В дополнение к этим факторам существуют и чисто социальные, которые определяют, насколько сильно сопротивление осознанию социальной реальности. Раз общество или класс лишены возможности использовать свои прозрения, потому что объективно у них нет надежды на изменение к лучшему, скорее всего люди в таком обществе стали бы настаивать на своих домыслах, поскольку осознание истины ухудшило бы их самочувствие. Приходящие в упадок общества и классы обычно наиболее яростно держатся за свои вымыслы, ибо от знания истины они ничего не получат. Напротив, общества и классы, уверенные в том, что их ждет лучшее будущее, предлагают меры, облегчающие осознание действительности, особенно если это самое осознание поможет им произвести необходимые изменения. Хороший тому пример – класс буржуазии в XVIII в. Еще до того, как он завоевал политическое господство над классом аристократов, он отбросил многие вымыслы прошлого и выработал новый взгляд на социальные реалии прошлого и настоящего. Авторы – представители средних слоев смогли прорваться сквозь иллюзии феодализма, потому что им не нужны были эти фикции; наоборот, им помогала правда. Когда буржуазия основательно укрепилась и стала противиться активным выступлениям со стороны рабочего класса, а позже – и колониальных народов, положение изменилось: представители средних классов отказались видеть социальную действительность как она есть, представители же передовых новых классов больше склонялись к тому, чтобы обходиться без иллюзий. Очень часто, однако, люди, развивавшие взгляды в поддержку борющихся за свободу социальных групп, происходили из тех самых классов, против которых те боролись. Во всех случаях необходимо учитывать индивидуальные обстоятельства, которые настроили человека критично относиться к собственной социальной группе и поставили его на сторону группы, к которой он не принадлежит по рождению.
Социальное и индивидуальное бессознательное взаимосвязаны и находятся в постоянном взаимодействии. Действительно, в конечном счете бессознательность и осознанность неразделимы. Имеет значение не столько содержание вытесняемого, сколько душевное состояние индивида или, точнее, степень его бодрствования и реализма. Если человек данного общества не в состоянии осмыслить социальную реальность, а вместо этого заполняет ум выдумками, его способность понять реальность, касающуюся его самого, его семьи или друзей, тоже ограничена. Он живет в состоянии полубодрствования, готовый принять все, что ему внушают со всех сторон, и поверить, что внушенные ему вымыслы – правда. (Конечно, человек особенно склонен вытеснять осознание реальности относительно своей жизни в тех областях, где особенно сказывается социальное вытеснение. Например, в обществе, в котором культивируется послушание авторитетным персонам, а вместе с ним культивируется вытеснение осознания и критицизма, сын скорее будет бояться своего отца, чем в обществе, где критика авторитетов не составляет существенной части социального вытеснения.)
Фрейд по преимуществу занимался тем, что вскрывал индивидуальное бессознательное. Хотя он полагал, что общество принуждает человека к вытеснению, но он имел в виду вытеснение инстинктивных сил, а не социальное вытеснение, которое в действительности означает недопущение осознания социальных противоречий, вызванных обществом страданий, падения авторитета, чувств тревожности и неудовлетворенности и т. д. Проведенный Фрейдом анализ показал, что до известной степени индивидуальное бессознательное можно сделать осознанным, не затрагивая социального бессознательного. Однако из уже изложенных посылок вытекает, что любая попытка устранить вытеснение, исключая социальную сферу, неизбежно окажется ограниченной. Полное осознание вытесненного возможно только в том случае, если оно выходит за пределы индивидуальной сферы и включает в себя анализ социального бессознательного. Основания для подобного утверждения вытекают из вышесказанного. Пока человек не в состоянии превзойти свое общество и увидеть, как оно способствует либо, наоборот, препятствует развертыванию человеческих потенций, он не сможет полностью слиться со своей собственной человечностью. Социально обусловленные табу и ограничения должны казаться ему «естественными», а человеческая природа вынуждена проявляться в извращенных формах до тех пор, пока человек не поймет, что общество, в котором ему довелось жить, искажает человеческую природу. Но раз уж вскрытие бессознательного означает, что переживание достигло уровня человечности, тогда