платье. В общем, со временем, я прекратил все связи со своими любовницами. Секс стал пустым и истощающим…
Олив прекрасно понимала о чем он говорит. Она испытывала то же самое чувство на протяжении многих веков. Секс для воссоединившихся близнецовых пламён действительно становился сакральным, так как слияние происходило на всех уровнях бытия. Воссоединившиеся пары могли испытать полноценное удовольствие только друг с другом. Такова была их природа. Как говорил ранее Фредрик: расставание для воссоединившихся близнецов противоестественно. И это касалось всего в отношениях близнецовых пламён — секс не со своей парой мог нести разрушение близнецу и его эмоциональной сетке.
— Погоди, стой, — Олив опомнилась, — Ты хочешь сказать, что у тебя не было секса около восьмиста лет?
— Если совсем уж быть точным, около семи ста. Все связи прекратились тогда, когда я более менее разобрался в себе и в том, что такое связь близнецовых пламён.
— И все же, когда последний раз ты спал с этой ящерицей? — Олив держала все детали в голове и ей необходимо было закрыть этот гештальт под названием «Ванесса».
— С какой ящерицей? — не сразу сообразил Фредрик. — А Ванесса…
— Шманесса, — Олив не сдержалась.
Фредрик уставился на Олив, а потом вдруг рассмеялся.
— Оливка, я только что рассказал тебе, что у меня семьсот лет не было ни одной другой женщины, а тебя интересует когда в последний раз я трахался с Ванессой.
Но Олив совсем не смеялась, она смотрела на Фредрика с прищуром. В ее груди вновь поселилось и очень уютно утроилось то липкое и вязкое чувство, которе она испытала ранее, когда поняла кем приходится эта ящерица Фредрику.
«Ревность, мать ее за ногу» — призналась себе наконец-таки Олив.
Фредрик почувствовал изменения в ауре Олив и решил, что еще, видимо, рано для шуток. Он почесал подбородок и сказал:
— Я с ней порвал где-то через 70 лет после бала.
Олив ничего не ответила. Она также молча взяла стакан с водой и сделала глоток. Она пыталась справиться со своими чувствами в моменте, ради всего святого, она же доктор психологических наук в конце концов, но ей очень хотелось навалять под зад этой Ванессе. Ее терзало жгучее чувство ревности… и не только к Ванессе. По ней как будто ударило, когда она представила Фредрика в объятиях других женщин. Ей срочно нужно было успокоиться.
В столовой стало холодно, за окном сгустились тучи и вдалеке прогремел гром. Занавески взмыли в воздухе.
Фредрик очень осторожно взял Олив за руку.
— Олив, детка, ты ревнуешь?
— Нет, — машинально ответил она.
За окном ударила молния такой силы и яркости, что Фредрика на миг ослепило.
Фредрик знал, что Олив может устроить тут апокалипсис своей силой, но ему очень нравилось то, что она оказалось такой собственницей. Его распирало от чувств. К тому же он и сам не знает, как бы отреагировал на рассказ Олив о ее любовниках… Фредрик чуть не задохнулся от этого слова. Ну, теперь ясно, как он себя чувствовал бы.
— Олив, — он был непреклонен.
— Хорошо, да! Да, я ревную, доволен? — вскрикнула она. — Какого хера, Фредрик, мы сидим завтракаем, и тут вваливается эта сучка. И вся такая разодетая, как будто собралась на вечеринку. Ясный пень, она это для тебя так старалась. А что больше всего меня злит, так это то, что твоя мать на ее стороне. — Олив распирало от негодования и злости. Пока она говорила, гроза становилась ближе, небо совсем заволокло.
Фредрик смотрел на бушующую Олив — ее волосы зашевелились на ветру и стали приподниматься в воздухе. Он понимал, нужно как-то унять эту бурю, которая царила в ее душе прежде всего.
Он быстрым и ловким движением перетащил ее себе на колени и крепко сжал своими руками. В какой-то книге он однажды прочитал о том, что для того, чтобы унять истерику у человека нужно крепко сжать его в своих объятиях. Так мозг переключается и смещает свой акцент с эмоций, на физику, нервная система реагирует на это и напряжение уходит.
— Олив, мне наплевать на нее. Я вижу только тебя, — Фредрик говорил тихо и с чувством, — я искал тебя тысячу лет и не трахался почти столько же, потому что ждал тебя.
— Я не хочу ее больше видеть, Фредрик. — Олив стала успокаиваться, но голос был все еще напряженным, — Я собственница, и точно не потерплю твоих бывших… — она не договорила.
Фредрик легонько встряхнул ее в своих объятиях.
— Скажи это, Олив.
— Не потреплю других женщин рядом с тобой, — выпалила она громко, опять раздражаясь, больше на саму себя.
Звуки мощного ливня отдавали по крыше замка.
Фредрик улыбнулся широкой улыбкой и еще крепче сжал Олив.
— Чему ты опять лыбишься? Тебе что, нравится доводить меня…
Олив не успела развить свою мысль, так как Фредрик закрыл ей рот поцелуем. Поцелуй был чувственным и томным. Его язык сосал и лизал ее язык. Фредрик успокаивал Олив своим поцелуем, давал обещание… он пытался выразить этим поцелуем свои чувства. Когда он также неожиданно разорвал свой поцелуй, Олив все еще в тумане страсти тянулась к его губам.
— Олив, родная, мне нужна только ты.
Олив посмотрела на него затуманенным взглядом, затем прижалась своим лбом ко лбу Фредрика.
— Со мной такого никогда не было. Мне не нравится это чувство, Фре Фре, — притихнув сказала Олив.
— Детка, все в порядке. Я понимаю тебя. Я и сам не знаю, как отреагировал бы на твои рассказы… — Фредрик сглотнул подкатывающий ком в горле, — даже не хочу думать о тебе и… — Все, закрыли тему! — резко сказал Фредрик.
«О, кто-то такой же собственник, как и я» — подумала Олив и от этой мысли ей стало легче.
Она улыбнулась и вздохнула.
— Я серьезно, Фредрик, не хочу видеть рядом с тобой твоих бывших любовниц. Вот эта вся чушь о «друзьях-бывших любовниках» — не для меня, — уже более спокойно проговорила Олив.
— И не для меня тоже. Так что по рукам. — он положил свою руку на ее мягкую щеку, — Это касается и тебя. Так ведь, Олив? — он пристально посмотрел на нее, его рука обжигала щеку Олив.
— Хорошо, — сказала она. И улыбнулась.
— Но ты такая красивая, когда злишься, Оливка. — Фредрик припал к ее губам снова.
Олив застонала, когда вновь почувствовала его язык у себя во рту.
— Моя девочка любит поцелуи и ласки языком? — прошептал Фредрик, — тебя это возбуждает, не так ли, Олив, — его права рука поползла вниз к ее бедрам. — Ты уже мокрая? — он засунул свою руку ей под платье и положил