кумир сопливых девчонок рыдает из-за девушки! Ибо его так унизили бы, что он и на улицу побоялся бы выйти!
— Черт возьми, да что Терренс сделал тебе, раз ты смеешь говорить о нем такие вещи? — возмущается Наталия. — Этот человек так тепло принял тебя, когда узнал, кем ты ему приходишься, и успел привязаться к тебе. Он так хотел, чтобы у него был родной брат. Но им оказалась неблагодарная свинья, которая не понимает хорошего отношения к себе. Видно, ты привык, что с тобой обращаются как с дерьмом. И поэтому относишься ко всем точно так же. Говоришь, что любишь и уважаешь Терренса и всегда улыбаешься ему. Но за спиной говоришь гадости, будучи уверенным, что он не узнает, что ты думаешь о нем на самом деле.
— Разве я пытаюсь оболгать его? — округляет глаза Эдвард. — Напротив — я говорю чистую правду, о которой все очень давно забыли, делая вид, что мой братец не повел себя, как самый настоящий гад.
— А чего ты добьешься тем, что начнешь говорить об этом? Считаешь, что все мгновенно вспомнят о его поступке и перестанут общаться? Ты этого хочешь? Хочешь, чтобы он и дальше продолжил страдать и мечтать сгореть от стыда? Вместо этого лучше бы подумал о том, что сам делаешь сам. Призадумался о том, что с тобой не так.
— Вот именно! — низким голосом бросает Терренс, обеими руками крепко сжимая перила. — Рочестер говорит правильные вещи! Подумай лучше о своих поступках, вместо того чтобы осуждать других!
— Черт, эта сволочь когда-нибудь остановится? — возмущается Ракель. — Или он решил признаться во всем сразу? И раскрыть тайну своего дядюшки, и признаться, что он лгал о своей любви к нам?
— Да, Эдвард, какая же ты мразь… Что я тебе сделал? Почему ты так со мной поступаешь? Я ведь доверял тебе! Думал, что ты мне друг! А ты, предатель!
— Господи, Наталию там уже всю трясет от страха!
— Да уж, довел этот псих бедняжку. Стоит вся бедная и едва ли не плачет!
— Он — неудачник, Наталия, самый настоящий неудачник! — грубо заявляет Эдвард, даже не подозревая, что Ракель и Терренс прекрасно слышат все его слова. — Эта звездочка никак не может пробиться в музыкальный мир. А стоило ему только обрести какой-то успех, так его группа начала разваливаться к чертовой матери.
— К твоему сожалению, Терренс добьется успеха и будет до последнего бороться за группу, — с гордо поднятой головой заявляет Наталия. — А даже если она и распадется, то у него есть все шансы начать сольную карьеру. А ты так и будешь шляться по городу, подыхать со скуки, завидовать своему более успешному брату и искать повод доказать себе, что вовсе не трусишь вылезти из своего укрытия.
— Этого не случится, будь уверена. Мой брат — живой пример того, что даже завышенное самомнение, уверенность в своем таланте и старые связи из мира кино не могут помочь человеку добиться большего. А уж простому человеку безо всяких связей вообще не удастся это сделать. Хочешь быть известным — спи с чьими-то дочками и сыночками или умоляй своих известных родственников или друзей сделать тебе пиар. Впрочем, если вдруг Терренсу и удастся обрести популярность как музыкант и продать хотя бы несколько копий своего альбома, то так и быть — я сниму перед ним шляпу. Однако это очень маловероятно, ибо этот человек — неудачник, которому повезло лишь однажды.
— Нет, МакКлайф, я как раз сейчас разговариваю с неудачником! — грубо заявляет Наталия. — Подонком, который совершенно не стремится обеспечивать хотя бы себя и делает вид, будто его устраивает то, что у него в кармане лежит всего десять-двадцать долларов, он живет за чужой счет и не имеет ни своего жилья, ни даже самой ужасной постоянной работы.
— Это МОЯ жизнь, и я имею право делать с ней все, что ЗАХОЧУ, — громко отрезает Эдвард, довольно тяжело дыша из-за возбуждения. — Если у меня будет желание — я пойду ограблю какой-нибудь банк и буду жить припеваючи!
— Ах да! — закатывает глаза Наталия, скрестив руки на груди. — Я забыла! Ты же у нас богатый наследник папочкиного состояния! Он завещал тебе такие огромные деньжата, да еще и был готов передать управление его компанией в твои руки. Действительно, зачем тебе работать за гроши, когда на горизонте маячат миллионы долларов! Только я сомневаюсь, что ты получишь это наследство, потому что твой дядюшка и сам положил глаз на эти денежки и сделает все, чтобы ты отказался ото всего. Не надейся, что он отдаст тебе хотя бы маленькую часть. Ты так и останешься жалким голодранцем в одних трусах!
— Не беспокойся, блондиночка, твои родители уже позаботились о твоем наследстве и отдадут тебе все свое состояние, — сухо отвечает Эдвард. — А то ты же у нас богатенькая девочка, которая всегда росла в роскоши, получила все, что захочет, и была королевой. Удивлен, что у вас дома нет служанок. А то плохо, что Ее Королевское Высочество принцесса Наталия вынуждена обслуживать себя, когда дома нет мамочки и папочки. Которые хоть кофе в постель принесут, лишь бы сделать свою дочурку счастливой.
— Все больше убеждаюсь в том, что тебя волнуют лишь деньги, — скрещивает руки на груди Наталия. — Помню я, как у тебя загорелись глаза после того, как я заикнулась о том, что у моих родителей много денег. Помню, как ты пялился на мою дорогую сумку от Channel и был в восторге от моих духов Christian Dior. Стоило только назвать лишь один дорогой бренд одежды, как ты широко распахнул глаза и тут же оживился. Наверное, уже представлял себе, что поправишь свое бедствующее положение с помощью моих денег.
— Хочешь сказать, что я встречался с тобой только из-за денег? — широко распахивает глаза Эдвард.
— А из-за чего же еще? Ты же обожаешь деньги! И вряд ли ты любил меня так сильно, как пытался это доказать! Я всегда знала, что ты не был заинтересован в отношениях со мной и встречался со мной ради встречи с братом. Ради того, чтобы стать членом моей семьи и убедить родителей вовлечь тебя в их бизнес. А когда ты понял, что этот план был обречен на провал, то решил отвязаться от меня и нашел прекрасный способ разорвать наши отношения. И вот теперь у тебя остался лишь один способ разбогатеть — объединиться с дядюшкой, убедить его поделиться всем с тобой и грохнуть Терренса, Ракель и миссис МакКлайф, чтобы потом заполучить фирму и денежки. Может, став преданным ему
