Чтобы был у меня под каблуком».
Анриетта прихлопнула руками в тонких перчатках.
Тощее тело охватила теплая волна радости, и она удовлетворенно вздохнула.
Встала. Быстро преклонила колени перед Девой в голубом облачении. Перекрестилась. Поблагодарила Бога за то, что тот поддержал ее. «Вдова и сиротка, вдова и сиротка, Боже мой, Боже мой, вы не сумели меня сберечь, но теперь вы придете ко мне на помощь, ведь правда?»
Она бросила три монетки по десять сантимов в церковный ящик для подаяний. Монетки звякнули, упав на дно. Скрючившаяся на стуле возле дверей бабка-святоша покосилась на нее. Анриетта адресовала ей елейную улыбку почтенной прихожанки и вышла, поправив на голове свой громадный блин.
Есть люди, с которыми проводишь большую часть жизни, а они не приносят никакого проку. Не светят и не греют, не питают и не вдохновляют. Хорошо еще, если не разрушают мало-помалу, не жарят на медленном огне, не виснут тяжким грузом и не сосут вашу кровь.
Но зато…
Есть те, кого встречаешь мимоходом, знаешь едва-едва, они адресуют вам одно словечко или фразу, тратят на вас пару минут или полчаса — и совершенно меняют вашу жизнь. Вы ничего от них не ждете, вы с ними едва знакомы, вы встречаетесь с ними легко, не задумываясь, — и однако, расставшись с этими удивительными людьми, вы осознаете, что они открыли в вас некую тайную дверь, раскрыли над вами невидимый парашют, подвигли вас на некое чудесное движение, которое само есть страсть, которое уносит вас ввысь и вдаль от повседневного, так высоко и далеко, что вы сами удивляетесь. Вы уже не тряпка, вы танцуете на улице, искрясь от радости, и ваши руки касаются неба…
Вот это и случилось однажды с Жозефиной.
Она пошла на встречу со своим издателем, Гастоном Серюрье.
Жозефина была с ним едва знакома. Они только разговаривали по телефону. Он ставил аппарат на громкую связь, чтобы успевать делать несколько дел одновременно: она слышала, как он в ходе разговора вскрывает письма, открывает ящики. Он сообщал ей, как продается книга, обсуждал возможность карманного издания, сокрушался, что застопорились съемки фильма. «Эти американцы, — бранился он, — ох уж эти американцы! Много обещают, а потом ничего не делают. На них совершенно нельзя положиться… Зато я всегда к вашим услугам, Жозефина!» Его голос становился тише, и Жозефина понимала: он наклонился, чтобы подобрать упавшую ручку, скрепку, договор или ежедневник.
Гастон Серюрье.
Это знакомый Ирис. Именно в разговоре с ним однажды вечером, во время одного из парижских ужинов, где все пыжатся и красуются друг перед другом, Ирис обронила невзначай: «Я пишу книгу…» И Гастон Серюрье, который небрежной беседой прикрывает свое отстраненное положение наблюдателя и снисходительно озирает блеклый и чахлый парижский мирок в колеблющемся свете свечей, самонадеянно мнящий себя светочем Вселенной, так вот этот Гастон Серюрье принимает вызов, брошенный Ирис, и просит показать ему…
Рукопись.
Чтобы доказать, что это не салонная болтовня, не прихоть скучающей легкомысленной барыньки, которая томится дома, пока богатый муж наполняет семейные закрома.
Так родилась «Такая смиренная королева». Рукопись, переданная Гастону Серюрье Ирис Дюпен. Прочитанная им и оцененная, а затем изданная в сотнях тысяч экземпляров. Рука дилетанта оказалась рукой маэстро.
Ирис Дюпен в одночасье проснулась знаменитой, стала королевой салонов, модных журналов и телешоу. Новой звездой на небосводе французской словесности. Все интересовались ее прической, вареньем, которое она не варила, любимыми писателями, ночными и дневными кремами, которыми она пользовалась, ее первой любовью и ролью Бога в ее жизни. Ее приглашали на открытие салона шоколада и автомобильного салона, на показ Кристиана Лакруа и на премьеры фильмов.
Потом разразился скандал, узурпаторшу разоблачили, и робкая сестрица утвердилась в авторских правах.
Гастон Серюрье следил за всеми этими перипетиями холодным взглядом знатока парижских нравов. История его позабавила. И несколько удивила.
Узнав о страшной смерти Ирис в Компьенском лесу, он и глазом не моргнул. До чего только не доходят некоторые женщины, чтобы испытать мощное потрясение. Женщины, которые постоянно искушают судьбу, словно бросают кости на зеленое сукно казино. Женщины, которые зевают от скуки и придумывают истории про первого попавшегося красавчика, чтобы разогреть свою холодную кровь.
