— Их четверо. Одного я подранил — вот эту палку в брюхо ему сунул, — нагнувшись, я поднял оброненное копье, продемонстрировав окровавленное острие.
— Если в живот попали, то теперь их трое — с такой широкой и глубокой раной он не боец.
— Да — он так и орет вдалеке. Слышите? И еще: луки свои они у реки побросали — здесь с ними тяжело бегать.
— Правильно сделали — лук с натянутой тетивой за все на свете цепляться любит. Что у них за оружие осталось?
— Тот, кого я ранил, с мечом коротким, остальных не видел.
— Кольчуги? Шлемы?
— Да не видел я других! У раненого куртка была из кожи толстой. Не доспех, а просто куртка — легко деревяшкой проткнул.
— Понятно — чистые стрелки, скорее всего. Издали ловко бьют, бесспорно, а вот лицом к лицу посмотрим еще… Давайте назад отойдем, к тропе — там посвободнее. Если у них тоже мечи короткие, я их легко достать смогу. А если лук найдем, то стрелять из-за моей спины в них будете. Простите, Дан — ваш меч я не догадался с лодки прихватить, а с таким кинжалом вы много не навоюете против их мечей.
Лук мы найти не успели — парочка преследователей выскочила на тропу одновременно с нами, но метрах в пятнадцати ниже. Они не стали терять время на разговоры — пошли на нас. Один сжимал такой же широкий короткий меч; другой, взяв в левую руку узкий длинный кинжал с массивной крестовиной, в правой начал раскручивать железную гирьку на кожаном ремешке. Неуверенности противники не проявляли, но и не вели себя легкомысленно: шли медленно, внимательно нас изучая, оружие держали непринужденно-привычно.
Епископ шагнул вперед, замер в позе солдата, получившего команду «вольно», медленно опустил меч, упершись острием в песок. Враги, переглянувшись, начали расходиться, насколько позволяла ширина тропы — в клещи брали. Но Конфидуса это не беспокоило — стоял так же неподвижно.
Первый решился — рывок вперед, замах кистенем. Епископ резко вскинул меч, ухитрившись этим движением швырнуть в лицо нападающему тучу песка. Тот, естественно, растратил боевой задор, попятился назад, пытаясь раскрыть засыпанные глаза. Не успел — уверенный короткий замах и меч самым кончиком бьет в висок. Хруст кости, брызги крови, и епископ уже разворачивается ко второму, успев парировать его удар.
Мечи столкнулись с резким звоном. Конфидус немедленно атаковал колющим ударом, но неудачно — противник отпрыгнул назад, прикрываясь от наседающего епископа.
Лука, чтобы стрелять из-за спины товарища, у меня не было, но имелось копье — шагнув вправо, чтобы не мешала спина Конфидуса, сделал все тот же выпад, надеясь, что и сейчас попорчу брюхо. Не удалось — враг на этот раз прекрасно видел мою деревяшку и не захотел покрасить ее своей кровью. Ударил мечом. Не перерубил, но отбросил в сторону с такой силой, что я, потеряв равновесие, едва не завалился на бок. И потому пропустил атаку епископа, увидев лишь ее последствия — противник с криком пятился, разбрызгивая кровь из рассеченного запястья. Его оружие лежало на песке.
— Дан! Стойте! Живьем возьмем его! Я оглушу!
Дельная мысль — поговорить с пленником не помешает.
Вдали отрывисто хлопнуло, уже рядом приглушенно стукнуло. Раненный враг, прекратив пятиться, неловко развернулся, осел на землю, распластался на животе. Все еще пытался куда-то ползти, но лишь загребал ладонями песок. Между лопаток у него торчала длинная стрела с серым оперением.
Не сговариваясь, мы бросились в кусты, спасаясь от стрелка.
— Четвертый остался еще! До лука добрался! Своего прибил! — крикнул я.
Епископ, встав на четвереньки, на миг высунул голову из кустов, изучая тропу, и тут же досадливо сплюнул:
— Дан! Здесь свои!
— Какие еще свои?! Четвертый стреляет!
— Должен быть еще один. Ты его видел?! — крикнул епископ кому-то невидимому.
— Я его убил, — коротко ответили невдалеке смутно знакомым голосом.
Конфидус вышел из кустов, остановился. Он все еще был напряжен и насторожено оглядывался по сторонам, но хлопанья тетивы больше не раздавалось — никто не пытался его обстрелять. Все еще ничего не понимая, я выбрался следом, и увидел, как по тропе приближается недавний знакомый — тот самый парень, которого подняли на борт в состоянии анабиоза и с которым я сталкивал лодку с мели. Одежда его была такой же мокрой как и у Конфидуса, в одной руке он держал длинный деревянный лук, в другой несколько стрел. Лицо его было спокойным и характерно нездоровым — похмельная муть все еще не выветрилась.
