Аюр ее уже не слушал — он впал в мрачное забытье. Будто через стену он слышал обрывки недобрых слов и посулов. Затем повеяло вареными грибами и чем-то еще, и вдруг, как по указу, злая речь сменилась воркованием:
— Потчуйтесь, гости дорогие, да славьте Исварху.
Царевич неохотно открыл глаза и увидел большую миску, наполненную чем-то мелко нарубленными, белесым, перемешанным с темными комками грибов. Туоли с сыном уже сидели за накрытым столом и с нетерпением ждали, когда юный государь первым приступит к трапезе.
— Это что? — тихо спросил Аюр, поглядев на Метту.
— Осиновая заболонь с сыроегами, — радостно сообщил мальчишка. — Ты отведай, вкусно! Я тут глянул под березами — вокруг сыроег видимо-невидимо. За боровым грибом, поди, дальше в лес идти надо. Как нога окрепнет, я прямиком туда пойду. А то вместе пошли! Знаешь, какие боровые грибы вкусные? Здоровенные — во! — Метта широко развел ладони. — Под ними иной раз зайчата от дождя хоронятся!
Осознав, что раньше его никто не начнет есть, Аюр через силу заставил себя попробовать варево.
— Ну как? — улыбаясь, спросил Метта.
Аюр лишь пожал плечами. Он вовсе не ощутил вкуса съеденного. Но спать захотелось еще больше.
— Что это ты носом клюешь? — тут же отозвалась хозяйка. — Ты, чай, не птица, и тебе тут не зерно рассыпано…
— Благодарю за трапезу, почтенная хозяйка, — выдавил царевич.
Старуха замерла с открытым ртом, так и не закончив говорить. Затем, смягчившись, бросила:
— Лезь на полати, заморыш. Там тебе самое теплышко, в самый раз отогреться. Ты ж не оттого сердцем застыл, что хвор, а оттого хвор, что сердцем застыл…
Куда-то взбираться Аюру совсем не хотелось. Он бы сейчас прилег тут же на лавке да и заснул, уткнувшись носом в бревенчатую стену. Но тогда бы взбираться наверх пришлось бы Метте с перебитой ногой или Туоли, которого сын кормил из рук. Ну или колченогой бабке. Аюр с надеждой глянул на старуху, но, судя по ее недвусмысленному взгляду, даже заговаривать с ней об этом не имело смысла.
Он тяжело вздохнул, встал, опираясь на стол, и направился к кривой лесенке о пяти ступеньках, ведущей на забросанный шкурами настил. Прежде ему легче было взобраться на гору!
На полатях было душновато, но тепло и мягко. Аюра окутал тонкий убаюкивающий аромат сушеной мяты. Юный государь вытянулся, уронил голову на шкуры и заснул так быстро, что даже не успел помянуть в уме Исварху, испросив его защиты в ночи.
* * *
Однако стоило сознанию провалиться в непроглядную тьму, как в нем снова, уже в который раз с того ужасного дня, издалека очень явственно начала двигаться волна, увенчанная пенной каймой. Аюр чувствовал, как вдруг усилившийся резкий холодный ветер несет стаи крошечных ледяных брызг. Они забиваются в рот, нос, глаза, мешают дышать, видеть. Серая переливающаяся стена воды надвигается, заслоняя тусклое солнце. Он чувствует движение там, внутри полупрозрачной громады, точно чье-то невозможно огромное тело извивается в водяной толще. Аюр видит лишь смутные очертания чудовища. Оно все ближе; кажется, вот-вот его голова покажется из воды. Громадная оскаленная пасть… Наверняка у него оскаленная пасть, как же иначе?
Царевичу кажется, что он воочию уже видит красные, налитые кровью глаза мстящего змея. Сорвавшаяся с клыков пена падает ему на грудь, с шипением растекается по коже, давит, печет… И в этот миг змей наконец вырывается из морской бездны.
Аюр резко выдохнул, открыл глаза, приподнял голову и вдруг застыл, покрываясь холодным потом. Грудь давило неспроста — на ней расположилось нечто увесистое и явно живое. Он скосил глаза, стараясь не потревожить незваного гостя. Усилиями Ширама за время путешествия в земли ингри царевич научился, как сказал саарсан, «для ария неплохо» видеть в темноте. Он разглядел — и обмер от ужаса. На его груди, свернувшись кольцом, лежала змея.
