На лужайке перед дворцом белели скатерти еще не накрытых столов. Официанты пока прохаживались среди приглашенных с подносами в руках, предлагали легкую выпивку и легкие же закуски. Охрана Глотова старалась не попадаться публике на глаза. Гости рассаживались на расставленных амфитеатром креслах, поглядывали на затянутую по периметру сеткой арену. Прислуга в комбинезонах и бейсболках старательно ровняла граблями свежий речной песок на собачьем ринге.
Ларин держался поближе к загонам со своими бойцовыми собаками. Сегодня кинологи Глотова работали не одни. Рядом на лужайке виднелся грузовик. Из фуры доносился пронзительный лай, суетился обслуживающий персонал, большей частью состоявший из кавказцев. Собачьи бои всегда зажигают их любителей, особенно если в них участвуют «свежие» собаки, прибывшие издалека. Гости уже загодя делали ставки на победителей.
Ларин лишь усмехался в душе над азартными игроками. Он-то точно знал, чей пес сегодня проиграет, и знал, почему это случится. В любом соревновании можно включить механизм управления. Раз хозяин решил так сделать, значит, у него есть на то резоны. Ларин старался лишний раз не «светиться» на первом плане, хотя униформа и бейсболка с длинным козырьком делали его малоузнаваемым. Среди гостей был человек, которому Андрей не хотел попадаться на глаза. Рядом с Александром Глотовым, по левую руку от него, сидел перед самым рингом порученец президента автономии Иван Петрович Хусейнов. Именно он и привез своих бойцовых собак, чтобы те сразились с псами члена Совета безопасности. Порученец тоже был заядлым собачником, любителем питбулей.
Обычно на подобных тусовках в неформальной обстановке и решаются глобальные вопросы, идет их обсуждение, политики спорят, давят на оппонента всеми доступными им аргументами. Ну, а потом в официальных интерьерах перед телевизионными камерами уже разыгрывается спектакль для публики – подписание документов.
Даже на собачьих боях Хусейнов не расставался с серебристым кейсом, держал его на коленях, то и дело нервно теребил замочки. При этом его глаза азартно и маслено поблескивали.
Гости в поместье сегодня собрались непростые. Были здесь и политики, и просто известные публичные люди, чьи лица узнавались сразу. Глотов лишь бы с кем не водился, всякую шушеру не приглашал. С края амфитеатра в компании нескольких звезд телевизионного экрана расположился и кинорежиссер Аркадий Глобинов. Люди искусства, в отличие от политиков и чиновников, могли себе позволить вольности в одежде. Шею мэтра украшало шелковое кашне, а на плечах поблескивал лаком черный кожаный пиджак. Глобинов бурно жестикулировал, его хорошо поставленный голос спокойно достигал загонов с псами и даже перекрывал их лай.
– А я говорю, что Горец победит. И готов ответить за свои слова трудовым рублем. Это не просто пес, это поэма о четырех лапах и хвосте. Видели бы вы, что он вытворял прошлый раз на ринге! Двух псов порвал, словно грелку. У него хватка, как у настоящего продюсера. Если сомкнул челюсти, своего уже не упустит. Александр Филиппович, я на вашего Горца ставлю! Эй, кто там принимает ставки? – Мэтр картинно замахал в воздухе зеленой банкнотой.
Сотенная купюра ни одного из гостей впечатлить не могла, но был важен сам факт, что известный режиссер ставит на воспитанника Глотова – питбуля Горца. Глобинов прошелся взглядом по прислуге и внезапно присмирел, заметив и узнав профессионально «заточенным» на лица глазом Ларина. В дальнейшем кинорежиссер уже не вещал громогласно, а говорил спокойно, как все обычные люди. Словно подменили человека. Даже купюру сунул себе обратно в портмоне. Что-то солидное числилось за мэтром, если Дугин сумел его прижать и заставил работать на себя.
Кинолог сидел у загона с грязно-кремовым питбулем, на которого ставил Глобинов, и присматривался к своему питомцу, цокая языком.
– Не нравится мне, как он смотрит, – признался кинолог Ларину.
– Что такое?
– Видишь, глаз у него какой-то мутный. Веду рукой, а он реагирует с опозданием. Может, съел что-нибудь не то?
Пес, похожий на крысу-переростка, поглядывал на окружавших его людей красноватыми глазками и утробно рычал.
– По мне, так он в полном порядке, – пожал плечами Ларин. – Вчера жрал, как не в себя. А сегодня, как и положено, я его не кормил.
– Нельзя ему на бой сегодня. – Сказав это, кинолог обошел арену и склонился к уху Глотова.
Александр Филиппович выслушал его внимательно, затем отрицательно мотнул головой. Мол, дело решенное, защищать его честь будет именно Горец. Возможно, выбор бойцового пса решила кличка. Требовалось выставить против представителей Кавказа именно Горца.