Но его заинтриговала младшая сестрица, скромная и добрая…
Откуда такое бурное, неистовое воображение? Уж не из исторических трудов? Не надо байки рассказывать. В «Такой смиренной королеве» были сцены, которые в точности предвещали смерть прекрасной Ирис Дюпен. У истинных мастеров бывают трагические предчувствия. Истинные мастера своими книгами определяют жизнь. И эта скромная маленькая женщина, Жозефина Кортес, — она, безусловно, была настоящим писателем. Она предсказала смерть сестры. Странное противоречие: тихая дамочка и глубокий писатель. Когда Серюрье думал об этом, его холодный взгляд загорался любопытством.
Он назначил ей встречу в рыбном ресторане на бульваре Распай: «Вы любите рыбу? Вот и отлично, поскольку там, куда я вас поведу, нет ничего, кроме рыбы… Тогда договариваемся на четверть второго в понедельник…»
Жозефина пришла ровно в четверть второго. «Вы пришли первая», — предупредил официант, проводив к широкому столу, накрытому белой скатертью. Букетик анемонов в вазочке придавал элегантной сервировке оттенок робкой нежности.
Она сняла пальто. Села за стол и стала ждать.
Оглянулась вокруг, стараясь понять, что за народ собирается в этом месте. Завсегдатаи называли официантов по именам и, прежде чем усесться, спрашивали, какое нынче дежурное блюдо, а новички держались скованно и неловко, молча позволяли официантам проводить их на место и не могли развернуть салфетку без того, чтобы не уронить ее на пол. Завсегдатаи с довольным видом плюхались на скамейку, расслабленно вытягивая руки, а новички так и сидели, зажатые и неуклюжие, растерянные перед обилием посуды и проворством персонала.
Она несколько раз посмотрела на часы и вздохнула, удивляясь себе: «Сама виновата, в Париже не принято приходить вовремя. В Париже хорошим тоном считается опоздать. А ты ведешь себя как рохля».
Без четверти два он наконец явился. Вихрем влетел в ресторан, что-то при этом объясняя в мобильный телефон. Поинтересовался у Жозефины, давно ли она ждет. Ответил себеседнику в телефоне, что категорически на такое не согласен. Она пробормотала, что только что пришла, он ответил, что именно на это и надеялся. Сказал, что ненавидит заставлять людей ждать, но к нему прицепился один зануда, из тех, от кого никак не избавиться… Он смахнул с рукава невидимого надоеду, и она натянуто улыбнулась. «Может, в какой-то момент и я окажусь на месте этого надоеды», — подумала она невольно, глядя на рукав.
Он выключил телефон, быстро взглянул на меню, которое знал наизусть, и сделал заказ, не преминув добавить: как обычно. Поскольку у Жозефины было время выбрать, она тоже заказала несколько блюд. Он похвалил ее выбор, и она покраснела.
Потом он развернул салфетку, взял нож, кусочек хлеба, немного масла и спросил:
— А чем вы сейчас занимаетесь?
— Только что защитила диссертацию… с отличием.
— Потрясающе. А что это означает?
— Ну, это высший университетский диплом во Франции…
— Впечатляет, — сказал он, подзывая официанта, чтобы попросить карту вин. — Выпьете немного?
Она не осмелилась отказаться.
Он поспорил с официантом — сегодня не было вина, которое он обычно заказывал, заказал пулиньи-монраше 2005 года, «исключительного года», — уточнил он, взглянув на нее поверх полукруглых очков, звучно захлопнул карту, вздохнул, снял очки, потянулся к масленке, намазал себе второй кусочек хлеба и спросил:
— А теперь? Теперь что собираетесь делать?
— Ну, так сразу сложно сказать… я…
У Серюрье зазвонил телефон, он удивленно воскликнул: «Как?! Разве я его не выключил?! Вы позволите?» Она кивнула. Он нахмурил брови, что-то проговорил в трубку и отключился, проверив на этот раз, действительно ли телефон выключен.
— Вы мне рассказывали…
— Что защитила диссертацию с отличием и собиралась занять место на кафедре. Или стать у кого-нибудь руководителем работы… Этого бы мне очень хотелось… Я всю жизнь ради этого трудилась…
— Но этого не произошло?
— Дело в том, что… после постановления комиссии нужно еще ждать результатов, где все члены комиссии огласят соображения, которые не решились высказать вам в лицо…
— Попахивает двуличием, нет?
Жозефина втянула голову в плечи.
— И от этого доклада зависит ваше назначение…
Она вытерла о салфетку влажные руки и почувствовала, как ее уши заалели.
