мой род от обуви. А уж эти ваши жуткие, неуклюжие ступни!
Кристиан перевел взгляд на черные блестящие копыта, которыми оканчивались лодыжки Фоллоуза, и не закричал лишь потому, что сил у него уже не оставалось.
Фоллоуз заметил его ужас, и губы его тронула легкая усмешка.
— Мне пришлось ломать лодыжки — дробить и сращивать заново, понимаешь? Когда я впервые попал в ваш мир. Потом исправлять, уже с помощью врача, которому был обещан миллион долларов за молчание, и он получил его, звонкой монетой.
Фоллоуз отвел в сторону кудрявую прядь и указал на кончик уха.
— К счастью, я не горный фавн, а обычный, равнинный. У горных уши как у оленей из вашего мира, а у нас — как у людей. Хотя я с радостью дал бы обкорнать себе уши ради нее. Да что уши! Сердце бы вырвал и преподнес ей собственными руками — влажное, истекающее кровью, стучащее.
Фоллоуз поднялся и сделал шаг к Кристиану. Факел, который он ни на секунду не выпускал из рук, поменял цвет с голубого на пронзительный, ядовито-зеленый. Посыпались искры.
— Мне и факел не нужен, — продолжал он, — чтобы понять, кто ты есть. Можно было и рисунки не смотреть, и так ясно, что у тебя на душе.
Он кинул блокнот к ногам Кристиана.
Кристиан опустил глаза на карандашные наброски: головы льва, зебры, девочки, мужчины, ребенка… Ветерок лениво листал страницы: оружие… охота… Кристиан перевел остекленевший, перепуганный взгляд на факел.
— Почему он меняет цвет? Во мне же нет никакой угрозы!
— Чарн не очень хорошо разбирается в терновых факелах. Они меняют цвет не вблизи угрозы, но вблизи порока.
— Я никогда никого не убивал! — возразил Кристиан.
— Верно. Только радовался, когда убивали другие. Кто хуже, Кристиан, — тот, кто в открытую идет на поводу у своей злобной натуры, или тот, кто не пытается его остановить?
— Вы сами убийца! В Африке вы стреляли в льва!
— Я отправился в Африку, чтобы освободить столько моих царственных друзей, сколько смогу. Что и сделал, перечислив не такие уж большие деньги в правильные руки. Дюжина слонов и пара дюжин жирафов. Львов я заразил одной из болезней вашего нечистого мира, чтобы вернуть им достоинство и свободу. Что касается старика, которого я застрелил, он и так готов был прыгнуть в высокие травы небесной саванны. За день до охоты я попросил у него прощения, и он даровал мне его. Ты ведь тоже с ним говорил, сразу после выстрела. Помнишь, что ты сказал ему, пока он истекал кровью?
Лицо Кристиана сморщилось, в глазах защипало.
— Ты спросил, каково это — умирать. Он хотел показать тебе, и ему это почти удалось. Как жаль, что ты избежал его когтей! Тогда мне не пришлось бы делать грязную работу.
— Но я раскаиваюсь! — закричал Кристиан.
— А как же, — согласился Фоллоуз. — Я тоже.
Он опустил ствол, и холодный металл коснулся правого виска Кристиана.
— Стойте, я… — взвизгнул Кристиан.
Его голос потонул в раскатистом грохоте.
Сновидица пробуждается
После Фоллоуз уселся возле девочки и принялся ждать. Долгое время ничего не происходило. Фавны подтягивались ближе к дольмену, однако почтительно стояли снаружи, заглядывая под крышу. Самый старший, Фогивнот, пожилой фавн с неровным шрамом на кожистом лице, завел песню. Он выпевал бывшее имя Фоллоуза, которое тот оставил в родном мире, когда выскочил через маленькую дверь в мир чужой, унося с собой последние сокровища, чтобы собрать дух королей и вернуть сновидицу к жизни.
На небе забрезжила бледная перламутровая заря, девочка зевнула и потерла кулачком заспанные глаза. Подняла дремотный взгляд на Фоллоуза и, сперва не узнав его, озадаченно нахмурила брови. И вдруг рассмеялась.
— Ой, Слоуфут! Ты что же это, вырос без меня? А куда делись твои гордые рожки, милый? И с кем я теперь буду играть? Ну нет, нет тебе прощения!
К тому времени как Фоллоуз избавился от человеческой одежды, а Фогивнот обрезал ему волосы кинжалом с широким лезвием, девочка уже сидела на краю алтарного камня, болтая ногами над травой, а фавны опускались перед ней на колени и склоняли головы, готовые получить благословение.
Мир просыпается с Нею
Чарн в третий раз стиснул зубы, чтобы не потерять сознание. Как только дурнота прошла, он пополз снова, потихоньку переставляя руки и отдыхая. Двигался он медленно, одолевая не более десяти ярдов в час. Перелом левой лодыжки — и довольно тяжелый. Падение с веревочной лестницы не прошло для Чарна даром, что дало Фоллоузу весомое преимущество.
В каменном полукруге сидело шестеро фавнов, готовых схватить каждого, кто попытается сбежать через каменную дверцу. Однако Чарн все еще был вооружен. Он упорно полз выше и выше, стараясь избегать смерть-травы, которая зашипела бы, увидев его, и двигался так тихо, что даже чуткие уши фавнов не улавливали ни единого шороха. Над прогалиной нависал уступ скалы. На него можно забраться только с одной стороны, другая почти отвесна, а земля под ней слишком рыхлая. Сверху тоже особо не подберешься. Зато если уж доползти туда с оружием, перестрелять с него сидящих на прогалине фавнов — как нечего делать.
А вот сто́ит ли открывать огонь — вопрос. Вдруг засаду куда-нибудь отзовут? Или откуда-то вовремя покажется Кристиан и отвлечет их на себя? С другой стороны, если фавнов внизу станет еще больше, тогда лучше тихо ускользнуть. Один раз Чарн уже продержался в этом мире целых девять месяцев, он знает голема, который не прочь заключить сделку. У генерала Горма Жирного всегда найдется работа для плохого парня со стволом.
Чарн притаился за гнилым бревном и вытер пот со лба. Над ним нависало одинокое, похожее на бук дерево с выжженной сердцевиной. Под ним на краю прогалины зашуршали кусты, и сквозь них проскользнул еще один фавн по имени Фогивнот, с его пояса свисали каменные болас. Этого Чарн знал хорошо. Много лет назад он промахнулся и оставил шрам у него на лице. Чарн мрачно ухмыльнулся. Он очень не любил проигрывать.
С появлением Фогивнота Чарн принял окончательное решение: перебить всех сейчас, пока не подошли остальные. Он стянул с плеча «ремингтон», пристроил ствол на бревно и прицелился в Фогивнота.
И тут на дереве что-то застрекотало, зашуршало, защелкало.
— Убийца! Сын Каина! — завизжал вурл, глядя на Чарна с высохшей ветки. — Спасайтесь! Он вас всех перестреляет!
Чарн крутнулся и вскинул винтовку. Поймал вурла в прицел, нажал на спуск. И услышал лишь негромкое металлическое щелканье. Он в полном изумлении вытаращился на старенький «ремингтон». Сам ведь заряжал его перед выходом! Осечка? Быть
