всегда на том, а мы — на этом.
— Но вы знаете, кто — или же что — она такое?
Отец Питера отвинтил крышечку миниатюрной, из дьюти-фри, бутылочки «Джим Бима». Осталась от полета из Торонто в Портланд, штат Мэн, где они встречались с Фоллоузом. Сделал глоток.
— Если спуститься к реке, ее можно увидеть. Она спит на поляне под так называемым дольменом, который выглядит как доисторический… сарай. Каменное укрытие практически без стен. А там она… малютка с букетом цветов.
Питер подался вперед и задал вопрос, на который не осмелился Кристиан:
— В каком смысле, пап? В смысле, малютка, как в первом классе, или в смысле, малютка — первый класс!
Кристиан фыркнул. Вот что еще привлекало его в дружбе с Питером — было кому сказать или сделать за него то, что воспитанному мальчику говорить и делать не положено.
— И что, по-вашему, может случиться, если кто-то пересечет реку и поглядит на нее? — поинтересовался Фоллоуз.
— Об этом даже в шутку не стоит. Помните ваши слова про охоту на динозавров?
— Конечно. Я сказал, что буду осторожен, бабочек обещаю не топтать. Это из рассказа Рэя…
— Да знаю я рассказ. Его все знают. Так вот, переход через реку — та же бабочка. Так что мы сидим в холмах. По нашу сторону реки.
Стоктон раздраженно включил радио и крутил настройки, пока не нашел кантри. Голос Эрика Черча едва пробивался сквозь шорох и писк.
Питер считал, что Фоллоуз — самый крутой из друзей отца. Питеру хотелось знать, как тот убивал людей на войне, — вот как это: воткнуть нож в живого человека? Питер читал о солдатах, которые убивали врагов, а потом насиловали их жен и дочерей. Питеру казалось, это весьма стоящий повод завербоваться в армию.
Он как раз мечтал об армии, когда они подъехали к подобию военной базы — дорогу перегораживал автоматический шлагбаум, а по обе стороны от него высилась изгородь высотой футов в десять, увитая проволокой. Фоллоуз опустил водительское окно. Отец перегнулся через него и отсалютовал глазку камеры. Шлагбаум поднялся. Машина въехала на территорию.
— Чарн забыл оборудовать пулеметное гнездо, — заметил Фоллоуз.
— Его просто не видно. — Отец рыгнул, докончив бутылочку «Бима», и пустил ее кататься по полу машины.
Вытащив из автомобиля сумки, они пересекли широкий двор, раскинувшийся вокруг дома. В доме обнаружилась миссис Чарн — невысокая, плотная, косолапая, она ни разу не взглянула гостям в лицо, предпочитая изучать собственный пол. Самым забавным в ее внешности оказалась огромная, красная, как пупок, бородавка под правым глазом.
По ее словам, мистера Чарна не стоило ждать до вечера, но она счастлива принять постояльцев. Как пахнет в доме, Питеру не понравилось — старыми книгами, пыльными шторами, плесенью. В полу недоставало досок. Дверные проемы за века (неужели и впрямь века?) осели, многие покосились, и абсолютно все были слишком низкими для людей двадцать первого века. Спальни располагались на втором этаже: небольшие чистые комнатки с бугристыми односпальными кроватями, простой мебелью и декоративными ночными горшками.
— Я надеюсь, что они декоративные, — заметил Стоктон, когда Питер пнул один из горшков ногой.
— Да вы шутник, мистер Стоктон, — отозвался Кристиан.
Чем дальше, тем больше Питер мрачнел. В туалете на втором этаже стоял бачок с цепочкой, и когда Питер откинул крышку унитаза, из него выбежал паук-косиножка.
— Пап, — прошептал Питер трагическим голосом. — Это же хлев какой-то!
— Казалось бы, при доходе в миллионы долларов… — начал Фоллоуз.
— Дом останется таким, какой он есть, — закончила миссис Чарн из-за его спины. Если она и слышала, как ее жилище сравнили с хлевом, голосом этого никак не выдала. — Ни одну дверь не перевесим. Ни один кирпич не переложим. Муж не знает, почему дверца открывается в то, другое место, и не хочет ничего менять, чтобы она не прекратила туда открываться.
Питер молча раздавил паука, пробежавшегося по носку одной из его туфель «Гуччи».
Достигнув цели путешествия, он, однако же, приободрился. В охотничьей комнате был накрыт массивный стол. При виде чучел на стенах в животе у Питера забавно екнуло — острый укол желания, сходный с тем, что он чувствовал, когда решался поцеловать девчонку.
Питер и Кристиан побрели вдоль стен, рассматривая лица с застывшим на них выражением ужаса. Все чучела носили хипстерские бородки, и, если отвлечься от рогов, можно было вообразить, что мистер Чарн расстрелял известную шоколадную мастерскую в Бруклине. Питер остановился около одного чучела — блондина с нежными, словно у эльфа или девушки, чертами лица и растрепал его шевелюру.
— Похоже, мы нашли твоего настоящего папочку, Кристиан, — заметил он.
Тот в ответ показал ему средний палец, но, будучи паинькой, сделал это за спиной, так что никто другой ничего не заметил.
В благоговейном молчании они обозрели циклопа, затем перешли к паре серокожих орков, чьи уши были утыканы медными серьгами, а вываленные языки лиловели, точно баклажаны. Один из орков торчал из стены по пояс, и Питер тайком от отца изобразил, будто трахает его в рот. Кристиан невольно фыркнул, хотя лоб его от волнения покрылся испариной.
На первое подали гороховый суп, похожий на блевотину одержимой девчонки из фильма «Изгоняющий дьявола». Впрочем, суп был горячим и соленым, и Питер сам не заметил, как выхлебал свою порцию. Главным блюдом оказалась жареная баранья нога — хрустящая, в пузырьках кипящего жира. Питер отрывал длинные, истекающие соком полосы мяса — такой вкуснятины он в жизни не ел. А вот Кристиан лишь потыкал свой кусок вилкой. Питер знал, что у друга чувствительный, слабый желудок. Его часто тошнило — в первый день учебы или накануне серьезного экзамена.
Миссис Чарн тоже это заметила.
— Да, тут у некоторых бывает, у особо впечатлительных. Голова кружится. Тем более перед равноденствием.
— Чувствую себя раздавленной мухой, — пожаловался Кристиан. Язык у него заплетался, как у впервые нализавшегося подростка.
На другом конце стола Фоллоуз скармливал куски баранины трем терьерам Чарна, которые возились подле его ног.
— Вы так и не сказали нам, чем занят мистер Чарн.
— У таксидермиста, — объяснила миссис Чарн. — Новеньких набивают.
— Простите! — промычал Кристиан, вскочил, оттолкнув стул, и выбежал через вращающуюся дверь.
В кухне его вывернуло. Прежде звуки и запахи рвоты выводили Питера из себя, однако, прожив рядом с Кристианом четыре года, он понял, что и к этому можно привыкнуть, и спокойно положил себе еще лепешек.
— Меня в первый раз тоже мутило, — поделился Стоктон, возбужденно подталкивая Питера локтем. — Придет в себя, как только доберемся до места. Просто устал от ожидания. Завтра будет голоден как
