— Положи правую руку на стол, — сказала она, — ладонью вверх.
Браво выполнил ее просьбу. Она взяла длинные металлические щипцы и, погрузив их в кипящую воду, поочередно извлекла три стеклянных колпачка. Они напоминали крохотные подставки для вареных яиц. Дженни поместила их на бумажное полотенце, чтобы просушить.
— Может, стоило обзавестись автоклавом? — пошутил он.
Она улыбнулась:
— Иногда самым лучшим бывает самый старый способ.
Она поставила все три бокальчика в ряд на столе и снова опустилась на стул рядом с Браво.
— Ты готов?
Он кивнул.
Дженни взяла один из стаканчиков и прижала к ладони Браво. Она зажгла длинную спичку и поднесла к стеклу пламя. Постепенно кожа под стаканчиком покраснела и немного распухла.
— Во время посвящения мы выгоняем на поверхность не «соки», а твое чувство долга. Ведь после того, как ты станешь частью ордена, передумать будет уже нельзя. Пути назад не существует. Ты изменишься навсегда.
Она убрала спичку в тот момент, когда стекло нагрелось почти до нестерпимой температуры, и поднялась со стула. Подойдя к мойке, Дженни выдвинула ящик под столешницей и достала маленький оловянный сосуд. Вернувшись к столу, она вытащила пробку из горлышка сосуда и перевернула его вверх дном. На ее ладонь упали три семечка.
— Это семена кипариса, кедра и сосны, вечнозеленых деревьев, в некотором смысле — символов вечной жизни. — Одно за другим она вложила их в рот Браво. — Когда умирал Адам, сын его Сет вложил в его уста семена кипариса, кедра и сосны, принесенные ему ангелом. Ты должен разжевать и проглотить их.
Браво повиновался.
— Говорят — и у ордена есть тому свидетельства, — что крест Христа был сколочен из древесины этих трех деревьев. Эта часть обряда посвящения символизирует твою смерть, уход из привычного общества, из мира, каким ты его знал. Клянешься ли ты, что, войдя в Voire Dei, никогда не попытаешься отречься от ордена?
— Клянусь, — проговорил Браво, чувствуя накатывающую волну дурноты.
Одним искусным движением Дженни убрала стаканчик с его ладони, уже начинавшей болезненно зудеть, и приложила второй в трех дюймах от красного пятна. Все повторилось.
Когда кожа под вторым стаканчиком покраснела и распухла, она сказала:
— В Откровении записано: «Сатана будет освобожден из темницы своей и выйдет обольщать народы, находящиеся на четырех углах земли, Гога и Магога, и собирать их на брань; число их — как песок морской». На средневековой карте, обнаруженной в Херефордском соборе, мир имеет форму круга, в центре которого расположен Иерусалим — пуп земли. На одной из сторон карты записана легенда, повествующая о битве Александра Великого с войсками сатаны во время его завоевательного похода. Он победил, но не смог полностью истребить их. Вместо этого он запер их в горах Каспия, и пророчество не свершилось.
Дженни все еще держала спичку над стаканчиком, хотя кружок кожи под ним уже покраснел и растрескался. Первый стаканчик она сняла приблизительно раза в три быстрее.
— Эта часть знаменует воскрешение, потому что наша главная, священная цель — в день Апокалипсиса встать на пути орд сатаны, защищая человечество. Клянешься ли ты сделать это?
— Клянусь. — Снова подступила тошнота, и на этот раз справиться с ней было труднее. Браво начинал чувствовать себя так, словно был покрыт кровоточащими стигматами — сродни тем, что появлялись, судя по религиозным трактатам двенадцатого века, на теле особо благочестивых монахов.
Дженни взяла последний стаканчик и заменила им второй, отступив еще три дюйма. Она открыла следующий ящик под мойкой и, натянув тонкие латексные перчатки, вернулась к столу, держа в руках каменную ступку и три крошечных стеклянных контейнера с белым, желтым и серым с металлическим отливом содержимым. Опорожнив контейнеры над ступкой, Дженни принялась растирать эту смесь пестиком.
— Соль, сера и ртуть, — произнесла она. — Три основные алхимические субстанции, символизирующие завершение трансформации и вступление в новую жизнь. — Перемешав элементы, Дженни аккуратно поместила получившееся вещество внутрь необычного вида медальона, выполненного в форме меча длиной приблизительно с кисть ее руки.
Она взглянула в глаза Браво.
— Готов ли ты пожертвовать своей работой, своими друзьями, своей семьей ради более значительной цели?
— Да.
Она легко ударила его алхимическим мечом по левому плечу.
