новое тебе будет.
Тот взял монеты с обидой:
– Экселенц, это нам с Ежом впроголодь неделю жить.
– Молчи, дурень, не наглей. У меня семья мужика четыре месяца на два талера живет, а вам их на неделю мало? Тут и на прокорм коням, и вам на харчи, и на постой с лихвой будет.
– Экселенц, – канючил Сыч.
– Убирайся, – Волков пригрозил ему пальцем, – я тебе, подлецу, еще конюха барона не забыл!
Волков был готов сделать для Брунхильды все. Сейчас она могла стать самым важным для него человеком. И чтобы обрести влияние на герцога, он сам, если бы потребовалось, отправился бы в Ланн к Агнес за ее чудодейственным зельем.
– Дело важное очень. Не подведи меня, как с конюхом.
– Вот будете теперь вечно вспоминать про то!
– Не подведи меня, Фриц Ламме, – повторил кавалер.
– Да не подведу, не подведу, экселенц, – пообещал Сыч и уехал в тот же день.
А тут и хорошая новость подоспела. Прибыл купец Гевельдас, вид у него был кислый. Волков уже думал, что какая-нибудь беда опять, а все наоборот вышло.
– Позавчера еще был я в Шаффенхаузене.
– Так, и что говорят в столице врагов моих? – спросил кавалер.
– В столице врагов ваших несчастье.
– Нет вестей приятней, чем вести о несчастии врагов твоих, – обрадовался Волков. – Ну так говори же, купец, что у них там произошло плохого?
– А несчастье у них такое: слишком сильны были в эту весну грозы в горах.
– Вот как?
– Да, так сильны, что оползнями смыло все дороги, что шли на юг через оба перевала, да еще важный мост смыло. Наш друг говорит, что все деньги, что совет кантона собирал на войну всю зиму, придется тратить на ремонт дорог и строительство нового моста.
Вестей лучше Волков и не надеялся услыхать. Кавалер даже не верил, что сие правда.
– Уверен ты, друг мой, что кантон все деньги на ремонт дорог потратит?
– Так как же мне уверенным не быть, если я подряд получил на поставку заступов ста двадцати штук, восьмидесяти лопат и тридцати пил. Уже закупаю надобное. А еще они хотят тачки купить, пока, правда, не знают сколько, и пеньковых веревок много, – отвечал купец.
– Ах, как это вовремя, Бог и вправду ко мне внимателен, – говорил кавалер, чуть задумавшись.
Это было и вправду очень ему на руку. Что ни говори, а уходить на север воевать с мужиками, оставляя поместье на разорение горцам, очень не хотелось, а теперь руки у кавалера оказались развязаны. Пока кантон построит дороги, пока соберет деньги на новое войско, он, может, уже и вернуться успеет.
Кавалер взглянул на купца, а у того лицо все так же кисло было.
– Ну, друг мой, а ты-то что печален?
– Да печаль-то у меня одна, господин, – мямлил Гевельдас.
– Говори.
– Купцы, что ваши векселя и расписки принимали, спрашивают, когда вы платить думаете по ним?
– В каждой расписке моей написано, когда я буду платить, чего же еще спрашивать? К чему лишние вопросы?
– Так-то оно так, но слухи ходят, что купцам из Ребенрее и Малена вы уже векселя гасите. А купцам из Фринланда еще ни одного векселя не погасили.
Да, так оно и было. Волков действительно расплачивался по векселям в Малене. И действительно не погасил ни одной расписки во Фринланде. Мало того, он и не собирался гасить векселя для фринландских купцов. Пока, во всяком случае.
– Купцам скажи, что платить до мая не стану, пусть даже не скулят про то. А лучше передай им, что мой капитан Роха просит еще четыре бочки черного зернового пороха для учебных стрельб, пусть поставят. Опять же за вексель.
Купец Гевельдас скривился еще больше, сидел, вздыхал.
– Ты не вздыхай, чего ты-то вздыхаешь? Уж у тебя все будет хорошо.
– Так я же ручался за векселя те, купцы-то мне поверили.
– О себе больше думай, а не о купчишках иных. И думай о том, что к середине апреля мне потребуются двадцать бочек солонины, шестьдесят мешков гороха и сто восемьдесят меринов с хомутами и вожжами для обоза. И фураж для кавалерии, даже не знаю сколько. И взять все это я хочу за векселя, не иначе.
Купец опять вздыхал, и Волков, разозлившись на такую печаль, выгнал его прочь.
Глава 13
Вернулся Сыч со своим неизменным лысым дружком. В пять дней уложились, хоть денег, жулики, просили на неделю.
– Вы мне что, лошадей загнали? – удивлялся такой прыти кавалер.
– Нет, что вы, экселенц, вон в конюшне стоят, в лучшем виде, как мы и брали. Просто мы не так ездим, экселенц. Ни железяк с собой лишних не возим, ни таверн хороших не ищем. Где ночь застала, там и спим.
– Два раза у дороги ночевали, – вставил Еж.
– Вот кто тебя, дурака, за язык тянул. – Сыч схватил приятеля за ухо. – Уйди отсюда. Не слушайте, экселенц, он пьян вечно. Этак упадет с лошади, поваляется на земле и думает, что ночь прошла. Башка у него такая же пустая внутри, как и снаружи. Все деньги, что вы нам на дело дали, мы потратили.
Еж стоял невдалеке, чеша ухо, кривился на старшего товарища.
– Ладно о деньгах. Говори, отвез графине духи? – спросил кавалер.
– Отвез, экселенц, отвез. И Брунхильда очень им рада была. Сначала сказала: пузырек не тот, чего, мол, привез, дурень? А мне-то откуда знать, что за пузырек прежде был. Какой мне Агнес дала, такой и вез. Но потом Брунхильда принюхалась, засмеялась, говорит: оно. Обрадовалась.
– Обрадовалась? – переспросил кавалер. – Наверное, и денег тебе на радостях дала?
– Кто денег дал? Брунхильда денег дала? Чего угодно даст, но точно не денег, я ее еще по Рютте помню! – Сыч засмеялся. – Да она жаднее вас, экселенц.
Волков чувствовал, что Фриц Ламме врет, но оспорить его слова могла лишь сама графиня, а по такому поводу кавалер писать ей, конечно, не собирался, ведь не простую вещь Сыч ей привез.
– Ладно, не дала так не дала, – согласился Волков. – Теперь для вас есть другое дельце.
– Экселенц, – Фриц Ламме развел руками, – да разве ж так можно? В дороге пять дней, голодные, холодные, нам хоть денек отдохнуть. Поесть, пива выпить, помыться.
– Помыться? – Волков посмотрел на подранную шубу Сыча. Ей уже пришел конец. – Ты бы, черт немытый, про мытье мне не врал. Ладно, день отлежитесь, – Волков поднял палец, – помоетесь и езжайте в Мален. Разыщите мне одного одноглазого мерзавца.
– О! – вклинился в разговор Еж. – Мален – город дорогой. – Сам посмотрел на старшего товарища – вот теперь тот доволен.
– Так и есть, цены в Малене
