больше, чем его арендная плата.
Напоминание о том, что мы живем в разных мирах. Напоминание о том, что у нас ничего не получится.
Я опускаю взгляд на свой телефон, мой желудок сжимается в комок. Это такое милое сообщение — сладкое и честное, как и он сам. Что мне ответить?
Если бы я ответила правду, мне пришлось бы сказать, что я тоже не могу дождаться встречи с ним. Что я хочу увидеть его лицо, поцеловать его губы, позволить ему обнять меня и почувствовать себя в безопасности.
Но правда еще и в том, что я собираюсь привести его на глазах у толпы хищников, которые будут нюхать его нищету, как акулы нюхают кровь. А потом я приведу его прямо к самому большому хищнику, самой уродливой акуле — моему отцу, Роберту Розенталю.
И я использую его как приманку, чтобы получить то, что мне нужно.
И если я получу то, что хочу, я отправлю его домой одного. Выброшу его, как пустую обертку, как только закончу его использовать.
Я никак не могу оправдать это перед собой. То, что я должна сделать, это не то, что я хочу сделать. То, что я должна сделать, это не то, что я думаю, что я могу сделать. Я должна просто признать правду, сказать ему, чтобы он не приходил, сказать ему, что это просто ловушка. Но я не могу заставить себя сделать это. Все сводится к тому, что мне дороже: мой трастовый фонд или чувства Ноя. Мой план или мои принципы.
Деньги или любовь.
Я пишу ему ответное сообщение.
Роза: Я тоже
* * *
У меня было пять разных вариантов того, что надеть на гала-концерт, но как только я начала собираться, идеальный выбор стал очевиден.
Четыре платья — дизайнерские: эфемерное Elie Saab, расшитое тысячами кристаллов, два платья Dior из той же коллекции — голубое и серебристое — и платье Miss Sohee из двух частей розово-лепесткового цвета.
Пятое — мое собственное творение.
В нем сочетаются элементы всех остальных платьев. В нем есть структура и элегантность Dior, драматический силуэт Miss Sohee, нежная женственность Elie Saab и, самое главное, характер образа Грязной Принцессы. Длинная юбка состоит из слоев диафрагмы, которая будет обнажать мои ноги всякий раз, когда я буду проходить мимо источника света, а отвесный V-образный вырез строгого лифа украшен украшениями, похожими на лепестки.
И это не просто платье. Это вещь, над которой я работала часами. Символ того, чего я способна достичь, послание моему отцу, что это не просто хобби, не что-то, чем я занимаюсь, чтобы скоротать время, когда мне скучно, и не попытка придать себе индивидуальность.
Это моя страсть, мое искусство. Я сама создавала жесткую конструкцию лифа, снова и снова прокалывая пальцы иголками. Я кропотливо сшивала и собирала ткань на воротнике, имитируя цветы, а юбку укладывала слоями, чтобы она одновременно и скрывала, и открывала.
Это мое платье — мое творение, и я горжусь им.
И если мой отец не может смириться с тем, что это то, чем я хочу заниматься, то это его проблема. Я больше не позволяю ему дергать меня за ниточки. Я больше не позволю ему управлять мной так же, как он пытался управлять моей матерью. Пришло время мне самой постоять за себя.
И хотя эта ночь может закончиться только разбитым сердцем, я, по крайней мере, рада, что не буду одна делать то, что, как я знаю, должна.
Глава 16
Коктейльная пытка
Ной немного опоздал, но встретил меня в холле отеля, как я и просила. Я замечаю его сразу же, как только он входит, но не потому, что он выделяется или кажется не на своем месте — нет. Во всяком случае, не так, как я ожидала. Видно, что он постарался, а благодаря работе, которую я проделала над его костюмом, он выглядит так же хорошо одетым, как и любой из мужчин, входящих и выходящих из бара отеля.
Я замечаю его, потому что его глаза сразу же находят мои, и его лицо светлеет, как будто он стоит посреди восхода солнца. Его радость при виде меня ощутима, она наполняет пространство между нами, как летнее солнце, теплом и уютом.
Он спешит ко мне, и хотя мы окружены роскошью отеля — мрамор, золото, хрустальные люстры, — именно я произвожу на Ноа самое сильное впечатление.
— Вау, ты выглядишь как настоящая принцесса, — говорит он, беря меня за руку и заставляя медленно кружиться перед ним. — Ты уверена, что ты не королевская особа? Как ваше полное имя, Серафина Розенталь? Возможно, вы будущая королева какой-нибудь европейской страны.
Я смеюсь, немного взволнованная тем, что он вспомнил мое имя, но в основном утешенная его восхищением.
— Пожалуйста. Я всего лишь простая американская девушка.
— Нет, не простая. — Он наклонился вперед, чтобы поцеловать меня в щеку. — В тебе нет ничего простого, Сеф.
Он отстраняется и проводит рукой по моему затылку. — Тебе идет прическа.
— Правда? — спрашиваю я, мои щеки пылают от жара.
— М-м-м. Тебе следует почаще носить их причесанными.
Я бросаю на него взгляд. — В любом случае, ты только испортишь его.
Он ухмыляется. — В этом-то и смысл.
Какой части Ноа мне будет не хватать больше всего, если я выберу деньги, а не его? Его сильного тела, его объятий, его поцелуев? Его тепла, его бесстыдного, открытого обожания и восхищения? Говорить с ним, быть с ним или трахаться с ним? Смеяться с ним, дразнить его?
Все это.
Я бы все это упустила.
Он протягивает мне руку. — Ну что? Пойдем? Ты ведь знаешь, что я никогда не был на гала-вечере?
— По сути, это как супермодный званый ужин, но журналисты фотографируют тебя, когда ты входишь.
Он смеется. — Ты же знаешь, что я тоже никогда не был на званом ужине, верно?
— Не был?
— Нет! — Он с мальчишеским смехом ткнул меня локтем в бок. — Мне двадцать, принцесса, а не какой-нибудь банкир средних лет. Я делаю нормальные вещи, например, хожу на вечеринки и в бары с приятелями.
Я поднимаю бровь. — Я тоже делаю нормальные вещи, знаешь ли.
— Нет, не знаешь. Пойдем со мной на следующую вечеринку, на которую я пойду, и тогда ты увидишь, как это делают нормальные люди.
Мое сердце учащенно забилось. Я хватаю его за руку. — Ты хочешь познакомить меня со своими друзьями?
Он ухмыляется. — Я должен показать тебя, не так ли?
На секунду я
