– Пока нужно оправдание…, – повторяла девушка, – но это пока…, – оказавшись в Блетчли-парке, Лаура научилась стрелять и водить машину. Она и сама не знала, зачем это делает. Ей хотелось забыть о случившемся в Японии. В донесениях из Токио, она, все равно, искала имя Наримуне. Графа назначили послом по особым поручениям в Швецию. Ходили слухи о его помолвке со старшей дочерью императора. Нарочито аккуратно, убрав радиограмму, Лаура заставила себя не думать о его темных глазах. Сын снился ей, почти каждую ночь. Мальчик лежал в ее руках, в маленькой, вязаной, белой шапочке, он сопел, прижимаясь к груди. Лаура просыпалась, глотая слезы:
– Пусть он будет счастлив. Наримуне скажет ему, что я умерла. Его другая женщина воспитает, дочь императора. Пусть будет счастлив…, – она никому не сказала о ребенке, даже отцу, но призналась, что работает в секретной службе, Джованни вздохнул:
– Я в армии был, дорогая моя, в разведке, с дядей Джоном. Я понимаю, что это такое…., – он поцеловал дочь куда-то в затылок:
– Ты не рискуй, милая. И побудь дома, я по тебе скучаю…, – в Блетчли-парке было примерно столько же риска, сколько в монастыре:
– И жизнь у нас такая же…, – Лаура, допив чай, закурила папиросу, – два года, как ничего не случалось. С тех пор, как меня Наримуне в санаторий отвез. Маленькому полтора года исполнилось. Он ходит, говорит…, – в день рождения сына Лаура, в Бромтонской оратории, поставила свечу перед статуей Мадонны:
– Позаботься о мальчике, пожалуйста…., – приехав из Токио, на исповеди, она сказала священнику, что оставила ребенка отцу. Ее похвалили за то, что она не совершила, как выразился святой отец, страшный, к несчастью, распространенный грех. Выйдя из кабинки для исповедей, Лаура расплакалась:
– Мужчина не поймет, никогда. Мне и поговорить не с кем…, – она избегала ездить в Банбери. В замке на Рождество, увидев Уильяма, в руках у Тони, услышав младенческий плач, Лаура едва устояла на ногах. Смотря на белокурую голову мальчика, она вспоминала своего ребенка. Отговорившись работой, Лаура уехала в Лондон на следующий день после праздника.
– И Констанца погибла…, – она потушила сигарету:
– Бедный Стивен, он из Шотландии и не приезжает. Он летать пойдет, если война начнется. Когда начнется…, – поправила себя Лаура. На совещаниях она старалась не смотреть в сторону кузена Джона. Она видела счастливое лицо графа Хантингтона, после отлучек:
– Наверное, ухаживает за кем-то…, – поняла девушка, – ему двадцать четыре исполнилось. Тони двадцать один, у нее ребенок. А я…, – Лаура, решительно, поднялась: «Думай о работе». Отец давно обещал приехать первого сентября и провести с ней субботу, выходной Лауры.
– Сейчас долго не будет выходных…, – оправив твидовый жакет, она пошла в дамскую умывальную комнату, на перроне. В зеркале отражалась усталая женщина, лет тридцати. Лаура заметила морщинки под темными глазами.
Утром, из Блетчли-парка, она позвонила отцу. Девушка хотела отменить визит, сейчас речи о выходных и не шло. Мензес отпустил ее, с машиной, на два часа. Надо было сидеть над польскими материалами, поступавшими каждые десять минут. Лаура не застала Джованни ни дома, на Брук-стрит, ни в музее:
– Питера сегодня выпускают, – вспомнила девушка, – какой он смелый…, – герцог все рассказал молодежи в замке, на Рождество:
– Но в тюрьму тетя Юджиния поедет. Папа говорил, она привезла дядю Джона в город, на Ганновер-сквер. И Маленький Джон в Лондон отправился. Может быть, папа решит меня не навещать. Он слышал о войне, все слышали. Хотя здесь спокойно…, – Лаура оглядела матерей с детьми, юношей с велосипедами, пожилых женщин, в шляпках, ждущих местного поезда.
Локомотив засвистел, ветер растрепал небрежно уложенные волосы Лауры:
– Неудобно, папе тяжело ездить…, – заспешив к вагону, она услышала знакомый голос:
– Возьми ящик, я сегодня с утра в Сохо побывал…, – проводник вынес на перрон деревянный ящик с эмблемами итальянской гастрономической лавки. Джованни, с костылем, ловко спустился на перрон. Он поцеловал дочь:
– Бресаола, сыры, оливки, ветчина, салями, панеттоне, марсала. Канноли сегодня надо съесть, они долго не лежат. Кофе, сигареты…, – вдохнув запах ландыша, он пожал дочери руку:
– Я все знаю, милая. В восемь утра по радио сообщили. Я завтрак готовил…, – ящик унесли к машине Лауры. Отец щелкнул зажигалкой:
– Два часа до обратного поезда. Сможешь со мной пообедать? – он указал в сторону «Льва и Дракона», на станционной площади.