Кинолог Хусейнова уже вывел на поводке черного питбуля, прохаживался с ним в отдалении. Публика присматривалась к парочке с интересом. Никто до этого не видел пса в деле, хотя о нем знали. Хусейнов часто поминал его чудесные возможности.
И вот – началось. Разговоры среди гостей смолкли, даже обслуга придвинулась поближе к рингу. Двое кинологов – Глотова и Хусейнова – вынесли псов, держа их за холки. Собаки месили воздух лапами, лаяли. Их сблизили, держа так, чтобы те не могли дотянуться друг до друга самую малость. Трудно было поверить, что столько злости может вмещаться в небольших псах. Отрывистый лай перерос в сплошные инфернальные звуки, на песок клочьями полетела вспененная слюна. Ларин скользил взглядом по рядам зрителей и удивлялся человеческой натуре. На лицах непроизвольно проступали звериные оскалы, будто бы сидевшие в удобных мягких креслах какой-то частью своей души ощущали себя стоящими на ринге перед противником. И самое странное, в лицах мужчин было больше сдержанности, женщины заводились куда сильнее.
– Давайте! – истерично выкрикнула одна из представительниц слабой половины человечества.
Кинологи не позволяли себе отвлекаться. Одно неверное движение, и собака могла впиться в руку. Они развели псов в разные концы ринга и отпустили их. Животные бросились друг к другу, столкнулись. Сперва разобрать, что происходит, мог только сведущий человек. Псы рычали, напрыгивали, щелкали зубами, но пока еще ни одному из них не удалось хорошенько впиться в другого. Клочья пены уже окрасились розовым цветом крови.
Хусейнов сжимал и разжимал пальцы, хрустел суставами, кусал губы. Горец, изловчившись, ухватил противника за бок, но почти лишенная шерсти кожа выскользнула из его зубов. Из раны потекла кровь. Зрители отозвались одобрительным гулом. И тут пес Хусейнова, прыгнув, сомкнул челюсти на загривке Горца. Собаки покатились по песку. В ход уже пошли когти. Прибавилось крови, визга. Стало понятно, что Горцу не вырваться, а его поражение – вопрос времени.
Судья посматривал на хозяев бойцовых собак. Обычно схватку в таких случаях останавливали, разнимая противников. Раны залечивались, и через пару недель псов снова выпускали на ринг. Глотов отрицательно покачал головой – мол, не останавливайте, мой должен победить. Рефери вынужден был подчиниться. Горец слабел с каждой минутой. Его движения стали замедленными, он уже не нападал, а просто пытался вырваться; кровь вовсю стекала по его израненным – исцарапанным бокам. Пес Хусейнова внезапно разжал челюсти и отскочил в сторону, пригнулся к земле, готовый отразить внезапную атаку ослабевшего противника. Горец, пошатываясь, двинулся, уже не видя противника, а затем завалился на бок. Раздались восторженные крики, среди которых потонули реплики тех, кто призывал остановить бой, ведь и так уже все было ясно. Но в этом вопросе решали только хозяева псов.
Собачий бой – прежде всего зрелище. Публика, падкая до чужой боли, любит смотреть, как льется кровь. Кто-то среди гостей даже выбросил перед собой кулак с опущенным книзу большим пальцем. Так в Древнем Риме призывали гладиатора прикончить поверженного противника. Желтые клыки впились в гортань лежавшего на боку Горца, кровь фонтаном брызнула из перекушенной артерии. Пес Хусейнова буквально обезумел, он принялся таскать окровавленного мертвого противника по песку, не давая схватить себя кинологу за холку.
Александр Глотов повернул голову к соседу:
– Что ж, твоя взяла, поздравляю. Давай-ка пройдемся. Остальное интересно только для гостей.
Член Совета безопасности и порученец президента автономии поднялись со своих мест и двинулись к дворцу. Александр Филиппович сделал жест гостям, мол, оставайтесь на месте, развлекайтесь – смотрите, мы еще вернемся.
– И не жалко вам своего Горца? – спросил Хусейнов, шагая рядом с хозяином поместья, серебристый кейс он прижимал к бедру.
– Жалко? – приподнял брови Глотов. – Я адепт Ницше: «выживает сильнейший». Тот, кто проиграл, недостоин занимать прежнее место под солнцем.
Мужчины шли, беседуя обо всем, кроме дела. Так что микрофоны и камеры, установленные Лариным на деревьях вдоль аллейки, по большому счету, остались без работы. С тем же успехом их можно было установить и на людной улице. Хозяин жестом указал гостю путь в дом. Вскоре они уже оказались в кабинете Глотова. За овальным окном покачивали верхушками деревья. Хусейнов не мог скрыть радости по поводу победы своего пса, глаза его сияли. Он опустился в мягкое антикварное кресло, кейс поставил на колени.
