class="p1">Ватин нахмурился и взглянул на меня. На его лицо упал отсвет от жаровни, придав глазам золотистый блеск. Впрочем, странный оттенок пропал, как только друг повернул голову.
– А что случилось? Что не так?
– Расстраиваюсь, что не могу продвинуться с плетениями. – Покосившись на стоящую рядом Арам, я продолжил, аккуратно подбирая слова: – Изо всех сил пытаюсь овладеть… э-э-э… хотя бы еще одной парой формул, однако пока безуспешно.
Ватин сдвинул брови и бросил на меня сочувственный взгляд:
– Понимаю твое уныние. Мне самому потребовалось много времени, чтобы правильно настроить мышление. Так или иначе, ты уже проявил свои способности в истории с Наг-лохом. Надеюсь, все получится. Кроме того, Радхивани – вечер магический. Возможно, ты преуспеешь прямо сегодня. – Ватин улыбнулся, и в его глазах вновь появился золотистый отблеск.
Не дожидаясь ответа, он задрал голову к небу. Я проследил за его взглядом: вокруг луны появилась легчайшая, скрадывающая серебристый свет дымка.
– Интересно, почтит она нас сегодня своим присутствием? – вздохнул друг. – Ведь каждый раз появляется… – Похоже, обращался он сам к себе.
– О чем ты, риши Врук? – переспросила Арам, приложив ладошку к уху.
– Нет, ничего. Ничего. Так, разговариваю сам с собой. Стариковское брюзжание, только и всего.
По его лицу промелькнула легкая улыбка, и его рука легла мне на плечо – словно отец подбадривает сына:
– Выбрось сегодня все из головы, джи-а? Пусть мозги отдохнут от плетений. Прорыв случается тогда, когда о нем не думаешь. Иногда лучше сосредоточиться на чувствах, а не на мыслях, запомни.
– Спасибо, Ватин.
Арам слегка напряглась от такой фамильярности, однако Мастер лишь кивнул и отошел в сторону.
– А я-то думаю – чего это он постоянно приходит на помощь и вытаскивает твою оскверненную задницу из огня? – раздался за спиной голос, заставивший меня обернуться.
С удовольствием забыл бы его навсегда.
Совсем рядом стоял Нихам с двумя дружками – Талибом и Калби. Впрочем, в глаза я ему смотрел недолго – мой взгляд упал на посох в руках Калби и на котенка, которого держал за шкирку Талиб. Пустой мешок валялся у ног троицы. Талиб протянул малыша Нихаму.
Шола громко запротестовал против грубого обращения и ударил Нихама коготками по руке. Тот взвизгнул при виде появившейся на коже капельки крови и отпрянул:
– Эта мразь меня поцарапала!
Он выхватил кота из рук приятеля. В желудке у меня стало горячо, словно туда сыпанули тлеющего угля, а в груди, наоборот, образовалась холодная пустота, подкралась к сердцу.
– Пожалуйста, не надо…
– Что-что? – бросил на приятелей недоверчивый взгляд Нихам, держа кота на вытянутой руке. – Вы его слышали?
Талиб и Калби заржали.
Арам подняла руки, пытаясь утихомирить троицу:
– Нихам, отпусти котенка. Это ведь не смешно, будут неприятности, а оно того не стоит. Вы грызетесь почти целый год. Мастера уже устали от ваших ссор, так больше не может…
– Когда я захочу услышать твое мнение, отродье мелкого торговца, обязательно его спрошу. Даже заплачу тебе, чтобы ты высказала свои ценные мысли. А пока – заткнись. – Нихам взглянул на одного из своих прихвостней: – Какое там положено наказание за содержание животных без разрешения?
– Во-первых, саму тварь вышвырнут из Ашрама, – широко ухмыльнулся Талиб, – во-вторых, ученика оштрафуют. Если животное представляет собой опасность, его умертвят. Эй, Нихам, разве ублюдок только что тебя не поцарапал?
Яма-ловушка, в которую я угодил, становилась все глубже. Холод пробрал меня до костей. Огонь в животе разгорался, и я ощутил в горле едкий, угрожающий его разъесть привкус.
– Не смейте… – хрипло каркнул я и огляделся.
За помощью обратиться не к кому…
Ученики проходили мимо, не придавая никакого значения разыгравшейся сцене – были поглощены фейерверками и безделушками на лотках. Несколько человек обратили на нашу группу внимание, однако решили не вмешиваться и быстренько ретировались, зная, что встревать в наши с Нихамом распри – себе дороже.
Мог ли я их винить?
Послышался гулкий раскат, и металлические колонны выбросили в воздух сверкающие снопы искр, полыхнули радугой разноцветного огня. Мечта любого ребенка… Люди закричали, заахали, и все остальные звуки потонули в общем шуме.
Я снова оглянулся. На нас из темноты смотрела одинокая пара глаз.
Ватин! Он стоял не так далеко, бросая взгляды то на нас, то на небо. Облачная пелена рассеялась, и полная луна висела прямо над нашими головами – бледная, серебристая, словно жемчужина. Ватин отвернулся и уставился вверх, лишив меня последней надежды на помощь.
– Ну что, Оскверненный… Полагаю, я должен сейчас кое-что сделать. На самом деле – оказать тебе услугу. Разве должен плетущий сам отвлекаться на такие неприятные мелочи? Видишь, животное опасно – меня оно уже поранило. Кто знает, что взбредет в голову этой твари, когда она подрастет? – Он поднес извивающееся тело котенка к жаровне.
У меня внутри полыхнуло, происходящее словно на миг утратило значение. Сама собой свернулась ткань разума, появилась горящая свеча, и все же грани оставались темными и пустыми, как ночное небо.
Раздался резкий звук – будто бы треснуло сломанное дерево.
Я перевел взгляд на Калби. Тот швырнул посох – посох плетущего, мою детскую мечту – на землю и ударом ноги переломил его пополам.
Тлеющий в сердце уголек разгорелся ярче, росла и образовавшаяся в груди холодная дыра. Пустота и огонь стремились завладеть моим существом.
Я с мольбой взглянул на Ватина. Помоги…
Тот уставился на меня золотыми глазами, ничем не отличающимися от слитков драгоценного металла. Точь-в точь как у погубившего театральную семью демона. В лице риши не осталось ничего от Ватина – наставника, рекомендателя, Мастера философии. Друг исчез, растворился. Его взгляд сверкал жестокостью и ненасытным голодом, которые я видел лишь раз. Черты его лица напомнили мне волка. На этот раз он не отвернулся.
Коли…
Все это время он был рядом.
Неужто я побудил его отправиться в Ампур, рассказав о своей теории? Или это он заманил меня в горы?
Меня охватил холод, сердце дрогнуло и застыло.
– Как думаешь, сколько жизней у этой твари? – Нихам разжал руку, удерживающую котенка над жаровней.
– Нет!
Во мне что-то сломалось. Значок выскользнул из руки, упал на землю и разбился. Я тоже разлетелся на мелкие осколки.
Вокруг и внутри меня пылал огонь. Горящая свеча угасла, затем снова вспыхнула, родив могучее пламя, заполонившее все мое существо и отразившееся в каждой грани.
Я с криком бросился к жаровне:
– Вент – это раз, Эрн – это два. Связываю тебя плетением, огонь! Разлейся, пылай!
И огонь подчинился.
Я видел его, любовался оранжевым сиянием с кровавыми прожилками, чувствовал его.
Из меня вырвался
