– Хорошо. И что той ночью было дальше?
– В четверть третьего Романо позвонил еще раз. Похоже, он был абсолютно пьян. Он ругался, плакал и орал в телефон, что она его обманула, он чувствует, что она не одна, что он приедет и заберет ее домой. Но сначала он хотел поджечь дом.
Томмасо делал пометки в блокноте. Нери спрашивал дальше.
– Как она на это отреагировала?
– Спокойно. Как я уже говорил, она привыкла к угрозам. Но мне это надоело. Мне надоел весь этот театр, я оделся и ушел. У меня не было ни малейшего желания встречаться с Романо, и я хотел поспать хотя бы пару часов.
– Когда вы покинули дом?
– В половине третьего.
– А когда вы были у себя?
– Где-то в четверть четвертого. Может быть, в половине четвертого.
– Это кто-нибудь может подтвердить?
Антонио пожал плечами.
– Нет, я живу один. Может быть, моя кошка, но вам это вряд ли поможет.
– Как же вы правы!
Утонченная манера поведения Антонио и его высокомерие начинали действовать Нери на нервы. «Он скользкий как угорь, – подумал Нери, – и холодный как рыба. И вообще это не тот мужчина, который нужен зрелой, страстной женщине, какой была Сара Симонетти».
– Большое спасибо, – сказал Нери и встал.
Томмасо тоже поднялся и захлопнул свой блокнот.
– Для начала хватит, – заявил Нери. – Но в ближайшие дни у меня будут к вам еще вопросы.
– Никаких проблем.
Антонио подошел к двери, чтобы открыть ее.
– Вы можете завтра в десять приехать в полицейское управление в Монтеварки? Нам нужен образец вашей ДНК.
– Разумеется, – Антонио улыбнулся, показав свои безупречные зубы. – Arividerci, comissario, buona sera [38].
Нери сухо попрощался и вместе с Томмасо вышел.
– Что это за тип? – садясь в машину и запуская двигатель, спросил он больше себя, чем ассистента.
Томмасо ухмыльнулся:
– Артист. Вся его жизнь – сплошная эффектная инсценировка. А за аплодисменты он продаст даже родную бабушку.
– В этом что-то есть, – ответил Нери, медленно и осторожно ведя машину мимо многочисленных прохожих на Виа ди Читта. – Действительно, в этом что-то есть.
– И вот что еще, шеф…
– Да?
– Почему он свидетельствует против себя? Я этого не понимаю. Получается, он был последним, кто видел синьору незадолго до ее смерти. И никто не может подтвердить, что он в половине третьего уехал домой. Если бы он сам не сказал, мы, скорее всего, никогда бы этого не узнали.
– Наверное, у него есть на то причина, потому что дураком он мне не показался. Возможно, он рассказал нам все это лишь потому, что хочет свидетельствовать против Романо. Может быть и такое. – Нери сделал важное лицо.
– В любом случае он был у синьоры той ночью. Иначе бы не знал о звонке Романо.
– Правильно.
Нери благодарно кивнул, наконец-то выехал к городским воротам и облегченно вздохнул. Потом посмотрел на Томмасо:
– Ты подозреваешь Антонио?
– Нет. Вовсе нет. – Томмасо громко высморкался. – У него нет ни малейшего мотива, чтобы убивать свою любовницу. К тому же, если нож из траттории является орудием убийства, для него было бы проблематично раздобыть его.
– Да, я тоже так считаю.
– Но почему Романо, – спросил Томмасо, приоткрывая окно, – если это был действительно он, просто не вымыл нож и не поставил его на место?
Нери даже вспотел. Вот об этом он как раз и не подумал. Все складывалось как нельзя лучше: у Романо был побудительный мотив и никакого намека на алиби, сперма была его, а не какого-то другого человека, да и орудие преступления, похоже, было из его дома. Правда, оно до сегодняшнего дня так и не было найдено.
Он уже заранее радовался, что отпразднует с Габриэллой разгадку этого дела, и тут Томмасо некстати задал такой идиотский вопрос.
29
Романо, заспанный и небритый, стоял в кухне и готовил для Эди мюсли, что было делом сложным. Эди любил овсяные хлопья, но не любил отрубей. Он любил орехи, но не миндаль. Он с удовольствием ел яблоки, но не ел бананы. Он любил все, что было похоже на апельсины, но ненавидел лимоны. Запеченные сливы он считал отвратительными и без всякого предупреждения выплевывал их на стол, зато изюм был его страстью. Он мог поглощать его в огромных количествах. Так что с Эди все обстояло не так-то просто, и его темные глаза, окруженные призрачными веками без ресниц, очень внимательно следили за тем, что Романо накладывал в тарелку. Но, как обычно, он молчал, и только по мимике можно было понять, доволен он или нет.