действительно анализ нельзя ограничивать индивидом, его надо продолжить до обнаружения социального бессознательного. Последнее включает в себя понимание социальной динамики и критическую оценку собственного общества с точки зрения универсальных человеческих ценностей. Само проникновение в общество, данное нам Марксом, является условием осознания социального бессознательного, а значит, и полного пробуждения («устранения вытеснения») индивида. Если признать, что «на месте Ид должно быть Эго», то гуманистический социальный критицизм – необходимое для этого предварительное условие. В противном случае человек осознает лишь некоторые стороны индивидуального бессознательного, в других же аспектах он как целостная личность едва ли пробудится больше остальных. Необходимо, однако, добавить, что не только критическое осмысление общества важно для аналитического истолкования человеком самого себя, но и, наоборот, аналитическое осмысление индивидуального бессознательного тоже важный вклад в понимание общества. Только если человек прочувствовал значимость бессознательного в своей личной жизни, он способен полностью оценить, как это возможно, чтобы общественная жизнь определялась идеологиями, не являющимися ни правдой, ни ложью, или, иначе говоря, и правдой, и ложью одновременно – правдой в том смысле, что человек искренне верит в них; ложью в том смысле, что они представляют собой рационализации, призванные скрывать подлинные мотивы социальных и политических действий.
Как бы ни взаимодействовали индивидуальное и социальное бессознательное, но сопоставив соответствующие представления Фрейда и Маркса о вытеснении применительно к социальному развитию, мы обнаружим серьезное противоречие. Для Фрейда, как мы уже указывали, развитие цивилизации означает увеличение вытеснения, следовательно, общественное развитие приведет не к исчезновению вытеснения, а скорее к его усилению. Для Маркса же вытеснение – это в основном результат противоречий между потребностью в полном развитии человека и данной социальной структурой, поэтому полностью развитое общество без эксплуатации и классовых конфликтов не нуждается в идеологиях и может обходиться без вытеснения. В полностью гуманизированном обществе не должно быть потребности в вытеснении, а значит, не должно быть социального бессознательного. По Фрейду, вытеснение усиливается; по Марксу – уменьшается в ходе общественного развития.
Есть еще одно различие между мыслью Фрейда и Маркса, которое не было достаточно подчеркнуто. Хотя я уже показал сходство между «рационализацией» и «идеологией», необходимо указать на их различие. С помощью рационализации человек старается представить дело так, как если бы поступок вызывался разумными и моральными мотивами, тем самым скрывая то, что он вызван мотивами, противоречащими осознанному мышлению человека. Рационализация – это преимущественно притворство, и ее единственная негативная функция состоит в том, чтобы позволить человеку плохо поступать, не осознавая, что он действует неразумно или аморально. Идеология выполняет сходную функцию, но в одном пункте есть существенное отличие. Возьмем для примера христианское учение: учение Христа, идеалы смирения, братской любви, справедливости, милосердия и пр. были теми подлинными идеалами, которые так воздействовали на сердца людей, что те были готовы пожертвовать жизнью ради этих идеалов. Однако на протяжении истории эти идеалы использовались и для того, чтобы служить рациональным прикрытием прямо противоположных целей. Истреблялись независимые и мятежные умы, крестьян эксплуатировали и угнетали, благословляли войны, поощряли ненависть к врагу – и все во имя тех же самых идеалов. В данном случае идеология не отличалась от рационализации. Но история свидетельствует, что у идеологии есть и своя жизнь. Хотя слова Христа использовались неправильно, они продолжали жить, они сохранялись в памяти людей, и снова и снова их принимали близко к сердцу и опять преобразовывали из идеологии в идеалы. Так происходило в протестантских сектах до и после Реформации; это происходит и сегодня у той части протестантов и католиков, которая борется за мир и против ненависти в мире, которая исповедует христианские идеалы, хотя и использует их в качестве идеологии. То же самое можно сказать об «идеологизации» буддийских идей, гегелевской философии, марксистской мысли. Задача критики не в том, чтобы осуждать идеалы, а в том, чтобы показать, как они трансформируются в идеологии, и бросить вызов идеологии во имя поруганного идеала.