Мне не стоило большого труда разобраться в произошедшем. Очевидно, когда стрелки дружно бросились за мной, опытный епископ воспользовался моментом — добрался до берега. Благо лодка опять засела на мелком месте и плыть не пришлось. Парня, видимо, тоже потянуло на подвиги — отправился следом и, найдя один из брошенных нападавшими луков, использовал его против хозяев.
Оставалось непонятным одно.
— Эй! Ты где так хорошо стрелять научился?!
Присев возле все еще шевелящегося бандита, тот, достав нож, начал хладнокровно вырезать стрелу, скупо пояснив:
— Охотится я люблю. В лесу учился.
— Браконьер, значит? — иронично уточнил епископ, не переставая озираться.
— А ты что? Лесник королевский? Или егерь баронский? — так же невозмутимо уточнил парень.
— Нет. Просто интересуюсь. Дан — вы уверены, что их было четверо?
— Так Зеленый сказал. Вон он, над нами кружит, и кричать перестал. Значит никого рядом нет. Он глазастый.
— Ух ты! Ваша птица как человек разговаривать может? Это что — настоящая птица стража?
— Настоящая…
— А вы, значит, страж?! — изумился лодочник, вытирая вырезанную стрелу о штаны затихшего врага.
Отвернувшись, кивнул:
— Да — страж.
Смысла скрывать это или отказываться по причине самозванства больше не видел — даже под пытками не сумел от этой роли отвертеться.
* * *
Парня звали Люк, и характер у него был как у замороженного эскимоса: более спокойного человека я еще не встречал. При этом он оставался хладнокровно-опасным — полезное сочетание. Показав нам тело второго противника, он лениво рассказал, как, выбравшись на берег, увидел валяющийся на тропе лук. Как, не найдя колчан, вернулся на струг и вытащил несколько стрел засевших в мешках с продуктами и овсом для лошадей. Как, вернувшись, услышал шум и, дождавшись, когда враг выскочит из кустов, почти в упор пробил его грудь насквозь. Даже на рану, полученную при ударе тетивой по предплечью, пожаловался таким же ровным голосом.
Мы лишились почти схваченного пленника, но ругать за это Люка не стали — его вины в этом нет. Оставалась надежда, что тот, которого я приласкал заточенной палкой, все еще в состоянии говорить, но и она не оправдалась — к тому моменту, когда нашли его в зарослях, он был уже мертв. Судя по бледности, умер от потери крови — внутренности ему попортил сильно.
Кстати, в процессе поисков выяснилось, что Люк умеет не только с луком обращаться — он безошибочно прошел по моим следам, иначе мы бы долго бродили по этим дебрям.
Затем он так же легко распутал следы нападавших, подтвердив, что в засаде их действительно было четверо. Это нас обрадовало — подтвердились слова Зеленого. Вскоре обнаружилась и стоянка бандитов, а, точнее, полянка, на которой они оставили коней. Четыре лошадки лежали на траве, поджав ноги под брюхо. Две еще всхрапывали, две не подавали признаков жизни.
Присев возле мертвой, Конфидус поднял веко, затем палочкой разжал челюсти, покачал головой:
— Дан — они не загнаны. С ними что-то другое …очень плохое.
— Что?
— Не знаю. Не видел такое никогда. У нее из глаз кровь сочится, а язык почернел. И мокрая вся — будто маслом намазали. Если это пот, то впервые такой вижу.
Люк, исследовав еще живую лошадь, равнодушно перерезал ей горло коротким узким ножом, после чего согласился с епископом:
— Нечистое дело. Тьмой попахивает. Плохое что-то с лошадьми сделали. Зачем так было делать?
— Зачем… Да чтобы мчаться как можно быстрее и без отдыха, — разумно предположил епископ. — Наверное, чем-то опоили, хотя не доводилось мне про такое мерзкое зелье слышать.
— Жаль всех убили — карающим надо было их сдать. Темные любят лошадей мучить — это всякий знает. Карающие с такими быстро разобрались бы…
При упоминании о наших «друзьях» мы синхронно вздрогнули, а я, не сдержавшись, возразил:
— Люк — ты мало знаешь об инквизиторах. Скорее всего, это они и есть, или их люди. И не смотри, что без ряс.
— Как это? — все так же холодно, без тени удивления, спросил лодочник.
— А так… Я страж. А комиссар карающих Ортара меня схватил и пытал, желая узнать секреты ордена полуденных. Мне удалось сбежать, и моему другу тоже. Думали, что по реке получится оторваться от погони, но…