На Романо был серо-черно-синий полосатый купальный халат, который Сара подарила ему десять лет назад. У нее была собственная философия в отношении купальных халатов.
– Одноцветные халаты скучны, – заявила она. – Хуже всего белые: я тут же вижу санатории и восьмидесятилетних стариков и старух, которые с открытыми язвами на ногах лезут в термальные ванны. Купальные халаты с цветами, орнаментом, в клеточку или с какими-нибудь другими узорами годятся для обезьян, для гомосексуалистов, для много о себе мнящих аристократов, которые делают из этого культ и целый день ходят в халате. А вот полосатые купальные халаты ужасно сексуальны. Но они не должны быть слишком пестрыми. Этот то, что надо.
Романо сразу же позволил убедить себя и носил этот халат каждый день. Он чувствовал себя в нем как дома, а когда халат стирали и он два дня висел на веревке, Романо казался себе беззащитным. За годы рукава поистрепались, на спине появилась пара дырочек, кое-где повытягивались нитки. Романо уже несколько лет пытался подобрать ему в магазине достойную замену, но не находил ничего похожего, такого же красивого. Теперь, когда Сара была мертва, он еще больше любил свой халат и вспоминал, что всегда надевал его, когда она выходила из душа. Она прижималась к нему и обнимала его. Он распахивал халат так, чтобы полы прикрывали ей спину, а места в халате хватало на двоих…
Донато Нери не позвонил в дверь. Просто внезапно появился в кухне, где Эди, чавкая, поглощал мюсли.
– Сожалею, – сказал Нери, – но вы арестованы, господин Симонетти. До тех пор, пока однозначно не будут выяснены некоторые нестыковки. А пока вынужден просить вас следовать за мной.
Романо сразу понял, что это надолго.
– Я могу хотя бы одеться и умыться? – спросил он.
Нери кивнул.
– Да. И соберите самое необходимое. Предметы личной гигиены, которые вам могут понадобиться. Но, пожалуйста, поторопитесь.
Романо встал.
– Я могу взять с собой купальный халат? – Он, словно защищаясь, положил руку на грудь и сильнее запахнул халат.
– Нет. – Нери с выражением сожаления поджал губы. – Извините, но одежду вам выдадут в тюрьме.
«Это кошмарный сон, – думал Романо, одеваясь в спальне так поспешно, словно боялся опоздать на самолет. – Кошмар, который никак не закончится. Все нагромождается больше и больше, я попадаю из одной катастрофы в другую, падаю в пропасть и нет возможности уцепиться за что-нибудь, чтобы замедлить падение».
Когда он вернулся в кухню с небольшой сумкой в руке, Эди уже закончил есть и ковырялся в зубах. Нери, заложив руки за спину и раскачиваясь взад-вперед, стоял возле стола и смотрел на него.
– Вверх и вниз – всегда бодрись, – сказал Эди и расплылся в широкой ухмылке.
– Я буду бороться за тебя, – со слезами в голосе сказала Тереза, стоя в дверях. – Я вытащу тебя оттуда, обещаю. Если ты думаешь, что я не переверну небо и землю, то плохо знаешь свою мать! – добавила она совсем уже некстати и погладила его по голове, как ребенка. – И я, конечно, позабочусь об Эльзе и Эди. Ты можешь положиться на меня.
Романо кивнул:
– Спасибо, мама.
Он подошел к Эди, обнял его и поцеловал в безволосую розовую голову.
– Я должен ненадолго уехать, – прошептал он. – Не волнуйся, я скоро вернусь, и тогда мы пойдем на рыбалку.
Эди кивнул.
– Не забывай, что я люблю тебя, – быстро сказал Романо и отвернулся, потому что чувствовал, что вот-вот потеряет самообладание.
– Не ау – только чао, – сказал Эди.
Нери надел на Романо наручники, что тот воспринял как чудовищное унижение. Он знал, что в Монтефиере не только Энцо наблюдал за этой сценой из окна.
До того как Романо сел в машину карабинеров, он увидел Эди, стоящего у окна. Он изо всех сил махал ему рукой, которая болталась так, словно в ней не было костей.
Часть вторая
La colpa – Вина
Тоскана, 22 сентября 1988 года – за семнадцать лет до смерти Сары
30
Острая боль пронзила ее так внезапно, что у Сары подкосились ноги. Она оперлась на кухонный стол, глубоко дыша и ожидая, пока пройдет схватка. Потом спокойно домыла посуду, пошла в спальню и упаковала сумку. Из суеверного страха, что ребенок может родиться раньше времени, она не стала заранее укладывать вещи, которые могли ей понадобиться. Но сейчас оставалось всего лишь три дня до назначенного срока родов, и Сара была рада, что на этот раз ей удалось справиться с беременностью без проблем и осложнений.
