Рейн печально усмехнулся. Четыре года назад такие воспоминания могли бы вызвать в нем горечь. Еще пять лет назад Карр имел для него большое значение. С тех пор Рейну поневоле пришлось поменять приоритеты. Теперь Карр его не волновал, он даже не испытывал к нему ненависти.
Он отстраненно смотрел на отца. По-прежнему красивый, по-прежнему прямой и грациозный. Все его движения были такими же плавными, как всегда, выражение лица таким же равнодушно-вежливым. Но и на таком расстоянии Рейн заметил дряблую кожу его лица и мешки под красивыми глазами. Даже воля Карра не могла обуздать течение времени.
Взглядом Рейн шарил по толпе, пока не нашел Фейвор. Несколько ярдов ярко-желтого, канареечного цвета материала окутывало ее стройную фигурку, убивающая чернота ее крашеных волос казалась угольной пылью на фоне белой кожи груди. Она шла сквозь толпу, словно двигалась по узкому коридору без окон и дверей, но с единственным выходом, и то в самом дальнем конце.
Едва ли такое поведение можно было назвать кокетливым, и все же она привлекала к себе внимание. Среди гостей Карра мужского пола наблюдалась определенная схема поведения. Они образовали небольшой хвост за спиной Фейвор, некое подобие процессии. Конечно, это было не так заметно, эти идиоты не выстроились в настоящую очередь, но, несомненно, Фейвор приобрела свою свиту.
Он понимал ее притяжение. Что-то такое в ней было. Нечто большее, чем соблазнительная фигурка, хотя, видит Бог, это у нее тоже было. И личико тоже ничего, признал он. Что-то в ней бросало мужчинам вызов, или провоцировало, или вдохновляло, или…
Вдохновляло?
Он слишком долго просидел в тюрьме. Только этим можно объяснить его интерес к Фейвор Макларен. Из-за того, что она спасла ему жизнь, он наделил ее качествами, которыми она, весьма вероятно, не обладала.
Если Фейвор и вдохновляла его, то лишь пробуждая желание, решил Рейн. И надо же такому случиться, что женщина, чьи юбки ему хотелось бы задрать, носит фамилию Макларен. Это осложняет дело. Это вынуждает его бороться с животной страстью.
Чувство долга должно победить. В конце концов, для него совершенно необычно быть в долгу перед другим человеком, особенно в долгу, который он может отдать. Желание же не было необычным.
Он снова сосредоточил внимание на Фейвор. Неряшливая и немодно одетая женщина рядом с ней, должно быть, ее компаньонка. На первый взгляд трудно вообразить себе менее подходящего дракона для охраны именно этой девицы. Но недолгое наблюдение показало ему, что он не прав. Несколько мужчин, идущих следом за Фейвор, попытались приблизиться к ней. Очевидно, она позволяла приближаться только тем, кто соответствовал определенным стандартам, установленным либо этой старой курицей, либо самой Фейвор. Интересно, каким именно?
Каковы бы ни были их мерки, лукаво подумал Рейн, его имя, без сомнения, не могло появиться в одобренном списке. Но с другой стороны, ему нет необходимости гоняться за Фейвор Макларен. Она сама придет к нему через… – он вынул свои часы, – через десять часов…
– Вот ваша еда, – мрачно произнесла Фейвор. Она швырнула в Рейна узелок, предвкушая, как его жирное содержимое оставит пятно на белой рубахе.
Она не рассчитывала на то, что у этого негодяя такая быстрая реакция. Повернувшись, он ловко поймал узелок на лету.
– О, как это мило! – сказал Рейн. – При таких манерах, мисс Донн, я уверен, что скоро у порога вашего брата будет стоять толпа женихов.
– Гм, – хмыкнула Фейвор, но не сумела подавить улыбку в ответ на его шутку. Как странно он ведет себя, как… дружелюбно. Она сразу насторожилась.
Он театральным жестом прижал руку к груди.
– Клянусь, когда ваши губы так изгибаются, мое сердце начинает стремительно биться. Несомненно, тот, кто учил вас скрывать улыбки, знал их силу.
Фейвор расхохоталась, удивленная и потрясенная. Она совсем не ожидала от этого шантажиста такого обаяния и веселых глупостей, и вообще планы ее были другие: принести еду, причем в пустую комнату, и уйти. Комната не оказалась пустой, и она увидела его.
Рейн, как будто читая ее мысли, улыбнулся, и улыбка наполнила его глаза теплотой. Улыбка оказалась привлекательной, разрушительно привлекательной, – улыбка победителя, которому все нипочем. Мужчина, умеющий так улыбаться, не нуждается в изящных манерах и элегантных нарядах, и эта мысль отрезвила Фейвор.
Рейн почувствовал, что его гостья вновь спряталась в свою скорлупу, и теперь уже улыбнулся лукаво:
– А, простите за шутку. На мгновение я забыл о разнице в нашем положении и о том, что привело нас сюда.
– То есть о том, что вы – шантажист, а я – жертва?
Ямочка на его худой щеке стала глубже.
– Я бы счел себя обиженной стороной. Как я мог так неверно истолковать наши роли? Может быть, это имеет какое-то отношение к тому, что вы бросили меня на съедение волкам в Дьепе?
Фейвор вспыхнула. Отомстив, он переключил свое внимание на узелок. Без церемоний поставил ногу на подоконник, используя ее вместо подноса, развязал салфетку.
– Бифштекс!
Она подскочила от его выкрика, а он опять лукаво улыбнулся. «Какой же у него простодушный взгляд», – подумалось ей.
– Благослови Бог англичан за их нечестивое пристрастие к говядине на обед. А вы не принесли мне столовых приборов, милочка?
– Не называйте меня милочкой. Нет, не принесла. Я думала об этом, – сухо ответила она, – но меня беспокоило, что кто-нибудь заметит, как я краду серебро. Поверьте, на мою долю и так пришлось немало странных взглядов, когда я перевернула тарелку с едой себе на колени.
Рейн расхохотался.
– Не может быть!
– Может. А как еще я могла добыть вам еду? Не могу же я появиться на кухне с мешком и попросить, чтобы его наполнили объедками со стола. И уж конечно, я не могу послать слугу. Ваше присутствие было бы обнаружено в течение часа. Если слуга учует тайну, он не успокоится до тех пор, пока не выведает ее.
– Мы хорошо осведомлены о повадках слуг, правда? – Он оторвал кусок мяса и отправил его в рот. Когда с мясом было покончено, Рейн, конечно, демонстративно слизал с каждого пальца подливку из красного бургундского вина. Жевал он медленно, как будто наслаждаясь каждым мигом.
Она никогда не видела, чтобы кто-то так основательно наслаждался едой. Это завораживало.
У него были длинные пальцы, достаточно изящные, но сильные.
Рейн поднял глаза, увидел, что Фейвор его рассматривает, и подмигнул.
– Четыре года на заплесневевшем сыре и черством хлебе, размоченном в воде, – объяснил он без малейшего намека на горечь. – Больше я никогда не буду легкомысленно относиться к еде. Хотите кусочек?