Наша проблема была в том, что мы думали: пусть сейчас уйдет Садырин, но у нас такой коллектив, костяк, который не позволит команде развалиться. А потом придет какой-нибудь тренер, поддержит, объединит нас — и мы опять отправимся совершать подвиги. На деле же вышло так, что команда стала распадаться. Те, кто приходил на место Садырина, не были такими личностями, какой должен быть главный тренер серьезной команды. Не было Морозова, не было Садырина. Те, кто пришел на их место, наверное, хорошие люди, приличные в прошлом футболисты. Но в тот момент той команде, как оказалось, нужен был Тренер. И его отсутствие нас добило.
То, что произошло после отставки Садырина, подтвердило, что мы уже не были той командой, какой себя по-прежнему считали. Оказалось, что Пал Федорыч и являлся такой объединяющей силой, тем стержнем, вокруг которого и существовал тот «Зенит». Стержень вынули, и все рассыпалось.
Добавить к словам Баранника нечего. Только если с помощью ряда фрагментов того, что происходило в «Зените» после Садырина.
Глава III. На дне
Остаток 87-го и 88-й «Зенит», оставшись без Садырина, еще как-то продержался. Более того, по итогам чемпионата-88 попал в Кубок УЕФА, откуда осенью 89-го был жестоко изгнан немецким «Штутгартом» — 0:1, 0:5. Когда ровно 20 лет спустя, в феврале 2009-го, питерцы в ранге обладателя этого самого Кубка победят тот же «Штутгарт» и на своем, и на чужом поле, в реальность того унижения уже будет трудно поверить…
Но это — было. И вылет из высшей лиги первенства СССР в 89-м тоже был. И два года в первой лиге союзного первенства, а потом еще три — российского. И череда тренеров, строем прошедших через «Зенит» за эти смутные годы. И непрекращающиеся скандалы, дрязги, безденежье. И, казалось, отсутствие каких-либо шансов на возрождение. Шесть лет — с 89-го по 94-й — были для «Зенита» одним непрекращающимся кошмаром.
Вдумаемся: это было всего 15 лет назад. А сейчас, когда я пишу эти строки, «Зенит» — действующий обладатель Кубка УЕФА и Суперкубка Европы, преуспевающий клуб с богатейшей компанией-владельцем, с тренером мирового уровня, с группой бронзовых призеров чемпионата Европы в составе. Россиян, между прочим.
Говорит это об одном: никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя терять надежду. Пока мы живы, пока к чему-то стремимся — случиться может любое чудо.
Но в конце 80-х «Зенит» неотвратимо погружался в болото, на каких когда-то был возведен его город. Уход Садырина не снял проблемы, как о том грезили футболисты, а многократно их углубил. Игроки в команде оставались прежние, но отношения внутри коллектива были уже совсем иными. Начались конфликты и на личной почве, причем даже между друзьями. Об одном из таких питерский журналист Борис Ходоровский в интервью изданию «Спорт уик-энд» спросил Баранника:
«— История с вами и Сергеем Дмитриевым, к которому ушла ваша первая жена, сильно расколола коллектив?
— Это только усугубило раскол… В "Зените" были люди, которые поддержали меня, были те, кто встал на сторону Дмитриева — это нормально. Главная сложность состояла в том, что мы с Сергеем были друзьями — не разлей вода. Больше времени проводили вместе на сборах, чем в семьях. Вокруг нас складывалось свое окружение, и случай разрушил не только две семьи, но и расколол весь наш мирок. Сергей уехал, потом я уехал. Наверное, он был действительно настоящим другом, пожертвовал собой. То, как сложилась моя дальнейшая судьба, подтверждает старую истину: все, что ни делается — к лучшему. Ни зла, ни обиды давно уже нет. Исходя из этого опыта, сделал вывод: что бы ни случилось, надо жить и работать».
На эту тему я ни с Баранником, ни с Дмитриевым говорить не стал, и сделал это абсолютно осознанно. Копаться в личной жизни людей считаю для себя неприемлемым, а цитату эту привел лишь потому, что она уже выходила в открытой печати. И дает некоторое представление о том, какие формы принимало падение чемпионского «Зенита».
А вот фраза еще из одного интервью Баранника — журналисту «Спорт-Экспресса» Александру Кузьмину в 1997 году: «После ухода Садырина не нашлось человека, который бы нам твердо сказал: "Кто не хочет оставаться в "Зените" — милости просим на все четыре стороны". Выдергивали двух-трех человек и начинали их "душить", делая козлами отпущения. За три года в "Зените" сменилось шесть тренеров (!), но никто ничего не мог изменить, потому что в команде уже выработалась стена самозащиты. Отпустить бы тех, кто хотел уйти, потом к оставшимся добавить новичков, и можно было бы спокойно работать. Так нет же. Нам, наоборот, не переставали твердить: "Вы нигде играть не будете! Мы вас всех в дерьмо окунем!"»
