Совсем другие мысли питали сознание Сен-Флорана. На свете есть души, для которых преступление заключает в себе столько очарования, что они никогда не могут им насытиться; первое преступление для них всего лишь ступень к следующему, и удовлетворяются они только тогда, когда выпьют чашу наслаждений до самого дна.
— Какие сладкие плоды я сорвал! — говорил себе предатель, сидя под деревом в двухстах шагах от места своего преступления. — Какая это была невинность! Какая свежесть! Сколько грации и очарования!.. Как она меня возбуждала, как воспламеняла мои чувства!.. Я бы задушил ее, если бы она оказала хоть какое-то сопротивление… Может быть, я зря оставил ее в живых… Если ей встретиться кто-нибудь, она может на меня пожаловаться… меня могут настигнуть, и тогда я пропал… Кто знает, до чего может дойти месть обиженной девчонки? Надо бы ее прикончить… Если одним ничтожным созданием на земле будет меньше, ничего от этого не изменится: это просто червь, которого я раздавлю мимоходом; это ядовитое животное, которое грозит мне своим жалом, и я не должен допустить, чтобы оно меня поразило; нет ничего дурного в том, чтобы избавиться от тех, кто хочет навредить нам… Поэтому раздумывать нечего.
Однако несчастной Жюстине, которую рука провидения должна была провести по всему тернистому пути злоключений, не суждено было умереть в таком юном возрасте. Сен-Флоран рассвирепел, не обнаружив ее на месте; он звал ее, она его слышала и бежала еще быстрее. Оставим злодея наедине со своим отчаянием, пусть он идет своей дорогой, быть может, когда-нибудь он нам еще встретится. Ход событий вынуждает нас разматывать нить приключений нашей кроткой Жюстины.
— Опять это чудовище, — с тревогой думала она, ускоряя шаг, — чего он еще от меня хочет? Ему мало того, что он так жестоко надругался надо мной? Чего еще ему не хватает?
И она спряталась в густом кустарнике, чтобы не нашел ее человек, который без сомнения собирался убить ее. Там она провела остаток ночи в ужасном беспокойстве.
— Вот так, — подумала она, когда начинался новый день, — значит правду говорят, что есть человеческие существа, к которым природа относится так же, как к диким зверям? Которые вынуждены прятаться от других людей? Так какая разница между ними и мною? Стоило ли появляться на свет для столь печальной участи?
Слезы ручьями текли из ее прекрасных глаз, когда она предавалась таким печальным размышлениям. И в это время послышался неожиданный треск сухих веток.
— О Господи, наверное это он, злодей! — затряслась она от страха. — Он ищет меня, хочет моей погибели, хочет покончить со мной; я пропала.
Она поглубже забралась в скрывавшие ее кусты и прислушалась. Шум производили двое мужчин.
— Сюда, дружище, — говорил тот, что казался господином, юноше, следовавшему за ним, здесь нам будет удобно. Во всяком случае в этом глухом месте жестокий рок в лице моей матери, которую я ненавижу, не помешает нам вкусить сладостные плоды удовольствия.
Они подошли ближе и устроились совсем рядом с Жюстиной, так что она слышала каждое их слово и видела каждое движение. Затем хозяин, которому на вид было года двадцать четыре, спустил панталоны своего спутника, чей возраст был не более двадцати, начал массировать ему член, сосать его и приводить в надлежащее состояние. Этот спектакль продолжался долго… омерзительно долго и был наполнен эпизодами похоти и мерзости, которые должны были привести в ужас Жюстину, еще не оправившуюся после примерно таких же гадостей. Но в чем же они заключались?
Здесь мы предвидим, что найдутся читатели, интересующиеся больше подобными сценами, нежели подробностями движения души добродетельной нашей героини, которые с нетерпением ждут, когда мы опишем эти мерзости. Чтобы удовлетворить их любопытство, мы расскажем следующее: молодой господин, ничуть не устрашившись громадного копья своего лакея, сначала возбуждал его, покрывая поцелуями, затем, млея от восторга, вставил себе в задний проход. Наслаждаясь содомитскими утехами, распутник извивался как на вертеле и, кажется, жалел только о том, что этот стержень не был еще больше; он бесстрашно принимал мощные толчки, предупреждая и отражая их. Двое нежных и законных супругов не могли бы ласкать друг друга с таким пылом; их губы сливались, их языки сплетались, их вздохи смешивались, пока наконец оба, опьянев от страсти, не завершили одновременным извержением свою оргию. Через короткое время она возобновилась, и чтобы разжечь фимиам в кадильницах сладострастия, главный жрец не забыл ни одного средства: поцелуи, нежные прикосновения, грязные ласки, утонченные упражнения самого разнузданного разврата — все использовалось для поддержания огня, который начинал стихать, и все это послужило тому, что жертвоприношения совершились пять раз подряд, и за это время роли любовников ни разу не переменились. Молодой хозяин оставался женщиной и несмотря на то, что он обладал превосходным инструментом, который неустанно возбуждал руками лакей, сношая его, у него ни на секунду не возникло желания исполнить обязанности мужчины. Если он массировал лакейский член, если сосал его, то для того лишь, чтобы возбудить своего содомита, чтобы не дать ему передышки, но никаких активных действий не предпринимал.
О, каким долгим показалось это зрелище Жюстине, насколько невыносимо для добродетели наблюдать торжествующий порок!
В конце концов, оставшись без сил, актеры этой скандальной сцены тяжело поднялись и собрались отправиться восвояси, как вдруг хозяин, подойдя к кусту, чтобы опорожнить от спермы свои потроха, заметил платок, повязанный на голове Жюстины.
— Жасмин, — повернулся он к лакею, — нас обнаружили, мы пропали… Здесь какая-то мерзавка… она видела, чем мы занимались. Давай-ка вытащим ее из логова и узнаем, зачем она там пряталась.
Но дрожащая Жюстина опередила их, сама выскочила из своего укрытия и бросилась в ноги незнакомцам.
— О господа! — запричитала она, простирая к ним руки. — Сжальтесь над несчастной, которая заслуживает этого больше, чем вы полагаете, и мало на свете несчастий, которые могут сравниться с моими. Пусть положение, в котором вы меня нашли, не бросит на меня ни тени подозрения, потому что это следствие моей нищеты, а не моих поступков. Вместо того, чтобы увеличивать беды, которые меня преследуют, соблаговолите уменьшить их и предоставьте мне средства, избежать ударов судьбы.
Господин де Брессак — так звали молодого человека, в чьи руки попала Жюстина, — будучи закоренелым злодеем и распутником, не был вместе с тем лишен весьма значительной дозы сочувствия. Правда, к сожалению, мы очень часто видим, как сладострастие подавляет жалость в сердце мужчины: обычно оно ожесточает его, и независимо от того, требует ли большая часть его низменных утех апатии души, или же мощная встряска страсти, производимая в его нервной системе, ослабляет их воздействие, либертен очень редко проявляет чувствительность[17].
