— Наверное, это просто стресс, — сказала я Люку, когда мы шли за Чазом и Шери по направлению к Канал-стрит, стараясь обходить рыбью требуху, раскиданную вокруг китайских лавок по обеим сторонам улицы. — Она в последнее время так много работает.
— Ты и сама много работаешь, — замечает Люк, — но ты же не задираешь нос…
— Ладно тебе, — перебиваю я, — прекрати. У нее работа нервная. Она имеет дело с женщинами, у которых море проблем. А единственная проблема тех женщин, с которыми работаю я, — будут ли в свадебном платье их задницы смотреться толще или нет.
— Это кого угодно может ввести в стресс, — с трогательной лояльностью настаивает Люк. — Тебе не следует себя принижать.
Но, по правде говоря, я считаю, что Шери озабочена вовсе не работой. Иначе огромное количество тайских закусок, соте из говядины, не говоря уже о пиве, которое мы выпили, помогло бы ей. Но этого не случилось. Сейчас она была такой же злой, как и до ужина. Она даже не хотела идти в «Хониз». И собиралась отправиться прямо домой. Чаз практически заставил ее сесть с нами в такси, не дав ей поймать другую машину.
— Не понимаю, — сказал Чаз, когда Шери между переменой блюд вышла в туалет. — Она явно не в своей тарелке. Но когда я спрашиваю ее почему, она говорит, что все в порядке, и просит оставить в покое.
— То же самое она говорит и мне, — вздохнула я.
— Может, это гормональное, — выдвинул предположение Люк, ему лучше знать, ведь он столько времени посвящает всей этой биологии.
— Шесть недель? — покачал головой Чаз. — Это длится ровно шесть недель. С тех пор, как она нашла работу и переехала ко мне.
Это моя вина. Если бы я поселилась вместе с Шери и не предала бы ее, переехав к Люку, ничего такого не было бы…
— Если ты считаешь, что можешь лучше, — говорит Чаз, толкая к ней песенник, — может, сама попробуешь?
Шери смотрит на черный переплет, оказавшийся у нее под носом, и холодно говорит: — Я не пою под караоке.
— А мне припоминается, — замечает Люк, изгибая Оровь, — что это не так, во всяком случае, на некоторых свадьбах ты пела.
— Там был особый случай, — возражает Шери. — Нужно было помочь одной болтушке.
Я моргаю. Болтушке. Я,конечно, знаю, что это правда… но я же исправляюсь. Я же НИКОМУ не сказала, что встретила Джилл Хиггинс. И мне удалось сдержаться и не сообщить Люку, что любовник его мамы (если он действительно тиковым является, в чем я все меньше и меньше сомневаюсь) вчера звонил опять. Я — настоящий кладезь ценнейшей информации!
Но я решаю не давить на Шери. Все-таки я оставила ее в беде.
— Да ладно тебе, Шери, — говорю я и тянусь к песеннику, — сейчас я подыщу для нас что-нибудь забавное.
— Я — пас, — отвечает Шери. — Слишком устала.
— От караоке нельзя устать, — говорит Чаз. — Просто встаешь и читаешь на экране текст.
— Я слишком устала, — еще категоричнее повторяет Шери.
— Слушай, — уговаривает ее Люк, — кому-то все равно придется встать и спеть, иначе Фродо затянет еще одну балладу, и я перережу себе вены.
Я пролистываю песенник.
— Я спою, — говорю я. — Не могу допустить, чтобы мой парень покончил с собой.
— Спасибо, сладкая моя, — подмигивает мне Люк. — Как мило с твоей стороны.
Я нахожу нужную песню и пишу ее номер на маленькой бумажке, которую нужно отдать официантке.
— Если я спою, — настаиваю я, — то и вы, парни, тоже должны.
Чаз торжественно смотрит на друга:
— Взять живым или мертвым?
— Нет, — отвечает Люк и энергично трясет головой. — Ни за что, — смеется он. — Я не пою под караоке.
— Ты должен, — строго говорю я, — потому что, если не споешь, нас всех ждет вот это. — Я киваю в сторону группы хихикающих малолеток с медальонами в виде светящихся пенисов на шеях. У них явно холостяцкая пирушка.
— Они превращают караоке в балаган, — соглашается со мной Чаз. Слово «караоке» он произносит с чистейшей японской интонацией.
— Еще по одной? — интересуется официантка в очаровательном красном шелковом китайском платье с гораздо менее очаровательной серьгой в нижней губе.
— Принесите четыре, — говорю я и передаю ей две бумажки с заказами песен. — И две песни, пожалуйста.
— Мне не нужно, — говорит Шери и поднимает почти полную бутылку пива. — Мне хватит.
Официантка кивает и берет у меня бумажки.
— Тогда только три, — говорит она и уходит.
— Что значит — две песни? — с подозрением спрашивает у меня Люк. — Ты не…
— Мне хочется послушать, как ты поешь о том, что ты — ковбой, — мои глаза невинно раскрыты, — и скачешь на железном коне…
Люк едва сдерживается, чтобы не расхохотаться.
— Ты! — Он замахивается на меня, но я юркаю за спину Шери, которая продолжает бурчать:
— Хватит уже.
— Спаси меня, — прошу я ее.
— Я серьезно, — говорит она. — Прекратите.
— Да ладно тебе, Шер, — смеюсь я. Да что с ней такое? Она же всегда так любила побалагурить. — Спой со мной.
— Ты меня достала, — огрызается она.
— Спой, — не сдаюсь я. — Вспомни старые добрые времена.
— Отстань, — говорит Шери и отталкивает меня на дальний конец скамьи, на которой мы с ней сидим. — Мне нужно в туалет.
— Я тебя не пущу, — отвечаю я, — пока ты не согласишься со мной спеть.
И Шери выливает бутылку пива мне на голову. Позже, в туалете, она извиняется. Смиренно.
— Прости, — всхлипывает она, глядя, как я сушу волосы под сушкой для рук. — Я так виновата. Сама не знаю, что на меня нашло.
— Все нормально. — Я ее едва слышу сквозь шум сушилки. — Правда.
— Нет, — говорит Шери. — Я ужасная.
— Вовсе ты не ужасная, — говорю я. — Я сама напросилась.
— Знаешь… — Шери прислоняется к батарее. Женский туалет в «Хониз» нельзя назвать вершиной декораторского искусства. Здесь только одна раковина и один унитаз, а стены выкрашены тошнотворной бежевой краской, под которой явственно проглядывают следы граффити. — Ты действительно напросилась, но это как обычно. А вот я превратилась в страшную суку. Я совершенно не понимаю, что со мной творится.
— Это все из-за работы? — спрашиваю я. Сушилка для рук решила проблему мокрых волос. Но что мне делать с запахом пива, пропитавшим мое маленькое платье от Вики Ваграм-младшей? Придется изрядно поработать с ним.
— Дело не в работе, — угрюмо говорит Шери. — Она мне нравится.
— Правда? — Я не могу скрыть удивления. Шери только и делает, что жалуется на плотный график и перегрузку.
— Да, — продолжает она. — В этом-то и проблема… Иногда мне лучше там, чем дома.
Я открываю свою сумочку «Мейерс» семидесятых годов из винила кислотного лимонно-зеленого цвета, всего за тридцать пять долларов (с учетом скидки, предоставляемой магазином ретро-одежды для своих сотрудников), и ищу что-нибудь, чем можно прыснуть на себя, чтобы избавиться от запаха пива.