– У них пирог с почками, – Лаура хихикнула, – а не флорентийская говядина, папа…., – она остановилась: «Ты приехал просто, чтобы увидеть меня?»
– Разумеется, – удивился Джованни, подтолкнув ее к выходу:
– Пошли, я проголодался и съем даже пирог. Я хотел удостовериться, что у тебя все в порядке, милая. Не по телефону…, – добавил он, выходя со станции.
Носильщики грузили ящик в багажник машины дочери. На остановке деревенского автобуса, скопилась небольшая очередь. На щите висело объявление: «Благотворительный базар и ярмарка, в субботу, 2 сентября».
Вспомнив грязь окопов, под Ипром, грохот артиллерии, вой снарядов, Джованни заставил себя не ежиться. Взяв дочь под руку, он оборвал себя:
– О подобном и вовсе говорить не след. Ничего не решено…, – они прошли в сад, на заднем дворе паба. Джованни опустился на скамью:
– Тебе спиртного нельзя, – он подмигнул дочери, – ты на службе. Выпьешь лимонада с лопухами…, – девушка улыбалась:
– Слава Богу, развеселил ее. Я испугался, когда в окне вагона ее заметил. Впрочем, она и не ложилась сегодня, наверное. Бедный ребенок…, – Джованни стащил у дочери сигарету:
– У меня выходной, и я могу себе позволить эль.
Жаворонок, летавший над зеленой травой сада, что-то щебетал. Дочь, смеясь, рассказывала о жизни в Блетчли-парке, а Джованни думал:
– Не сейчас. Когда все будет оформлено, все готово…, – отпив темного эля, он блаженно закрыл глаза.
База королевских ВВС Бриз-Нортон
Одинокий истребитель Supermarine Spitfire разрезал высокое, голубое, без единого облачка небо, над ровными рядами новых самолетов Hawker Hurricane, выстроившихся на аэродроме. Дежурный по части, приставив к глазам ладонь, присвистнул: «Вот это да!». На борту истребителя красовались шестнадцать черных, четких силуэтов птиц и одна пятиконечная, красная звезда. Самолет выполнял переворот Иммельмана. Едва закончив маневр, истребитель рванулся вверх, в петлю Пегу.
– Петлю раньше называли мертвой…, – усмехнулся пожилой мужчина, в форме маршала авиации, – считалось, что летчик не мог выжить. У русских она называется петлей Нестерова…, – он обернулся к офицерам: «Майор Кроу летает с большевистской звездой?»
Командир тридцать второго королевского эскадрона пожал плечами:
– Майора Кроу спас русский летчик, в Испании. Майор тогда решил провести очередной отпуск на Средиземном море…, – торопливо добавил полковник. Самолет закончил петлю, поднявшись еще выше, став черной точкой в безоблачном небе.
– И заодно сбить шестнадцать самолетов…, – маршал Чарльз Портал сняв фуражку, почесал голову. Офицеры, почтительно, молчали. Портал провел утро в Лондоне, на заседании высшего командования армии, военного флота и авиации. По данным, поступавшим из Блетчли-парка, незадолго до пяти утра, Люфтваффе снесло с земли город Велюнь. В бомбардировке погибло в два раза больше гражданских лиц, чем в Гернике, в Испании. За всю историю авиационных налетов подобного никогда еще не случалось.
Войска рейха продвигались на территорию Польши с запада, с севера, со стороны Восточной Пруссии, и с юга, где вермахту помогали словаки. Оставался восток, но все участники заседания понимали, что Сталин не заставит себя долго ждать. Британия и Франция пока молчали. Из Уайтхолла сообщили, что кабинет министров, как выразились по телефону, обсуждает вопрос.
Портал вспомнил:
– Герцог Экзетер два года назад говорил, что не миновать войны. Он болеет, при смерти. Французы прислали телеграмму, что не могут ничего сделать, до завтрашнего заседания парламента. В шесть вечера Палата Общин собирается…, – генералы боялись, что Чемберлен, однажды пойдя на сделку с Гитлером, в Мюнхене, опять настоит на политике невмешательства:
– Хватит, – разозлился Портал, – нужен ультиматум. Если Гитлер, в течение суток, не выведет войска с территории суверенного государства, мы приступим к выполнению обязательств союзников Польши…, – обязательствами было объявление войны Германии.
Офицеры, вокруг Портала, не знали о секретной договоренности, существующей на случай войны. Британия, по соглашению с Францией, перемещала бомбардировщики на континентальные аэродромы, ближе к немецкой границе. Неделю назад министр авиации, Кингсли Вуд, подписал распоряжение о создании штурмового эскадрона особого назначения. Генералы хотели начать перегонять самолеты через пролив завтра, не дожидаясь формального объявления войны.
