Б. Н. Ельцин утверждает, что нападение было совершено в 21.10.[845] В пресс-релизе, распространенном ГУВД Москвы, говорится, что инцидент произошел „в 21 часов 05 минут“.[846] По заявлению Президиума правительства и сообщению Интерфакса, выстрелы на Ленинградском проспекте прогремели еще раньше — в 20.50.[847]
Как объяснить эти расхождения?
По всей видимости, в 20.50 машина с группой С. Н. Терехова остановилась у бензоколонки, а в 21.05–21.10 произошло нападение на Штаб ОВС СНГ. Поэтому в материалах следствия на этот счет говорится более осторожно: „около 21 часа“,[848]
По свидетельству В. И. Анпилова, за несколько часов до инцидента на Ленинградском проспекте к нему в сопровождении начальника штаба Союза офицеров „Черновила“ (правильно: Е. А. Чернобривко. — А.О.)подошел С. Н. Терехов и сказал: „Получено задание захватить штаб армий СНГ. Прошу сейчас об этом никому не сообщать“, а затем в определенное время „объявить по громкоговорящей установке, о том, что мы пошли на штурм и просим помощи“.[849]
Воспоминания В. И. Анпилова перекликаются с воспоминаниями его заместителя по „Трудовой России“ Бориса Михайловича Гунько. По его свидетельству, с подобной просьбой в тот вечер С. Н. Терехов обратился и к нему.[850] После этого Б. М. Гунько встретился с В. И. Анпиловым и они договорились о совместных действиях.[851]
Ю. И. Хабаров вспоминает, что, когда у Белого дома еще шел митинг и выступала Сажи Умалатова, „как будто издалека тихо, но постепенно нарастая, стали раздаваться позывные… советского радио. Звуки шли слева от нас, все громче и громче, и уже не было никакого сомнения, что это позывные: — „Широка страна моя родная…“, повторяемые неоднократно, но… без слов, только мелодия. Еще до людей не дошло понимание раздавшихся позывных, как вдруг мощно, заглушая 2 громкоговорителя, расположенных на балконе Дома Советов, из 4-х громкоговорителей переносной радиостанции 'Трудовой Москвы“, стоявшей на тротуаре под балконом, раздался голос неведомого диктора: „Товарищи! Через несколько минут будет передано важное сообщение…“. Внимание людей, присутствовавших на площади, сразу было переключено на эти 4 громкоговорителя, вокруг которых плотной массой стояли сторонники движения „Трудовая Москва“».[852]
«…Наконец, — отмечает Ю. И. Хабаров, — после некоторой паузы, когда, казалось, достаточно одной искры, чтобы воспламенить возбужденный, ждущий „важного сообщения“ народ, из громкоговорителей „Трудовой Москвы“ зазвучали, заглушая трансляцию митинга, слова этого „важного сообщения“: „Товарищи! Только что группа офицеров захватила Главный штаб объединенного командования СНГ!“ Сообщение передавалось хорошо поставленным голосом, с нарастающим пафосом, явно имитируя официальные сообщения Информбюро, которые зачитывал диктор Левитан в последние годы Великой Отечественной войны». Этим диктором был Б. М. Гунько.[853]
«Площадь, — вспоминал этот момент Б. М. Гунько, — взрывается могучим „Ура!“, а я после краткой паузы продолжаю: „Это дает возможность передать всем воинским частям приказ о немедленной вооруженной поддержке Съезда народных депутатов и защите нашей Конституции“. После этих слов крики „Ура!“ подобно громовым раскатам многократно сотрясают площадь. Я вижу радостные лица. Люди обнимают друг друга. У некоторых на глазах слезы счастья… Но дальше — самое главное и самое неприятное. Я объявляю: „Дорогие товарищи! Союз офицеров просит часть участников митинга срочно переместиться для оказания поддержки в район штаба“».[854]
По воспоминаниям Ю. И. Хабарова, «площадь буквально вся пришла в движение… возбуждение людей не поддается описанию. Впервые… забрезжила победа!., скорее в район метро „Аэропорт“. А на балконе мечется, именно мечется генерал-лейтенант Титов М. Г., призывает, умоляет всех остаться на своих местах».[855]
И тут до собравшихся начинает доходить смысл сделанного объявления. «В толпе возникает какой-то невнятный гул, — читаем мы в воспоминаниях Б. М. Гунько, — он нарастает, и вот уже совершенно отчетливо слышны те самые гневные слова, которых я ожидал: „Это — провокатор! Товарищи! Я его знаю! Это агент ЦРУ! Сионист! Я его видел у американского посольства!“ И вот после двух-трех минут абстрактных проклятий уже выкрикивается и руководство к действию: „Бить его! Бей провокатора!“».[856]
