беспокоились о нехватке обыкновенных акций. Спекулятивный ажиотаж на Уолл-стрит вновь стал рассматриваться как признак динамичного развития экономики.
В 1920-е годы Соединенные Штаты были главным кредитором мира, растущей державой с огромным положительным сальдо торгового баланса. Вооруженные передовыми технологиями, американские компании расширялись по всему миру. Но за оживленным Уолл-стритом 1980-х годов скрывалось ухудшение экономического положения Америки по сравнению с Японией и Европой. Благодаря снижению налогов и бюджетному дефициту Рейгана США стали чистым заемщиком у всего мира. Ажиотаж на фондовом рынке не привел ни к повышению конкурентоспособности Америки, ни к сокращению дефицита торгового баланса, который сохранялся с начала 1970-х годов. Утренние заголовки газет пестрели сообщениями о миллиардных сделках, которые должны были улучшить экономику, но, похоже, они так и не укрепили позиции Америки на мировых рынках.
Когда Уолл-стрит вновь стала популярной, американская молодежь устремилась в казино. К 1986 г. каждый десятый выпускник Йельского колледжа подавал заявление о приеме на работу в First Boston, а более 30% выпускников Гарвардской школы бизнеса оказались в Morgan Stanley, Goldman, Sachs, Merrill Lynch, или First Boston. Они пришли в мир, который имел мало общего со спокойной, джентльменской Уолл-стрит первых послевоенных лет. Даже название теперь казалось неправильным. "За исключением Brown Brothers Harriman, - говорит Мартин Турчин из Edward S. Gordon Company, - я не могу назвать ни одной крупной инвестиционно-банковской фирмы, штаб-квартира которой находилась бы на Уолл-стрит". Все они следовали за своими клиентами в центр города.
В годы правления Рейгана произошел крах банковских отношений, а вместе с ними и конец изящества и цивилизованности на Уолл-стрит. Уолл-стрит стала жестче, злее, умнее и мачо, чем когда-либо прежде. Неторопливый мир синдикатов померк после выхода Правила 415, а Кодекс джентльмена-банкира полностью устарел. Когда табу на рейдерство и "холодные звонки" были разрушены, инвестиционные банкиры вступили в конфликт друг с другом. Больше не существовало общепринятого этикета, сдерживающего жадные порывы, которые всегда присутствовали в финансовой сфере. На Уолл-стрит работали яркие, молодые руководители, которые в своей узкой погоне за прибылью, как ни странно, не обращали внимания на более широкие политические и социальные проблемы.
В 1985 г. Morgan Stanley назначил Эрика Гличера на должность руководителя отдела слияний и поглощений, сменив на этом посту Джо Фогга; в Lehman Brothers Kuhn Loeb Гличер был начальником Адриана Антониу. Невысокий, подтянутый, бывший командир стрелкового взвода морской пехоты, он получил степень MBA в Чикагском университете, верил в стиль захвата и управлял своим отделом с соблюдением суровой дисциплины. За столом переговоров его называли "стальной стеной", он обладал огромной выносливостью и в свободное время катался на лыжах, играл в гольф и участвовал в марафонах. Благодаря Гличеру Morgan Stanley перешел от поглощений в интересах корпораций "голубых фишек" к более непосредственному участию в рейдерских захватах. Например, Гличер привлек в качестве клиента Morgan Stanley курящего сигары Рональда О. Перельмана, который в 1985 году в результате ожесточенной борьбы приобрел компанию Revlon Incorporated.
В своей "фабрике слияний" Гличер имел команду из десяти ярких молодых людей, которые только и делали, что готовили сделки для фирмы, чтобы продать их клиентам. В 1978 году Боб Гринхилл заявил, что Morgan Stanley просто исполняет сделки клиентов, а не инициирует их. Теперь пассивность была отброшена: каждая сделка, о которой сообщалось в утренней газете, изучалась на предмет извлечения прибыли. Каждое утро десять высокооплачиваемых высокообразованных мечтателей выстраивались перед офисом Гличера, чтобы в быстром темпе изложить свои идеи. Когда подчиненный приносил блокнот толщиной в три дюйма, заполненный цифрами по возможной сделке, Гличер бросал его в корзину для бумаг. "Возвращайтесь, когда будете знать, о чем говорите", - сказал он.
Уолл-стрит больше не казалась подчиненной корпоративным клиентам или просто исполнителем их желаний; она начала жить своей собственной тревожной жизнью. Гличер считал, что "те, кто заключает сделки , никогда не должны принимать отказ", - утверждал Fortune. Журнал рассказывал, как он уговаривал Роберта Цизика из хьюстонской компании Cooper Industries купить McGraw Edison. "Позвольте мне прилететь и поговорить с вами", - сказал Гличер во время холодного звонка. "Это мой пятак". Его убедительная презентация на следующий день убедила Cooper Industries совершить покупку стоимостью 1 млрд. долларов, что принесло Morgan Stanley 4 млн. долларов. Гличер также убедил Pantry Pride приобрести Revlon, что принесло Рональду О. Перельману 30 млн. долл. в качестве гонорара за рейдерский захват, финансировавшийся за счет наплыва проблемных облигаций. Десятилетием ранее наивные банкиры дрожали, прося о вознаграждении в 1 млн. долл.
Доля корпоративной Америки, проходящая через мельницы слияний, была просто ошеломляющей. В 1982 году Morgan Stanley провел сделок по слиянию на сумму 8,5 млрд. долл. Через два года эта цифра выросла до рекордных 52 млрд. долл. После некоторого отступления при Фогге Morgan Stanley в 1985 г. обошел команду First Boston Брюса Вассерштейна и Джо Переллы, вернув себе первое место по количеству сделок по слиянию, получив при этом внушительные гонорары в размере 82 млн. долл. и обеспечив Morgan Stanley самый высокий на Уолл-стрит доход на капитал. В течение четырех лет, предшествовавших краху 1987 года, Morgan Stanley участвовал в слияниях и поглощениях на сумму 238 млрд. долл. Как сказал бы Джо Флом в 1989 году: "За 15 лет мы пережили самую масштабную корпоративную реструктуризацию в истории". Цифры были настолько фантастическими, что, казалось, ошеломили и одурманили общественность.
Многие сделки были вызваны необходимостью перемен. В период технологического подъема зрелым компаниям приходилось переводить деньги из умирающих отраслей в процветающие. Иностранная конкуренция и дерегулирование стимулировали радикальные изменения в доселе защищенных отраслях, включая авиакомпании, телекоммуникации, энергетику, СМИ и собственно финансы. Инвестиционные банки стали проводниками глобальной интеграции рынков, подобно тому, как они объединяли национальные рынки в эпоху Пьерпонта Моргана.
Но слишком много сделок, похоже, было заключено инвестиционными банками и рейдерами исключительно для собственного обогащения. Типичные рейдеры 1980-х годов - Бун Пикенс, Карл Икан и сэр Джеймс Голдсмит - самодовольно говорили о "чистке" или "освобождении" компаний от "укоренившегося менеджмента". Они утверждали, что компании-мишени стали жертвами суровой дарвиновской необходимости, подразумевая, что это неизменно плохо управляемые компании. Однако еще в 1978 г., до того как это стало партийной линией, Боб Гринхилл говорил: "Компании-покупатели не просто ищут выгодные сделки или корпорации, попавшие в беду. Как правило, их интересуют хорошо управляемые компании". Так оно и было на самом деле.
Помимо болезненной дезорганизации городов и рабочих в результате слияний, шквал поглощений ударил по компаниям с чистыми балансами , небольшим долгом и большим количеством наличности. Чтобы остаться независимыми,
