Маргарита покраснела, вспомнив, что на ней потерявшее цвет, вытянутое во все стороны исподнее Николаши.
– Я не вовремя? – догадался Федор, уставившись на грудь Марго. Под теплым трикотажем обозначались крепкие полукружья с надменно торчащими сосками.
Маргарита под мужским взглядом смутилась и обняла себя за плечи.
– Ты давно такой стеснительный? – хмыкнула Зинка.
Галкина сверлила компаньонку взглядом, но Зинаида только отмахнулась, дескать, брось свои городские штучки, нашла о чем беспокоиться.
Федор прокашлялся, перевел взгляд на бидоны и придал лицу значительности:
– Девки, в районе на вас жалоба лежит, и мне заявление поступило от гражданки Бухтияровой, что вы спаиваете население. Вы ее мужику, Степке Бухтиярову, не продавайте горилку. Понятно излагаю?
– Я паспорт не проверяла. Все они на одну рожу, – буркнула Маргарита и опустила руки – плевать на этого мента-надомника, пусть пялится.
– Да ладно тебе, Федь, Степке приспичит, он и без нас найдет, – попыталась отмахнуться Зинка.
– Вот и пусть без вас, – не принял легкомысленную Зинкину аргументацию Федор.
Он все еще боялся оторвать взгляд от бидонов, не вполне сознавая, что его смущает больше – бидоны или грудь Галкиной. Оказалось – бидоны.
– Зин, выйдем, – показал на дверь сержант, и они с Зинаидой покинули кухню, плотно закрыв за собой дверь.
Маргарита, напрягаясь, вслушивалась в шепот, но не могла разобрать ни слова, пришлось подкрасться к двери и даже слегка ее приоткрыть.
– Губозавертин прими! – с жаром возражала Зинаида. – Двадцать процентов на ровном месте – это наглость!
– Мне Шурка с Садовой отстегивает тридцать! – возмущалась «крыша».
– Поэтому ты с ее Наташкой на сеновале кувыркался? А Наташке только семнадцать!
– Зинаида, ты давай того… Шантаж еще никого до добра не доводил.
– Федь, какой шантаж?! Это я тебя насильственно понуждаю к миру! Так что, Федь, мир?
В коридоре шумно вздохнуло какое-то животное, прописанное в парке юрского периода.
Маргарита ретировалась на исходную позицию. «Так, значит, Федька хочет увеличить поборы, – догадалась Маргарита, – увидел второй бидон, гнида».
Дверь хлопнула, в кухню влетела распаренная Зинаида:
– Вот урод! Нет, ты видала? Двадцать процентов ему отстегни! Щас! Ой! – Зинаида в испуге прикрыла рот ладошкой: в дверь опять стучали. – Вернулся, что ли?
Она метнулась в сени.
Звякнул крючок, скрипнула входная дверь.
Маргарита ждала взрыва эмоций, но в коридоре застыла неподвижная тишина, больше похожая на скорбную минуту молчания.
– Мир дому твоему, матушка, – прошелестел в тишине старческий голос.
– И вам, – проблеяла Зинаида, – и вам, отец Николай.
– Где хозяйка? – Отец Николай оттеснил Зинаиду и оказался в угрожающей близости к кухне, где под стенкой стояли два бидона с брагой.
– Зин, – крикнула Маргарита, выйдя из ступора, – принеси халат!
– Сюда, батюшка, сюда, – лопотала Зинаида, увлекая отца Николая в комнату, – располагайтесь, я сейчас, один момент.
Зинаида закрыла отца Николая в комнате и в полуобморочном состоянии бросилась на поиски халата. Найдя его в спальне, Зинка сунула Маргарите цветастую тряпицу и хотела смыться, но Марго клещом вцепилась в соседку:
– Ты куда?
– Мне домой бы на минутку.
– Нет, мы с тобой теперь неразделенные сиамские близнецы – где ты, там и я. Где я – там и ты.
Маргарита натянула халат и, перекрыв Зинаиде пути отступления, закатала до колен кальсоны – не выходить же в таком виде к благочинному.
Зинаида перекрестилась, и они двинулись в комнату, как на Голгофу.
Благообразный, седенький отец Николай рассматривал фотографии на стенах комнаты.
На фотографиях в разные периоды жизни были запечатлены мать, отец Маргариты, сестра Валентина, с Николашей и без него, и сама Марго в летной форме и в гражданском.
– Здрасте, – потупилась Маргарита.
– Доброго вам здоровья, матушка. Чайком не угостите? Пирогами у вас на всю улицу пахнет… – прищурился отец Николай.
Марго скосилась на Зинаиду, та молчала, как глухонемая, собрав губы в куриную гузку.
– Только тесто поставили, батюшка, не поспели пироги еще… – отдувалась Галкина за общий с Зинкой грех.
Отец Николай с пониманием кивнул, близоруко сощурился и показал на одну из фотографий:
– Галкиных будете?
– Галкиных.
– Отца вашего не помню, а матушку я отпевал. Больная душа была, пусть покоится с миром, – прошелестел старец и перекрестился. – Бог милостив. А сами-то вы крещены?
– Крещены, – эхом отозвалась самогонщица.
– А где крестились?
– Здесь, в Марфинке.
– Так, возможно, я вас и крестил?
– Нет, не знаю…
– А вы приходите в храм, посмотрим в книгах. В храм-то ходите?
– Да, батюшка, по праздникам…
– Что-то я вас не видел… – по-прежнему щурясь, заметил отец Николай.
– Да, я тоже… не видела… – невпопад брякнула Маргарита.
К Зинаиде наконец вернулись речь и память.
– Я на Успенье и Покров была. Сейчас чаек, батюшка, я быстренько…
«Все-таки смылась». Маргарита с завистью посмотрела на дверь, за которой скрылась подельница, чувствуя, как предательски выползают из-под халата штанины пижамы.
– А причащались давно?
– Давно, в детстве… – Кроме фамилии, это была почти единственная правда из всего сказанного в присутствии священника.
Когда появилась Зинаида с подносом, у Маргариты язык прилип к нёбу, из нее уж слова нельзя было вытянуть. Зинаида составила с подноса на стол варенье, конфеты, печенье, чашки с чаем.
– Да и тебе, Зинаида, пора бы причаститься, дорогу забыла в церковь, – мягко попенял отбившейся от стада прихожанке отец Николай.
– А вот Рождественский пост начнется, так и причащусь! – разворачивая конфету, откликнулась соседка. Ее отпустило, шок прошел, и Зинаида уже сама не понимала, с чего это ее так разобрало.
– Так уже… начался.
Зинаида сунула конфету в рот и теперь не знала, что с ней делать – выплюнуть или съесть. Перекатывая во рту конфету, подумала, убрала со стола скоромное.
– Ох, грехи наши тяжкие! Прости, Господи… – пришепетывая, обратилась она с коротким словом к Творцу.
– Так не откладывайте, пока время есть, – туманно намекнул отец Николай.
– О чем речь, батюшка! Вот в это воскресенье и придем! Правда, Рит?
Маргарита не успела соврать – подавилась, закашлялась, чай полился через нос.
Зинаида похлопала Марго по спине, отец Николай погладил бороденку, зашевелил губами – читал молитву о спасении заблудших.
Маргарита высморкалась в салфетку.
– Придем, батюшка, придем обязательно, – с легким сердцем пообещала она.
