— А что говорил о них детектор лжи?
Госсейн ожидал скептицизма. За исключением Кренга, все присутствующие были таламическими людьми. Даже Патриция Харди, хотя и бывала на Венере, не стала ноль-А. Такие индивидуумы не смогут разобраться в собственных противоречиях и будут противоречиво спорить, не принимая в расчет реальность. Важно, что зерно сомнения было посеяно. Он увидел, что Энро нахмурился.
— Ну, хватит фарса, — сказал диктатор. — Давайте вернемся к некоторым фактам. Я допускаю, что вы дурачите меня, но зачем? Чего вы хотите?
— Понимания, — ответил Госсейн. Он говорил осторожно, хотя чувствовал решимость. — По всей видимости, вы хотите меня для чего-то использовать. Очень хорошо, я согласен, чтобы меня использовали. До определенного момента. За это я хочу свободы действий.
— Свободы чего?
Следующие слова Госсейна подействовали на остальных, сидящих за столом, как взрыв бомбы.
— Развязав войну, — сказал он, — вы подвергаете опасности жизнь каждого человека в галактике, включая Великую Империю. Я думаю, вы примете совет тех, кому придется разделить вашу участь, если что-то пойдет не так.
Энро наклонился и отвел руку назад, словно собираясь ударить его по лицу. Он сидел так несколько секунд, напряженный. Его губы были сжаты, глаза холодны. Он медленно расслабился и откинулся назад. На лице появилась слабая улыбка, и он сказал:
— Продолжайте, продолжайте. Повесьте себя!
— Мне кажется, вы так сконцентрировались на наступательной части войны, что, возможно, не принимаете во внимание некоторые не менее важные аспекты.
Энро удивленно покачал головой.
— Это говорит тот, — сказал он в изумлении, — кто провел последние одиннадцать лет жизни в огороде.
Госсейн проигнорировал комментарий. Он был напряжен, и ему казалось, что он делает успехи. Его теория была очень простой. Принц Ашаргин не привлек бы внимания в такой критический момент, если бы не было важной причины. Его так просто не уничтожат, пока цель, ради которой он был воскрешен, не будет выполнена.
Кроме того, это удобный момент выяснить, что делает Энро с определенными индивидуумами.
— К примеру, — сказал Госсейн, — проблема Фолловера. — Он остановился, чтобы его слова дошли до Энро, и продолжил. — Фолловер практически неуничтожим. Не думаете ли вы, что когда война будет выиграна, такой субъект, как Фолловер, позволит Энро Рыжему господствовать над галактикой?
Энро мрачно сказал:
— Я позабочусь о Фолловере, если его когда-нибудь посетят такие мысли.
— Легко сказать. Он может сейчас войти в комнату и убить всех, кто находится здесь.
Энро покачал головой. Казалось, его позабавила эта мысль.
— Друг мой, — сказал он, — вы наслушались пропаганды Фолловера. Я не знаю, как он становится тенью, но давно решил, что остальное базируется на обычной физике. Искривители и перенос энергии. В этом здании только два искривителя пространства вне моего контроля. И я терплю это.
— Тем не менее, — сказал Госсейн, — он может предсказать каждое ваше движение.
Улыбка исчезла с лица Энро.
— Он может предсказывать, сколько влезет, — сказал он грубо. — Власть у меня. Если он будет препятствовать мне, то быстро окажется в положении человека, приговоренного к повешению. Он даже узнает день и час, но ничего не сможет поделать.
— По-моему, вы так не думаете, — сказал Госсейн. Энро молчал, его взгляд остановился на столе. Наконец он поднял глаза:
— Что-нибудь еще? — сказал он. — Я жду условий, о которых вы упомянули.
Пришло время заняться делом.
Госсейн почувствовал, что напряжение накапливается в теле Ашаргина. Ему нужна была передышка, чтобы расслабить нервную систему принца. Он хотел было взглянуть на Патрицию, Кренга и Секоха, чтобы увидеть их реакцию на развитие событий. Это дало бы Ашаргину возможность расслабиться.
Но он подавил это желание. Энро практически забыл о присутствии остальных. И было бы глупо отвлекать его сконцентрированное внимание. Он сказал вслух:
— Я хочу, чтобы мне разрешили связываться с любой точкой галактики в любое время дня и ночи. Естественно, вы или ваш агент можете прослушивать.
— Естественно, — саркастически сказал Энро. — Что еще?
— Я хочу иметь право пользоваться искривителями для транспортировки в любое место Великой Империи по моему желанию.