— Клянешься ли ты охранять тайны ордена и отдать за это жизнь, если понадобится?
— Да.
Она приложила меч к его правому плечу.
— Клянешься ли ты противостоять нашим врагам á outrance?[8]
Á outrance! Не сразу до Браво дошел смысл услышанного. Термин, который употребила Дженни, со времен Средневековья означал битву не на жизнь, а на смерть, до победного конца. Теперь, запертый в этой неуютной комнате, словно в склепе, вовлеченный в странный ритуал, включающий символическую смерть, Браво живо чувствовал силу, исходящую от этих слов, не выветрившуюся и спустя много столетий.
— Да.
Она прикоснулась мечом к его макушке и убрала последний стаканчик, пребывавший на руке Браво втрое дольше предыдущего.
— Теперь ты один из нас. Сердцем, душой и телом ты принадлежишь ордену.
Глава 7
Донателла не знала, как долго простояла на коленях в мутной воде. Голова Иво в ее руках холодела и становилась все тяжелее, словно наливаясь свинцом. В какой-то момент ее охватило чувство нереальности происходящего; казалось, она баюкала на коленях голову куклы, а не мертвого Росси. Она смутно понимала, что на озеро опускаются сумерки, вокруг продолжается жизнь. Но в ту секунду, когда она увидела Иво в воде, и на нее уставились его слепые глаза, время остановилось, и весь мир Voire Dei замер между ними двоими. Ее мутило, выворачивало наизнанку, ей хотелось умереть, но смерть не шла… Из легких, предавая ее, продолжало вырываться неровное дыхание, в груди клокотали рыдания, подступая к горлу и обжигая его, словно кислотой. Ее охватил озноб, помимо ее воли неудержимая дрожь сотрясала тело. Щеки горели, но она чувствовала себя такой же холодной и мертвой, как Иво.
Постепенно Донателла осознала, что ее держат за плечи чьи-то сильные длинные пальцы, унимая дрожь. Кто-то стоял сзади. Она почувствовала исходящее от его рук тепло, и медленно подалась назад, прислонившись к его коленям и расслабившись.
— Я не ожидал, что этот день когда-нибудь настанет. Никогда не думал, что это произойдет вот так… — Низкий, вибрирующий мужской голос проник в ее сознание, словно отдаленные раскаты грома. — Я помню, как вы оба явились к нам. Худые, изнуренные, с ввалившимися щеками, грязные и отвратительно пахнущие. И все же что-то в ваших глазах зацепило меня. — Длинные пальцы еще крепче сжали плечи Донателлы; она почувствовала, как передается ей их сила. — Я никогда прежде не рассказывал этого, но вас хотели вышвырнуть вон. Я не позволил, несмотря на всеобщее недовольство. Вас оставили — под мою личную ответственность. Я должен был лично тренировать вас, чтобы через месяц вы могли пройти экзамен. В случае неудачи вас выгнали бы обратно на улицу, а меня ждало бы суровое наказание. Я только улыбнулся, принимая поставленное условие. Тебе ведь известно, как я люблю принимать вызовы судьбы.
Донателла жадно ловила каждое слово, мысленно возвращаясь в прошлое, в те, самые первые их дни в ордене рыцарей святого Клемента.
— Я требовал от вас многого, я не знал снисхождения, но ни разу не слышал, чтобы вы с Иво жаловались. Напротив, вы работали все усерднее; вы спали на ходу, второпях жадно заглатывали пищу и возвращались к тренировкам охотно, словно щенки к игре.
— Вы дали нам смысл существования, — глухо произнесла Донателла. — Это был первый и единственный подарок в нашей жизни.
Он отпустил ее плечо и запустил руку в спутанные волосы; ей стало больно, и она тихо заскулила.
— Как-то раз Иво пришел ко мне поговорить. Ему до смерти надоели бесконечные тренировки, он устал чувствовать себя — как же он выразился? — да, устал быть цирковой лошадью. «Я как стрела, — сказал он, — с наконечником, заточенным до бритвенной остроты, но ни разу так и не спущенная с тетивы». Я понял, Донателла, что он прав. И вы получили первое задание. Помнишь ли ты?
— Да, — шепнула она.
Он ласково погладил ее.
— Верно, ты не могла забыть. Тебя тогда чуть не убили, а меня — меня чуть не погубило предательство одного из наших людей. Иво спас нас обоих, да, так оно и было… — Его пальцы мягко, нежно перебирали ее волосы. — Я никогда не забуду службу, которую сослужил мне Иво. Пришло время вознаградить его за труды.
Осторожно, но решительно он поднял ее на ноги и повернул лицом к себе.
