виде их попыталась было просто удрать с боевого поста, но Дагвард решительно преградил ей путь.
— Ну куда же Вы? — невинно спросил он Еву. Та молча посмотрела испепеляющим взглядом.
— Я надеялась, что вы наконец-то оставите нас в покое, — сказала она, звеня слезой в голосе.
— Ни в коем случае! — Рек сделал серьёзное лицо. — На вашем заводе так тихо, — повторил он.
— Вы действительно так горячо поддерживаете своего нового босса? — вступил в разговор Лахэд, — Или все же старый вам нравился больше?
— Это принципиальный вопрос? — спросила она удивлённо, — Разве это имеет отношение к делу?
— Допустим, имеет. И не отговаривайтесь тем, что это — ваша личная жизнь. — ответил Лахэд, — Нам известно, что старый владелец и его сын… скажем так… не ладили. И первое, что сделал наследник после вступления в права владения, — это уволил весь старый управляющий персонал. Кроме Вас. Вас он оставил. Как Вы думаете, почему?
— Ну, допустим, я его устраиваю. Как работник. Сейчас я одна вполне справляюсь с обязанностями, которые до этого были разделены на нескольких человек. Ну и.… это действительно моя личная жизнь, — возмутилась она, — Почему это вас так интересует?
— Потому, что вы мне нравитесь, — вдруг сказал Рек.
Она метнула на него ещё один испепеляющий взгляд.
— Это что, полицейский ход? Рассчитываете, что я растаю и сразу выложу вам всё, что вас интересует?
— А есть что выкладывать? — невинно поинтересовался Рек.
— Так что Ваш шеф? — не отставал Лахэд, — Он регулярно платит Вам зарплату? Вы говорите, что он возложил на Вас обязанности нескольких человек. А зарплату он Вам повысил?
— Послушайте, вы… мужланы! Оставьте меня в покое! Мне нужно работать!
Она попыталась было снова вырваться из кабинета, но Рек и Лахэд стояли стеной.
— Вы… вы…
— Ну мы. Дальше что? — Рек явно был намерен отыграться за прошлый раз.
— Так что Ваш босс? — продолжал гнуть своё Лахэд, — У Вас с ним роман?
— Какое вам дело? — она уже готова была разрыдаться от злости.
— Не обижайтесь, — примирительно сказал Рек, — Он сказал то, что думал. А Вы действительно мне нравитесь. И мне стало интересно, чем может привлекать такой странный и.… немолодой человек, как этот Бремер. Деньгами? Связями?
— Да что вы в этом понимаете⁈ Вы… вы…
— Ещё скажите, что у вас действительно роман и Вы влюблены в своего босса. Ни за что не поверю.
— Я не стану говорить на эту тему. Я имею право молчать!
— Ваше право, — признал Рек. — Я хочу понять, почему вы его так выгораживаете.
— А почему я должна верить в этот бред, который вы тут несёте?
— Бред? — переспросил Лахэд, — В городе полный хаос, машины нападают на людей, а на заводе вашего Бремера тишь да гладь. Да и он, если верить Вашим словам, за Вас искренне переживает. И Вы полагаете, что у меня нет оснований удивляться вашей стойкой верности своему шефу?
— Это чушь! Если кто-то поддерживает у себя на производстве порядок — это не означает, что он злоумышленник. Мой шеф — программист. И он в состоянии уследить за тем, что у него делается. Что же до моей личной к нему привязанности… Её нет. Просто он мой босс. И мне нравится моя работа. Я дорожу местом, вы понимаете?
Она не выдержала и разрыдалась.
— Оставьте меня в покое! Я.… мне надо работать… А вы…
Ева переживала не столько из-за своего шефа, которому действительно строила глазки, сколько из-за собственных скелетов в шкафу. Ей было что скрывать. И сейчас скелеты вновь зашевелились, застучали костями. А что если эти мужланы из полиции, и этот журналюга, который заявился вслед за ними, что-то раскопали про неё, Еву? Что, если кому-то стало известно…
Всё своё детство, едва начав что-то понимать в этой жизни, отрочество и раннюю юность, почти всю свою недолгую жизнь, она мечтала вырваться из этого проклятого места. Из гетто, в котором жили укры, добровольно выбравшие изгнание с Земли и заточение в городе под куполом. Её родители погибли во время очередного «майдана», а самой Еве лишь чудом удалось бежать. Кто-то из соседей сказал, что её родители и брат были сторонниками свергнутого гетьмана, что и послужило причиной расправы. На самом деле родители политикой не интересовались вообще. Обычные работяги, пытающиеся заработать на жизнь и как-то свести концы с концами. Их вообще почти ничего не интересовало, кроме работы. Отец приходил домой поздно вечером, выпивал за ужином стопку горилки, или кружку пива, съедал приготовленную матерью еду и садился смотреть визор. И так повторялось каждый день. Иногда спрашивал у детей — Евы и брата, как дела в школе. Но вряд ли его это действительно интересовало. Изредка, по выходным, они всей семьёй выбирались 'в город", как это называли родители. Ходили в кино, или в парк аттракционов, где Еве с братом обычно предлагался непростой выбор — съесть мороженое или прокатиться на карусели. Лишних денег в семье не было и отец искренне возмущался и недоумевал, как это можно тратить их на ерунду, на какие-то развлечения? Поэтому обычно они просто глазели, как развлекаются другие. Как едят сладкую вату и мороженое, катаются не только на каруселях, но и вообще на любых аттракционах. И Евуся, глядя на чужой праздник жизни, отчаянно мечтала, что когда-нибудь и она так сможет. Сможет позволить себе и карусели, и мороженого сколько хочешь, и целую гору конфет и сладкой ваты… Только мать иногда украдкой совала ей в кулачок деньги, чтобы она могла купить себе что-нибудь. Любовь её выражалась в этом, да ещё в том, что она никогда не била своих детей. Только бы вырваться отсюда, из постылого гетто, где дни похожи один на другой… Так что смерть родителей от рук пьяных отморозков она восприняла, в том числе, и как шанс изменить свою жизнь. А тут не только полиция интересуется делами на заводе но и ещё один настырный типчик нарисовался — не сотрёшь, по имени Кевин Макнамара. Неужели сын? И тоже очень интересовался делами на заводе. И личностью босса. Но не в связи с «бунтом машин», а больше деятельностью самого завода. Куда и кому поставляется продукция? Много ли заказов? Словом, пытался выудить конфиденциальную
