов всех убивать. Заткнись и дай мне вынести это к такси!
Молча отворачиваюсь и выхожу из квартиры. Так же молча я сажусь в такси, слежу за погрузкой аппаратуры личным полуголым рабом и не прощаясь захлопываю дверь.
Стоит нам только отъехать, оставляя позади Раевского, как на глаза наворачиваются злые жгучие слезы. И как я себя ни ругаю, как ни объясняю, что реветь не из-за чего, и все сложилось наилучшим образом, ничего не помогает.
Поэтому бабушка, заставшая меня, когда я затаскиваю на свою лестничную клетку кофры, сразу видит красный нос и опухшие глаза. Ба, правда, тоже выглядит не лучше. Очевидно, она не откладывает важные вещи в долгий ящик и уже побывала у косметолога. Об это говорят следы инъекций на лице и общий легкий отек.
— Детка, что случилось? — тревожится она, вглядываясь в мое расстроенное лицо. — Ты плакала?
— Меня бросили из-за другого мужчины, — говорю я правду и начинаю реветь в голос.
Глава 27. Осадочек остался
Ба хватается за сердце.
— Не может быть! Учительница музыки определенно была женщиной! Бедная Фаечка…
— Да не в Марке дело, — всхлипываю я.
— А в ком? — Роза Моисеевна подозрительно прищуривается. — В этом Тихуиле?
— Он не Тихон, он — Федорас, — поправляю ее я.
— Как есть Федорас! Мою деточку променять непонятно на что! — соглашается ба.
У меня начинается новый виток рыданий:
— На дядю Геру променял, — завываю я.
Побледневшая бабушка медленно выговаривает:
— Не так я Герочку воспитывала… То-то я все внуков от него не дождусь. Ну, ничего! Я из него дурь-то повыведу. Еще не поздно перевоспитать! Долго ли умеючи!
В этот момент за дверью Скворцовых происходит какое-то шуршание, и мы с ба напряженно смотрим в сторону их квартиры. Впрочем, Лешка не высовывается, и мы дружно переводим дыхание. И только решаем, что пронесло, как из-за двери с плохой звукоизоляцией доносится приглушенное:
— Мам, не! Это не сектанты, это Герман отбил жениха у рыжей!
— Да, когда ж они съедут? — ругается бабушка.
Шмыгая носом вношу рацпредложение:
— По-моему, проще скинуться им на нормальную дверь.
— Проще не лучше, — пошли-ка домой, расскажешь мне, как это у тебя вдруг все так получилось. И у Герочки. Кошмар какой! Мне нужен чай на успокаивающих травах!
Мне в общем-то тоже не помешает бабушкин чай «на травах». И вот вроде дядя Гера — корень моих проблем, но родня же, жалко.
— Ба, ты не так поняла, дядя Гера не того… — начинаю я сквозь икоту.
— Вот и пояснишь заодно, пока я не слегла от твоих новостей, — тянет она меня за куртку. Да я особо и не сопротивляюсь.
Но для начала я закидываю свои сумищи домой к себе, попутно оглядывая с неизбывной тоской коробки и ящике стоящие вдоль всего коридора. Ну, хотя бы на них остались метки с датами доставки. И быстренько захлопывая дверь, иду к бабушке.
Бабушка же уже облачилась в домашний наряд и шуршит по кухне. Я с интересом смотрю на следы процедур на ее лице:
— А тебе «травы» вообще можно после инъекций? Не разнесет? — интересуюсь я.
Ба отвечает мне демонстративным оглядываем мужской футболки на мне:
— А тебе чужие майки можно после помолвки? Не разнесет? — подкалывает она.
Уела.
— Помолвка так и не случилась, ты же помнишь. По крайней мере, та, которая с кольцом, — вяло защищаюсь я, подставляя чашку.
Роза Моисеевна окидывает меня опытным взглядом и отставляет заварочник. Она бодро булькает мне в чашку сразу бальзамчик. Цапаю бутылочку и присвистываю: сорок пять градусов.
— Пей давай, — командует она, наводя себе свой обычный чай.
Зажмурившись, заливаю в себя жижу и передергиваюсь. Вот, вроде и приятное послевкусие есть, но все равно — гадость!
— Рассказывай! — поступает новый приказ.
И я как на духу, исключив особенно яркие детали моего общения с Раевским, исповедуюсь ба. Роза Моисеевна слушает молча, не перебивает, вопросов не задает, только свой чаек отхлебывает.
— Ну и, короче, он мне заявил, что это все меняет, — завершаю я недлинную повесть.
— А чего сразу мне не рассказала? Мужик какой-то, подвез из ресторана…
— Как чего? Ты у нас борец за обликом орале, — бубню я.
Ба хмыкает:
— Ну я ж не всегда