* * *
И окунали. С головой. С особым «удовольствием» футболисты вспоминают период правления старшего тренера Станислава Завидонова и его помощника, известнейшего в прошлом питерского игрока Льва Бурчалкина.
Баранник:
— Бурчалкин был прекрасным футболистом, но в бытность вторым тренером спокойно подходил и спрашивал: «Ну что, сдал игру?» Для меня это было что-то дикое. И ведь главное: обвиняли в продаже матчей — и ставили на следующие, и никуда не отпускали! Если бы я знал или даже подозревал, что мои игроки торгуют матчами, у меня бы играл кто угодно — дублеры, мальчишки из школы, — но только не они. Тебя поставили тренером — тренируй! А если не справляешься, не начинай перекладывать вину на других, распускать слухи, что кто-то матчи сдает. К сожалению, очень многие скрывают свои недостатки за обвинениями в адрес других. И во времена Завидонова и Бурчалкина было именно так. Поэтому с ними у меня отношения не сложились.
А странные матчи иногда случались. Однажды в южной республике бывшего Союза наш тренер — не буду называть кто — выставил очень неожиданный, причем даже для нас самих, стартовый состав. Вышли все молодые. Потом стало ясно, что мы должны были этот матч проиграть. Но мы уперлись и сыграли вничью. Я в конце игры стал понимать что что-то не так, когда соперники начали кричать нашему вратарю: «Ты чего? Давай!» А он в ответ: «Да я что, сам себе заброшу?!» Потом был большой скандал. Видимо, деньги предложили руководству. Оно, похоже, согласилось, но игрокам ничего не сказало — чтобы не делиться. Просто поставили немножко необычный состав, рассчитывая, что хозяева выиграют и так. А они не смогли…
На исходе сезона-88 тренер Завидонов обвинил Дмитриева в продаже игры чемпиону — «Днепру».
Дмитриев:
— Была такая история. И «Днепр» действительно «закидывал удочки». Я ответил, что подобные вопросы может решать только команда. Или все сдают, или никто. Команда сказала — нет. В результате играли по-настоящему, но днепропетровцы все-таки победили — 1:0. После той игры тренеры стали искать козлов отпущения. Меня на последние два матча отправили в дубль, а Давыдова вообще отчислили — заявив, что он уже ветеран и команде помочь не сможет.
А подоплека была ясна. Давыдов имел все шансы побить рекорд Бурчалкина по числу сыгранных матчей за «Зенит». О покойниках плохо не говорят, а Льва Дмитриевича уже нет в живых. Но все так и было, и Толик (Давыдов. — Прим. И. Р.) это знает. Давыдова списали, а он потом еще играл десять лет. И даже с собственным сыном в «Зените» успел на поле выйти, закончив карьеру в 43 года. А тогда «ушли» из команды и его, и Клементьева…
Обо мне в клубе уже знали, что ухожу, и они ничего не смогут с этим сделать. И вдогонку решили сказать «спасибо» за все годы, которые провел в «Зените». А ведь я в том сезоне стал лучшим бомбардиром команды. Хотя в первой игре чемпионата получил травму, и год играл с грыжей. У меня разорвались паховые кольца, я не мог ни встать, ни сесть. Перед игрой мне кололи в задницу анальгин, и только после этого я мог играть. А когда боль стала невыносимой, и на поле я выходить больше не был способен, они сказали, что я «кошу», поскольку собираюсь уйти из команды. И, наконец, тот матч с «Днепром»… А в московском «Динамо», когда я туда перешел, мне в больнице сделали операцию и сказали, что грыжа была такая «махровая», что с ней играть вообще было невозможно.
Давыдов:
— Мне было уже 34, а тогда считалось, что после «тридцатника» надо заканчивать. Но я-то чувствовал, что здоровья — море, и желания продолжать карьеру — тоже. А потому обидно было слышать слова: «Анатолий, наверное, на следующий год расстанемся». Не помню точно, но, наверное, Завидонов сказал, он же был старшим тренером.
Тогда уже чувствовалось, что коллектив потихоньку разваливается, и я сказал кому-то из тренеров: «В будущем году будет тяжело». В ответ прозвучало: «Почему ты так считаешь? Если ты уходишь, значит, команде будет тяжело?!» Люди не понимали, что дело не во мне.
