Только тогда считал вопрос исчерпанным.
В своей работе Ставка всецело опиралась на слаженный аппарат Генштаба. Без участия этого большого высококвалифицированного аппарата Ставка не принимала ни одного серьезного решения. В самые трудные дни 1941 года в Ставке, как правило, можно было встретить начальника Генерального штаба вместе с ответственными оперативными работниками. Начальник Генштаба являлся и докладчиком, и основным советником Верховного Главнокомандующего. На основании сведений с фронтов, анализа событий он составлял свой доклад.
Как я уже заметил, Ставка в полном составе, кажется, никогда не собиралась. И. В. Сталин предпочитал советоваться в первую очередь с теми военачальниками, которые непосредственно принимали участие в подготовке той или иной операции или на которых было возложено выполнение директивы Ставки. В войну дорога каждая минута, и часто оперативные вопросы требуют срочного решения. Проводить многолюдные совещания не было ни возможности, ни нужды.
За одним столом с военачальниками на совещаниях в Ставке или ГКО обсуждали вопросы руководители партии и правительства, наркомы различных отраслей промышленности, директора крупных заводов.
Сражалась вся страна, весь народ. Наркоматы авиационной, танковой промышленности, вооружения и боеприпасов, да и другие промышленные отрасли были своего рода трудовыми фронтами со своими командирами и бойцами.
Припоминаю послевоенные беседы с бывшими наркомами И. Ф. Тевосяном, В. А. Малышевым, А. И. Шахуриным, И. И. Носенко.
– А ведь на заводах, пожалуй, было не легче, чем на фронте, – заметил однажды В. А. Малышев.
Действительно, для любой крупной задуманной Ставкой или командованием операции – наступательной или оборонительной – надо было поставить фронту самолеты, танки, корабли, боеприпасы, продовольствие, обмундирование – всего не перечислишь.
Решая одновременно военные и хозяйственные задачи, Ставка и ГКО как бы сливались в единый государственный орган – гибкий, оперативный, быстро реагирующий на обстановку. Бывая у Верховного Главнокомандующего по вопросам оперативным, я почти всегда встречался с представителями ГКО. Они часто присутствовали при обсуждении крупных военных операций и докладывали о степени подготовки промышленности к задуманным планам. Помню, нередко сразу тут же принимались решения по оборонным наркоматам.
И. В. Сталин при решении важных вопросов имел обыкновение вызывать непосредственных исполнителей, знакомиться с их точкой зрения. Кстати, посоветовавшись с людьми, он любил принятое решение оформить тут же, в их присутствии, диктуя содержание будущего документа начальнику Генштаба или Поскребышеву.
Из военных чаще всего у Верховного бывали командующие фронтами и армиями. Но несколько раз в Ставке я видел рядовых – летчиков, танкистов, артиллеристов: Сталин допытывался, как они относятся к новым образцам оружия, поступающим на фронт.
Мне довелось много беседовать с А. М. Василевским, который, пожалуй, чаще других встречался с Верховным Главнокомандующим во время разработки и осуществления крупнейших наступательных операций наших войск.
Александр Михайлович подтверждает, что Верховный Главнокомандующий в его присутствии вызывал для рассмотрения того или иного вопроса руководителей с фронтов и из тыла. В приемной Верховного можно было встретить наркомов и директоров заводов, на которых возлагались ответственные задачи по выполнению заданий ГКО и Ставки. Сталин всегда требовал исчерпывающих сведений по любому обсуждающемуся вопросу и не упускал случая воспользоваться советом этих товарищей.
Мне, как моряку, хочется добавить, что Сталин внимательно следил и за обстановкой на флотах. Он не раз вызывал меня для уточнения флотских вопросов, когда я испрашивал разрешения на проведение той или иной крупной операции на море. Часто он требовал от меня обстоятельного доклада, когда шли конвои в Мурманск и Архангельск, когда принимались в Англии и переводились в наши базы принятые в счет итальянского трофейного флота английские и американские корабли, или думал о судьбе Балтийского флота, когда в сентябре 1941 года положение в Питере было очень серьезным. Таких примеров можно привести множество.
На одной встрече с читателями меня спросили: «Верно ли, будто И. В. Сталин не любил, когда ему возражали?». Как можно было ответить коротким «да» или «нет»? Иногда Сталин действительно не терпел возражений. Но во многих случаях терпеливо выслушивал их, и люди, имевшие свою точку зрения, нередко даже нравились ему. Таково не только мое мнение. В апреле 1968 года мне довелось беседовать на эту тему с маршалом К. К. Рокоссовским. Он прямо сказал:
– Если мне удавалось обосновать свою точку зрения, Сталин всегда соглашался со мной.
Конечно, случалось, что Сталин прерывал докладчика, даже очень резко. Но это бывало, когда ему казалось, что тот плохо знает суть вопроса. Сталин любил доклады обоснованные, убедительные, продуманные.
Работал Сталин много. И в редкие минуты отдыха он не мог обойтись без дела. Иногда разговор в служебном кабинете затягивался. Он смотрел на часы:
– Пора ужинать. Прошу ко мне.
Его квартира находилась в том же здании в Кремле, где и рабочий кабинет. Сам он обычно пользовался внутренним ходом, а мы спускались к вешалке, одевались и входили в квартиру через арку со двора.
Вспоминаю, с каким любопытством я впервые поднимался по ковровой дорожке красного цвета на второй этаж. Я и не ожидал увидеть богато обставленную большую квартиру, но все же был до крайности удивлен скромностью обстановки. Небольшая прихожая была отделана деревом. Прямо из нее – дверь в столовую. Все комнаты, расположенные вдоль одной стены, с окнами на царь-пушку и Успенский собор, видны через открытые двери столовой. В спальне – простая кровать и ничего лишнего.
Создавалось впечатление, что Сталин привык с давних пор к заведенной обстановке, к известной всем одежде (китель, шинель, фуражка) и не любил никаких перемен. Так, в пору, когда он носил серый полувоенный китель с отложным воротником, я всего один раз видел его в новом кителе более темного цвета. В конце войны он сменил свой китель на маршальский мундир, который продолжал неизменно носить и став Генералиссимусом.
Небогатыми были и сервировка стола и меню. Мы усаживались, каждый сам себе клал на тарелку немудреную еду, и опять продолжались те же разговоры, что велись в служебном кабинете.
В праздник 1 Мая, в День Воздушного Флота нас приглашали на дачу. В этом случае встречи тоже носили полуофициальный характер. Обед проходил обычно на лужайке. Стол человек на 40–50 накрывался еще до приезда гостей, на него ставили холодные закуски. Рядом, на отдельном столе, в баках с закрытыми крышками стояли горячие блюда. Каждый брал свою тарелку, подходил к бакам и выбирал по своему вкусу суп, борщ или уху. Первым это обычно делал сам хозяин.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
