Лоха... Ну спасибо, приголубил, старый хрыч. Впрочем, на самом деле я особо и не обиделся, ведь в какой-то степени я лох и есть.
- В любом случае не по понятиям малолетку шмонать, - продолжал между тем цедить сквозь зубы Никодим. - Ладно, Егор, иди спи, а я покумекаю.
Утром мама, к моему удивлению, истерику не закатила. Подошла к проблеме философски. Первым делом аккуратно прощупала мой нос, констатировала, что смещения нет, и начала ставить компрессы, попеняв сестре, что та сама до этого не додумалась. Затем предложила сходить в милицию, написать на хулиганов заявление. Но я решительно отказался.
- За что хоть тебя так, сынок?
- Да к девчонке какой-то приставали, я и заступился.
Мама покачала головой, но по ее глазам было видно, что в глубине души она гордится своим отпрыском.
В училище мне было строго-настрого запрещено идти, мама прописала мне постельный режим, пообещав у знакомой заместителя главврача поликлиники взять справку для предъявления по месту учебы. Тренеру в спортшколе достаточно было и на словах во всем признаться, я заранее позвонил Пеле, сказал, чтобы оповестил Ильича о моей проблеме. Так что несколько дней мне предстояло провести дома, не зная, чем себя занять. Оставалось либо читать книги, либо бренчать на гитаре, поскольку появиться в таком виде на улице я бы не рискнул.
А через день в нашу каморку постучался Никодим.
- Здравствуй, Алевтина, можно твоего Егорку на пару минут?
Воровской авторитет увлек меня в свою комнату, и там вручил две помятых 25-рублевки.
- Держи, это твои деньги, - ответил он на мой немой вопрос. - С Котлом и его подельниками мы вопрос решили... Они тебя больше не побеспокоят. Никто, кстати, за ними не стоял, Котел где-то пронюхал про твои доходы и подбил своих кентов устроить развод, взять тебя на понта. Но теперь они даже твое имя забудут.
- Спасибо, не знаю даже, как...
- Не кипешись, молодой, все нормально. Мне твои песни душу лечат, так что мы с тобой в расчете.
Я не знал, что Никодим в одиночку - а скорее всего со своими корешами - сделал с этими отморозками. Да хоть пришил, мне-то что? Хотя вряд ли, сказал же, что имя мое забудут, а покойники его и так бы забыли. Главное, что отныне я мог чувствовать себя относительно спокойно. Единственное, что занозой сидело в мозгу - вопрос, откуда этот Котел пронюхал про мои проценты? Потому что люди, которые слили информацию, поступили, мягко говоря, нехорошо. Наказать бы их, да только знать бы, кого...
Дома я отлеживался почти неделю. Потом со справкой от врача пошел в училище, где были предупреждены о причине моего отсутствия благодаря звонку по телефону. К концу занятий ко мне подлетела Василиса:
- Мальцев, ты нашел коммуниста?
- Коммуниста?..
- Ну да, коммуниста. Или забыл, что за тебя должен поручиться член КПСС?
- Ах да... Блин, завтра же найду, - пообещал я.
И ведь нашел! Опять же благодаря Блантеру. Он-то сам не состоял и не участвовал, а вот по его подсказке я узнал, что Бернес состоит в партии с 1953 года. Матвей Исаакович с ним созвонился, и Бернес без проблем накатал мне хвалебную характеристику.
Когда я передал бумажку Василисе, та велела писать заявление о приеме в ВЛКСМ.
- С заданием от 'первички' ты справился на отлично, а недавно заступился за девушку, не испугался хулиганов, превосходящих тебя числом. И мы решили, что тебе любые задачи по плечу. А значит, достоин почетного звания комсомолец.
- Ну спасибо, - с улыбкой покачал я головой и сел под диктовку Василисы писать заявление.
Первичная организация рассмотрела мое заявление и проголосовала 'за', на прощание Василиса посоветовала мне срочно зубрить Устав, содержание которого упорно просачивалось сквозь мои мозги, как вода сквозь решето. Затем мои характеристики и заявление передали в райком ВЛКСМ. И вскоре наступил тот прекрасный дождливый день конца октября, когда мне пришлось идти на собеседование в райком.
Там толпы желающих влиться в ряды комсомольцев не наблюдалось, и уже через несколько минут я зашел в кабинет ? 18. В кабинете сидели два члена комитета, судя по хлебным крошкам на столе, совсем недавно закончивших завтракать. Встретили меня настороженно. Еще бы, перед ними лежала моя характеристика, написанная самим Марком Бернесом. Да и мое имя к этому времени уже обрело достаточную известность.