Аюр затаил дыхание, чтобы не спугнуть тварь. «Наверняка бабка подкинула, — думал он, стараясь унять накативший животный страх. — Сейчас только начни дергаться — гадина сразу ужалит. Потом старуха будет разводить перед Светочем руками, мол, не уберегла, спали, а тварь возьми да приползи…»
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Нет — не могла она просто так сюда заползти!
Он прислушался. Старая карга не спала. Снизу он слышал ее неразборчивое бормотание. К слуховому оконцу под крышей тянулась струйка легкого сладковатого дыма. «Ворожит», — сообразил сын Ардвана, вслушиваясь в однообразные припевки. Когда же разобрал, что она поет, так удивился, что даже на миг забыл про змею. Колченогая подруга Светоча дребезжащим голоском негромко пела на самом что ни на есть чистейшем столичном наречии:
— Посмотри мне в глаза, Зарни Зьен. Потанцуй со мной, Зарни Зьен… Твои гусли звенят, будто сто ручьев, Твой голос поет сотней голосов…
Но сейчас Аюр лишь понял, что звать ее никакого смысла нет. Помощи не дождешься. Что же такое удумал Невид, зачем отправил его сюда, к этой ведьме?! Как справиться с проклятой змеей? Будь Аюр здоров, он бы просто скинул ее. Но сейчас ему казалось, что победить огромного водяного змея в Белазоре было легче!
Царевичу вдруг вспомнились рассказы Ширама о том, как накхи разговаривают со своими домашними змеями. Вдруг те и вправду мудры и в них вселяются души воинов?
Может, если он попытается заговорить со змеей, она поймет его? Ведь получается же у накхов!
Аюр постарался вообразить почтительную просьбу не трогать его и уползти восвояси, но не сумел и попросту тихонько зашипел:
— Уходи! Уходи!
Тяжесть на его груди шевельнулась. Змея приподняла голову и тихонько зашипела, уставившись на Аюра неподвижным взглядом. По лбу царевича поползли капли пота. Изо рта гадины выскользнул раздвоенный язык, коснулся его подбородка. Аюр огромным усилием удержался, чтобы с воплем не сорваться с места.
Нет, так ничего не выйдет!
Царевич представил себе, как Ширам смотрит на него, жалкого и перепуганного. «Я победил морское чудовище! — мысленно закричал он саарсану. — Да, это был тот же самый я!»
Аюр очень медленно поднял руки. Одну начал отводить назад, чуть покачивая растопыренными пальцами, чтобы привлечь внимание змеи. Другую завел сзади за ее голову.
— Сыграй мне еще, Зарни Зьен, — распевала внизу бабка, — ту песню, что слышит лишь ночь…
Аюр с силой ухватил змею у основания головы, рывком скинул вниз и упал на спину, тяжело дыша, чувствуя себя так, будто море наконец выкинуло его на берег. Берег был твердый. Волна с шипением уходила.
Пение внизу оборвалось гневным возгласом. Аюр перекатился на бок и уставился вниз.
На изрисованной столешнице, в глиняной жаровне краснели уголья. На них лежал плоский камень, усеянный тлеющими зернами. От них и тянулся в продушину тот сладковатый дымок. Рядом с противнем на столе извивалась змея. Старуха, вскочившая на ноги, злобно щурясь, смотрела на царевича. В руках у нее была высокая войлочная шапка.
— Ты что это, лиходей, вытворяешь?
— Я вытворяю?! — воскликнул возмущенный ее наглостью Аюр. — Это же ты убить меня захотела!
— Я?! Да что ты мелешь?
— А кто мне в постель гадюку подложил?
Старуха вдруг рассмеялась:
— Это не гадюка, а уж. Он тут везде ползает, мышей ловит. Ты молодой, кровь горячая, вот он и пришел к тебе погреться, как изба выстывать начала… А ты, я вижу, выспался наконец. Ишь как запрыгал!
— По тебе бы змея поползала, ты бы еще не так запрыгала, — проворчал Аюр, глядя, как старуха гладит извивающегося ужа, пришептывая что-то утешающее.
— Порой мне того очень хотелось, — вздохнула о чем-то своем бабка. — Чтоб приползла, ужалила, яда не пожалев… А этот-то безобидный.
Смущенный услышанным, Аюр вгляделся в старуху. Прежде он смотрел на нее безразлично, как сквозь туман, теперь же его зрение будто обострилось.
