и одинок без ее матери, почему он не должен быть счастлив сейчас?
– Увидимся, папа! – крикнула Джесс, когда он уходил вместе с Эллой. От всего сердца она желала им всего наилучшего, а отцу – гораздо лучшего будущего.
«Все они прошли свой долгий путь к счастью», – подумала Джесс, когда остальные гости ушли домой. Данте ждал у двери с ее курткой в руках. Так что она должна делать? Отказаться от вечера с ним? Она может остаться дома, и ничего в ее жизни не изменится. К утру он, наверное, уже уедет. И она ничего не пропустит…
«Но так не может больше продолжаться», – решила она, сжав зубы.
Оглядываясь на знакомую кухню, она не могла избавиться от ощущения, что, что бы ни случилось дальше, ее жизнь уже никогда не будет прежней.
Когда Данте что‑то планировал, он планировал все до мельчайших деталей. Он заранее поднялся в свой номер на верхний этаж паба и отнес туда рождественские подарки для Джесс и ее отца в своем рюкзаке. Он организует спасение внедорожника из снежного плена позже, а тем временем шампанское охлаждалось на льду, в холодильнике были заказанные им заранее закуски. Это не первый его визит в деревню, поэтому домашний комфорт ему здесь необходим. И ему было очень важно, чтобы у него была возможность поговорить с Джесс наедине.
Пригласив ее в уютную гостиную, где расторопные сотрудники паба уже разожгли камин, он взял ее куртку, и они молча уставились друг на друга.
Джесс сделала первый шаг. Подойдя ближе, она встала на цыпочки, чтобы коснуться его губами.
– Это не было ошибкой, – сообщила она ему. Пожав плечами, она добавила: – Возможно, это было так же безрассудно, как когда мне было семнадцать, но я думаю, что уже достаточно взрослая, чтобы справиться с последствиями сейчас.
– Ты ожидаешь последствий? – Данте улыбнулся и покачал головой.
– Лучше не разочаровывай меня, – нахально предупредила она.
– Так что тебя сдерживало раньше?
Рот Джесс скривился, когда она задумалась о его словах.
– Может быть, чувство долга? Или то, что я на тебя работала?
– Или твои разочарования в прошлом?
– Если ты думаешь, что ты чем‑то лучше…
– Джесс, так в чем же дело? Испытай меня и узнай.
– Я как раз собираюсь это сделать.
– Как ты думаешь, может быть, сначала снять ботинки?
– Ботинки? – удивленно переспросила она, взглянув на свои ноги.
– Твои ноги наверняка замерзли.
Она посмотрела на него и засмеялась. Он обнял ее и поцеловал – сначала нежно, а потом сильнее, как будто не хотел отпускать ее. Какие бы сомнения ни были у Джесс, вскоре она поняла, что они безвозвратно исчезли. Оставив ботинки у двери, она сообщила ему:
– Сейчас я больше всего хочу раздеть тебя.
Данте развел руками:
– Так не сдерживайся!
Она делала это медленно и осознанно, как будто каждая пуговица на его рубашке приближала ее к цели. Ее целью был не столько секс, сколько установление доверия между ними. Его намерения были куда менее достойными. Он хотел раздеть ее, бросить на кровать и заниматься с Джесс любовью до тех пор, пока она не устанет. Но он не хотел ей мешать. До тех пор, пока она вдруг не упала перед ним на колени.
– Я что‑то сделала не так? – спросила она, когда он поднял ее на ноги.
Он вздрогнул, увидев жалкое выражение ее глаз.
– Ты не сделала ничего плохого, – мягко сказал Данте.
Теперь он понял, почему Джесс была такой скованной в интимных отношениях. Секс должен быть совместным опытом с обоюдным удовольствием. Что‑то в ее прошлом пошло явно не так.
Обняв, он отнес ее в спальню.
– Теперь моя очередь, – предупредил он, стягивая толстые шерстяные носки, которые все еще оставались на ней. – Это же ужасно! – Данте отбросил их в сторону, а она рассмеялась.
Затем она то улыбалась, то стонала от удовольствия, пока он грел ее ноги в своих руках.
– Ты знаешь кратчайший путь к сердцу девушки.
– Я специализируюсь на борьбе с замороженными ногами, – признался он, купая ее крошечные ступни в поцелуях и горячем дыхании.
– Сколько сердец ты разбил этой уловкой?
– Я никогда не был особенно заинтересован в том, чтобы найти путь к чьему‑либо сердцу, – сказал Данте.
Ему показалось, что его слова удивили ее, поэтому он спросил:
– Почему тебе так трудно в это поверить?
– Потому что твоя репутация говорит сама за себя, – ответила Джесс.
– Ты веришь всему, что читаешь?
Когда она пожала плечами, он объяснил:
– Я люблю своих братьев и сестру Софию. И прежде чем ты спросишь – нет, я никогда не подносил их ноги к своему рту.
В тот момент все изменилось. Улыбка Джесс стала шире, она буквально осветила ее лицо, и он понял, что самое большое препятствие было преодолено. Он завоевал доверие Джесс.
Глава 15
Данте раздевал ее с такой осторожностью, как если бы она была пони под десятью слоями арктического снаряжения. Сняв очередной предмет одежды, он целовал ее. Когда она была полностью обнажена, в комнате стало очень тихо. Единственным звуком было их дыхание – ровное дыхание Данте и взволнованное Джесс, прервавшееся, когда Данте нашел новое место для поцелуя.
Он умел успокаивать и возбуждать ее одновременно, Данте был мастером этого искусства. Его руки, поглаживающие ее спину, успокаивали ее, но заставляли хотеть гораздо большего. Он дал ей шанс почувствовать, как ее тело просыпается от его прикосновений, но его сдержанность была мучением. Джесс начала раздражаться от желания взять на себя инициативу но, каждый раз, когда она пыталась начать действовать, Данте отговаривал ее поцелуями, убеждая сосредоточиться на ощущениях и ни на чем другом.
Она не просто перешагнула эту черту – она перепрыгнула через нее, поняла Джесс, когда из ее горла невольно вырвался тихий стон удовольствия. Он заставил ее ждать так долго, что она была на грани.
– Пожалуйста, не останавливайся, – умоляла она, когда его рука скользнула между ее ног. В ответ он поцеловал ее шею, губы, щеки, глаза, а она дрожала от нетерпения. Затем он развернул ее к себе спиной и, подняв ее руки над головой, лишил ее контроля.
– Еще раз? – тихо прошептал он.
У нее не было возможности сделать что‑либо, кроме как воскликнуть:
– Да!
Пальцы Данте были волшебными, и он знал, что делать. Он заставил ее задыхаться и стонать. Ей нравилось, как он одной рукой твердо держал ее за ягодицы, а другой ублажал ее.
– Неужели ты собираешься не спать всю ночь? – поддразнил он, нависая над ней,