После сбора анамнестических данных пошли вопросы на засыпку. Те самые, про линию партии и правительства, и все такое. Дальше-больше. Какие цели и задачи в ваших планах на дальнейшую комсомольскую жизнь? С какого перепугу вас потянуло в комсомольскую организацию? С какой-такой радости вы решили, что достойны звания советского комсомольца? Автобиография, характер и темперамент, отрицательные и положительные стороны вашего организма? Короче, расскажите обо всем сейчас или заткнитесь навечно, аминь.
Я держался стойко, обходя хитроумные ловушки, четко отвечая на все поставленные вопросы, и неустанно доказывал крайнюю необходимость своего присутствия в рядах ВЛКСМ. Энтузиазм членов понемногу иссякал, и наконец иссяк окончательно.
- Ну что ж, Егор Дмитриевич, мы видим, что вы достойный кандидат для вступления в наши ряды и будете сознательным комсомольцем, - с улыбкой произнес первый член. - Тем более вы активно участвуете в общественной самодеятельности училища, отличник, спортсмен, и рекомендуетесь с самой положительной стороны.
- И устав комсомольской организации вы, конечно, знаете? - елейным тоном произнес второй участник истязательства.
- Конечно знаю, наизусть! - с жаром ответил я, молясь про себя всем святым.
- Ну тогда, я уверен, вы легко ответите на последний вопрос, - расплылся в улыбке член. И, внезапно посуровев, спросил:
- Почему комсомольцы не ходят в театр?
Вот умеют же, суки, поставить в тупик! С какого перепугу я должен знать, почему комсомольцы не ходят в театр?!
- А разве они не ходят? - наконец выдавил я из себя. - Мне казалось, что...
- Совершенно неважно, что вам казалось, - припечатал меня второй. - На этот счет у нас имеются абсолютно верные сведения. Из надежных источников, - добавил он многозначительно, чем окончательно меня добил. - Вы же сами сказали, что читали Устав.
Ничего не понимаю! Каким боком соприкасаются театр и Устав?
- А может, все-таки ходят в театр комсомольцы? - с надеждой проблеял я.
- Не ходят! - злобно отрезал член.
- Я вот одного видел, - пошел я на отчаянный блеф.
- Кого? Когда? В каком именно театре? Фамилию назвать можете?
- Ээээээ, во МХАТе видел, это был комсомолец Иванов, - брякнул я.
- Ага, Иванов, Петров и Сидоров, - хохотнул член. - Ладно, мы проверим факты, но вы так и не ответили на поставленный вопрос. Почему? Комсомольцы? Не ходят? В театр?
- Я не знаю, почему они не ходят. В кино-то ходят! Ведь еще Ленин говорил: 'Из всех искусств важнейшим для нас является кино!' А про театр он ничего не говорил.
Надо же, показалось, что мой ответ поставил членов в тупик. Они молча переглянулись, скривив физиономии, после чего первый член мрачно сказал:
- Ладно, товарищ Мальцев, идите и подождите в коридоре. О своем решении мы сообщим вам позже.
Следующие тридцать минут прошли в томительном ожидании. Я не знал, куда себя деть, меряя шагами коридор из одного тупика в другой. Наконец открылась дверь, из комнаты вышел давешний член и направился ко мне.
- Егор Дмитриевич, хочу поздравить вас с высоким званием советского комсомольца! - с пафосом произнес он. - Комсомольский билет получите через неделю у секретаря.
Так я стал комсомольцем! А после ноябрьских праздников, во время нашей очередной встречи с группой 'Апогей', Миха вышел с предложением.
- Егор, ты не против, если мы с парнями запишем магнитоальбом с твоими песнями? Естественно, ты везде будешь указан как автор.
Против магнитоальбома я ничего не имел. Правда, задумался, стоит ли указывать мое авторство, как бы чего не вышло, но в итоге элементарное тщеславие взяло верх. Я дал отмашку, но при условии, что запись будет проходить в моем присутствии. Если уж делать - то на совесть, под моим непосредственным контролем.
И если уж на то пошло, то все же придется идти в ВУОАП. На удивление, там без вопросов зарегистрировали песни. А я-то переживал... Что ж, теперь 'битлам' и кое-кому еще придется придумывать новые хиты.
Благодаря папе Михи, работающему в торгпредстве и имевшему множество полезных связей, музыкантам на субботу и воскресенье выделили студию звукозаписи Всесоюзного радио. Причем вместе со звукорежиссером, который, надо полагать, также что-то поимел с папы Михи. А неплохо для этого времени упакована студия, очень неплохо. У нас в конце 70-х и то такого не было.
Парни немного подивились, глядя, как ловко я управляюсь с аппаратурой. А я был в своей стихии, вспоминал немного подзабытые навыки. Эх, как же я соскучился по этой работе!