— Я счастлив, — сказал Энро, — что вы ограничиваете свои передвижения только Великой Империей. — Он остановился. — Продолжайте, пожалуйста.
— Я хочу иметь право пользоваться любым оборудованием, каким пожелаю, из Министерства имуществ. — Он быстро добавил: — Конечно, исключая оружие.
Энро сказал:
— Я вижу, что ваши запросы могут продолжаться до бесконечности. Что вы предлагаете в обмен на ваши фантастические требования?
Госсейн ответил не Энро, а детектору лжи.
— Ты все слышал. Говорил ли я искренне? Трубки слабо блеснули. Детектор долго молчал.
— Ваши мысли ясны до определенного момента. Дальше этого появляется неразбериха со... — Он остановился.
— Спящим Богом? — спросил Госсейн.
— Да, а может нет.
Госсейн повернулся к Энро.
— Сколько восстаний, — спросил он, — произошло на планетах Великой Империи, где производится основное военное оборудование?
Диктатор сердито посмотрел на него.
— Более двух тысяч.
— Это всего лишь три процента. О чем вы беспокоитесь?
Для его целей это утверждение было не слишком хорошим, но Госсейн хотел информации.
— Некоторые из этих производств, — откровенно признался Энро, — слишком важны технологически.
Именно это и хотел услышать Госсейн.
— Если вы согласны на мои условия, я выступлю в поддержку вашей войны. Чего бы ни стоило имя Ашаргина в управлении империей, я поступаю в ваше распоряжение. Я буду сотрудничать до следующего уведомления. Это то, что вы от меня хотели, не так ли?
Энро поднялся.
— Вы уверены, что больше ничего не хотите?
— Еще одно, — сказал Госсейн.
— Да?
Госсейн проигнорировал насмешку в голосе Энро.
— Это касается моей жены. Она больше не появится в ванной правителя.
Наступила долгая пауза, а затем мощный кулак опустился на стол.
— Договорились, — сказал Энро звенящим голосом. — И я хочу, чтобы вы произнесли свою первую речь сегодня вечером.
XIV
Во имя здравомыслия используйте кавычки. Например, «сознательный» и «бессознательный» разум — это полезные описательные термины, но еще необходимо доказать, что эти термины сами по себе правильно отражают «процесс». Они являются только картами территории, о которой мы, возможно, никогда не будем иметь точной информации. Ноль-А обучение уделяет особое внимание осознанию «мультивеличинности», то есть многозначности слов, которые кто-либо говорит или слышит.
Курс Ноль-А
Был поздний вечер, когда Госсейн вернулся в апартаменты Нирены. Женщина сидела за столом и писала письмо. Когда он вошел, она положила ручку и пересела в большое кресло. Из его глубины она смотрела на Госсейна спокойными серыми глазами.
— Итак, мы получили месяца два для жизни, — сказала она, наконец.
Госсейн-Ашаргин прикинулся удивленным.
— Так долго? — спросил он.
Он не стал больше комментировать это. Что и откуда она услышала о произошедшем за обедом, не имело значения. Ему было жаль ее, но у него не было возможности влиять на ее судьбу. Когда правитель мог приказать женщине стать любовницей или женой незнакомого человека только из-за того, что она полминуты поговорила с ним, было невозможно угадать, что случится завтра. Она сделала ошибку, родившись в знатной семье, и поэтому жила у самой пропасти подозрительности Энро.
Нирена прервала молчание.
— Что вы собираетесь делать теперь?
Госсейн сам задавал себе этот вопрос, осложненный возможностью возвращения в любой момент в свое тело.
Но, положим, он не вернется. Положим, он останется здесь еще на несколько дней. Что тогда? Мог ли он сделать что-нибудь полезное для Ашаргина или Госсейна?
Вопросом номер один была проблема Венеры. Был ли в космосе еще кто-нибудь из венерианцев? Знали ли они вообще, что происходит?
Вторым вопросом был Спящий Бог. Он должен увидеть Спящего Бога. Для этого требовалось получить разрешение Секоха.
Его мысль задержалась на третьем вопросе в его планах. Тренировать Ашаргина. Он посмотрел на Нирену.
— Я с трудом управляю принцем и думаю, было бы неплохо разрешить ему отдохнуть часок.
— Я скажу вам, когда это время пройдет, — и ее голос был таким мягким, что Госсейн вздрогнул, посмотрев на нее.
В спальне Госсейн записал на магнитофон трехминутный образец для расслабления и включил магнитофон в режим повторения. Затем он лег. В течение следующего часа он почти не спал. На заднем плане звучал монотонный голос Ашаргина, снова и снова повторяющий несколько фраз.
