«Ничего, завтра всё уладится…»
— Дима, ты какой-то бледный. Ты, случайно, не заболел? — Вернувшись с работы, Анна сразу заметила состояние сына.
— Да, знобит чего-то, и всё тело ломит, — лежа в гостиной на диване, Димка смотрел телевизор.
— В городе опять эпидемия гриппа, наверное, ты где-то подхватил, — всплеснув руками, Анна Сергеевна прошла на кухню и, достав из аптечки градусник, принесла его сыну.
— Похоже на то, — ответил тот, — и что теперь делать? Я же утром хотел ехать…
— О, Господи, Дима, тридцать девять и пять, — мать испуганно смотрела на термометр, — куда теперь ехать, теперь скорую вызывать нужно.
— Да не нужно никого вызывать, — он устало закрыл глаза, — пройдёт…
Но вызывать скорую всё же пришлось, при чём, не только Димке — вернувшись с работы, Александр Иванович тоже пожаловался на плохое самочувствие, и, смерив ему температуру, Анна Сергеевна решительно набрала ноль три.
— Грипп гуляет, что вы хотите? — фельдшер скорой помощи ловко орудовала шприцем, — мы на вызовы не успеваем выезжать.
— А сколько примерно придётся болеть? — Дима говорил непривычно охрипшим голосом.
— Недельку точно придётся поваляться, а то и две. Как повезёт, — развела руками медработник.
— А побыстрее?
— Ну, это вы с вирусом сами договаривайтесь, — пошутила женщина и, выписав необходимые лекарства, распрощалась.
— Ну, и как теперь? — Дима окончательно расстроился, — Как я теперь поеду?
— Никак, — Анна укрыла его одеялом, — во-первых, ты плохо себя чувствуешь, во-вторых, ты заразишь и Наташу, и Валеру, а, в третьих, ты их назад пока не сможешь привезти — дома папа болеет. Теперь, пока не переболеете, ни о какой поездке и речи на может быть. Так что звони в студию, отменяй все свои выступления…
— Мам, — Димка посмотрел на мать блестящими от температуры глазами, — у меня пока не будет никаких выступлений. Я ушёл из продюсерского центра…
— Почему? — присев рядом с ним, спросила Анна, и ему показалось, что она не удивилась известию.
— Я должен был уйти.
То ли от высокой температуры, то ли ещё от чего, ему вдруг захотелось выговориться. Слушая его, Анна время от времени понимающе кивала, но с каждым кивком голова почему-то опускалась всё ниже…
— Прости меня, сынок… — негромко произнесла она, когда Дима закончил свой рассказ.
— Мам, ты чего? — взяв её за руку, он удивлённо смотрел на мать.
— Какая у тебя рука горячая, — она положила сверху свою ладонь, — видимо, температура так и не упала.
— Ма-а-м… — он слегка потормошил её руку, — за что я должен тебя простить?
— Я ничего не буду говорить, ладно? — она улыбнулась как-то печально, — Может, я когда-то тебя обидела…
— Ну, что ты, мам, — он погладил её руку, — чем ты меня могла обидеть? Ты же моя мама…
— Я никогда не думала, что Кристина такая жестокая. Но, возможно, это от того, что она тебя так любит.
— Никого она не любит, кроме себя. Ладно, ма, — он улыбнулся, — спасибо, что посидела со мной.
— Ну, что ты, сынок, — она пригладила его рассыпавшиеся волосы, — это тебе спасибо, что ты мне наконец-то хоть что-то рассказал. Вы же никогда не делитесь, мы только можем догадываться, что у вас происходит.
— Уже ничего не происходит.
— Ничего, вы помиритесь.
— Не знаю… Она совсем не хочет со мной общаться.
— Так и бывает, — улыбнулась Анна, — пока ты сердился на неё, она все глаза по тебе проглядела. А как поняла, что у тебя сердце отошло, тут уже её обиды дали о себе знать…
— Не знаю, — повторил Дима, — тут, действительно, за несколько дней на неё такой поток информации обрушился… как нарочно… Впрочем, нарочно и есть.
— А, знаешь, в жизни ничего просто так не бывает, — Анна встала и поправила одеяло, — я думаю, то, что ты сейчас заболел, тоже неспроста.
— Почему?
— А потому, что рано тебе туда ехать. Обиду нужно пережить, тогда она легко уходит. А сразу не всегда получается… Пока ты будешь поправляться, она сама по тебе соскучится… Вот увидишь.
— Хорошо бы, — кусая губы, Дима смотрел куда-то в потолок воспалёнными глазами, — я уже не верю, что она когда-нибудь мне ответит.
* * *
Оказавшись в родном доме, Наташа вдруг ощутила утраченное чувство покоя. Она давно здесь не была, не видела отца вот так — близко, не разговаривала с ним… Отключив после Димкиного звонка телефон, она на какое-то время даже испытала неожиданное блаженство… Она подумала, что теперь не нужно ждать его звонков, переживать, что он позвонит и нарушит её с таким трудом обретённое душевное равновесие… Ненадолго ей показалось, что она приобрела это самое равновесие… Ей показалось, что она вдруг успокоилась… Всё, что её тревожило, осталось за стенами её родного дома. Теперь она — здесь, под защитой этих самых стен… Она и Валерик… теперь не нужно ни о чём тревожиться… думать о том, где и с кем Дима… Да, он позвонил и сказал, что он никому не отдавал её песни, и что у него нет никаких новых проектов… Может быть… Но он ничего не сказал об Инне… А, вообще, лучше совсем о нём не думать! Да, нужно учиться не думать о нём… И у неё это получается…
…Уже к концу второго дня пребывания в родительском доме она отчаянно ловила себя на мысли, что думает только о нём… Эйфория от разлуки закончилась внезапно, сменившись откровенной тоской… Упрямо заставляя себя не вспоминать о Диме, Наташа пыталась отвлечься заботой о Валерике… Но все попытки забыть об отце разбивались о синий-пресиний взгляд его сына…
— У вас с Димой что-то произошло? — улучив момент, Валерий тревожно посмотрел на дочь.
— С чего ты взял? — старательно отводя взгляд, Наташа гладила Валеркины распашонки.
— Я не слепой. Я заметил, ещё когда Дима уезжал на гастроли. Вы очень странно с ним попрощались. А позавчера странно встретились…
— Всё нормально пап, — пересохшими от волнения губами ответила Наташа.
— Ну, если нормально, почему ты отключила телефон, ведь он тебе звонит без конца.
— Ну, он звонит… а я-то не могу с ним говорить… — она говорила не совсем уверенно, судорожно вздыхая.
— Ты можешь не говорить, можешь просто слушать. А ты вообще отказываешься подходить к телефону, мне приходится Диму обманывать… Это же не может длиться до бесконечности, Наташ…
— Пап… — она виновато опустила взгляд, — Я не хотела тебе сразу говорить… Я не вернусь больше к Диме.
— Что?! — он как будто не расслышал, — Что ты сказала?