Только после этого к микрофону подошел В. И. Анпилов. Когда он «объявил снизу о том, что группа Станислава Терехова пошла на штурм штаба армий СНГ и просит помощи, сверху, от микрофонов установки на балконе Верховного Совета, генерал Титов закричал: „Провокация!“ „Буквально через несколько минут… — пишет лидер „Трудовой России“, — меня скрутили и готовы были четвертовать на месте за клевету на своего командира офицеры Терехова. С трудом уговорил их подняться вместе к генералу Ачалову, чтобы выяснить, по чьей инициативе действовал их командир. Навстречу нам из лифта вышел подполковник Черновил (правильно: Е. А. Чернобривко. — А.О.), и на мой вопрос: „Кто просил объявить о начале штурма штаба СНГ?“ — он, потупив глаза, честно ответил: „Терехов!“ Офицеры, заломившие мне руки за спину, опешили и отпрянули от меня“».[857]
С. Н. Терехов признал факт подобного разговора с В. И. Анпиловым и уточнил, что он состоялся примерно в 15–20 минут девятого, «минут за пять» до отъезда на Ленинградский проспект. «Я не стал его, как, впрочем, и других, посвящать в детали, сказал коротко, в двух словах: выезжаю туда-то, обеспечиваю там шумовой эффект, а ты обеспечь, чтобы подтянулись силы».[858]
По утверждению В. И. Анпилова, его выступление имело место в 19.00, Б. М. Гунько относит этот эпизод к 20.00,[859] из слов Е. Савостьянова получается, что Б. М. Гунько появился у микрофона около 21.00, корреспондентка «Советской России» Г. Ореханова относит его к 22.00,[860]
Кому же верить?
Прежде всего следует исходить из того, что рассматриваемый эпизод произошел тогда, когда у стен Белого дома еще шел вечерний митинг. Обычно он заканчивался в 21.00.[861] Кроме того, заслуживает внимания приведенное свидетельство Е. Савостьянова о том, что он прибыл на Краснопресненскую набережную к 21.00 и «через две минуты» после этого прозвучало сообщение о взятии штаба ОВС СНГ. Это совпадает с утверждением И. Иванова о том, что заявление Б. М. Гунько появилось в эфире за несколько минут до трагедии на Ленинградском проспекте.[862]
Призыв Б. М. Гунько «сделал свое дело». По некоторым данным, на него откликнулось примерно 200 человек,[863] но до Ленинградского проспекта добралось немногим более трети. Они собрались «на зеленой полосе (бульваре) посередине Ленинградского проспекта и стали скандировать: „Банду Ельцина под суд“, а потом петь революционные песни».[864] Видимо, из их числа и были те восемь арестованных, которых первоначально обвиняли в нападении на штаб ОВС СНГ.
Этого организаторам провокации было недостаточно. Поэтому уже ночью «в половине второго» «надрывной женский голос» через «мегафон РКРП» снова обратился с призывом отправиться на помощь товарищам к штабу ОВС СНГ[865]
Если В. И. Анпилов и Б. М. Гунько сообщили о нападении на штаб ОВС СНГ за несколько минут до самого инцидента, то, по утверждению Ю. М. Воронина, в средствах массовой информации первое сообщение об этом появилось уже в 20.50.[866] Факт, свидетельствующий, что события 23 сентября на Ленинградском проспекте — это провокация, организованная Кремлем.
Подобный же характер имеет и прошедшая в тот вечер по радио и телевидению информация о задержании С. Н. Терехова «через пару часов после неудачного нападения на штаб» ОВС СНГ, то есть около 23.00, якобы на основании фоторобота.[867]
Между тем, по утверждению Е. В. Савостьянова, сделанному утром 24 сентября, С.Н. Терехов был арестован в ночь с 23-е на 24-е, причем не по фотороботу, а во время нападения «на Главное разведывательное управление Генерального штаба»,[868]
Отрицая факт нападения на ГРУ, С. Н. Терехов позднее признал, что действительно был арестован ночью «на одном из военных объектов» недалеко от Штаба ОВС СНГ. По его словам, он оказался на территории этого «объекта» совершенно случайно. Пробираясь в темноте, наткнулся на какой-то забор, перелез через него с двумя товарищами, а когда понял, что попал не туда, уйти обратно не сумел, так как повредил правую руку.[869]
По сведениям, полученным Н. Бурбыгой, С. Н. Терехова арестовали возле здания ГРУ в час ночи,[870] О том, что его арестовали «через четыре часа» после инцидента на Ленинградском проспекте, то есть уже за полночь, С. Н. Терехов сообщил позднее в интервью газете «Гласность».[871]
