– Это не мой снайпер стрелял. Сейчас его ищут, чтобы наказать. Вокруг вокзала бродит много людей, которые мне не подчинены. Поэтому и говорю, что на площади встречаться опасно. Выстрелит какой-нибудь чужак-одиночка, и нас обоих убьют.
– Ладно! Скоро буду! – ответил Голубятников.
– Хоп! Ты настоящий воин. Приходи без оружия, встретим, как гостя.
– Посмотрим. Значит, так: подойду к торцу дома, что напротив позиции одного из моих подразделений, без белого флага и без оружия. Через 15 минут.
– Хорошо. Тебя встретят!
Переговорив с полевым командиром, Голубятников передал гарнитуру радиостанции связисту. Тут же Жураев и Кувшинин буквально набросились на комбата:
– Ты что, Слава, охренел, что ли?! К кому идти собрался? К чеченам, что беспрерывно нас атакуют? Которые спят и видят, как сбить нас с плацдарма? А если духи не отпустят тебя? Что мы без тебя делать будем? Никто ведь даже половины обстановки не просекает, все нити управления ротами у тебя!
– Ладно, – сказал Кувшинин, – тебе на себя наплевать, но ты обязан думать в первую очередь о подчиненном тебе батальоне и решении поставленных задач, а не о встречах с духами, от которых ничего хорошего ждать не приходится.
Майор Жураев ударил ладонью по столу:
– Все! Никуда ты не пойдешь! Я, как заместитель командира полка, запрещаю тебе покидать КНП. И выбрось из головы мысль о встрече с полевым командиром. Ты комбат, на тебе командование батальоном.
– Но я же обещал, – возразил Голубятников. – А раз обещал, надо идти.
– Встретиться с духом, конечно, не мешало бы, но не тебе! – сказал Жураев. – Сейчас прикинем, кто сходит вместо тебя. – Надо отдать должное майору Жураеву, он умел оперативно решать сложные задачи. – Так, кто ближе всех к духам? Седьмая рота. Надо связаться с Кошеревым, может, кто из офицеров добровольно изъявит желание сходить в гости к боевикам.
– Вместо себя я буду подставлять подчиненного? Ты в своем уме, майор?
– Я-то в своем, а вот у тебя, судя по всему, с этим делом напряги. Это же безумие – комбату идти к духам. И потом, Святослав Николаевич, никого силой приказа мы посылать к чеченам не будем, только добровольца.
– А если никто не выступит добровольцем?
– Тогда я пойду. Но ты останешься здесь!
– Нет, Сан Саныч! Если не будет добровольцев, к чеченам пойду я. А ты потом можешь докладывать командиру полка, что я не выполнил твой приказ.
– Ну и упертый же ты, Голубятников! Ладно, пусть будет так!
Жураев связался по телефону с командиром 7-й парашютно-десантной роты капитаном Кошеревым. Комбат объяснил ротному ситуацию и приказал опросить офицеров в минимальные сроки. Кошерев позвонил через две минуты:
– Товарищ подполковник, мой заместитель, старший лейтенант Илюхин, согласен пойти к чеченам.
– Давай его быстро на КНП.
– Есть!
Замкомандира 7-й роты прибыл через пять минут. Комбат усадил старшего лейтенанта за стол, спросил:
– Ты понимаешь, Саша, на что идешь?
– Так точно!
– У тебя еще есть время передумать. Боевики могут отреагировать на замену агрессивно и завалить тебя…
– Да ладно, товарищ подполковник, – ответил Илюхин. – Как говорится, двум смертям не бывать, одной не миновать. И если уж на то пошло, потеря заместителя командира роты – это не потеря комбата или его заместителя. Вам туда идти нельзя, а я схожу. Мне даже интересно посмотреть, что у них там.
– Хорошо! Значит, выйдешь к торцу дома, что напротив позиции разведроты. Подойдут духи. Представишься – и сразу же предупредишь, что комбат хотел идти, но вышестоящее командование запретило ему выходить на встречу. Поэтому прибыл ты как мой личный заместитель. Послушай, что скажет полевой командир, осмотрись, прикинь, сколько духов в группировке, штурмующей наши позиции. Больше слушай. Если дух будет выставлять условия, принимай, но предупреждай, что любое решение все равно будет приниматься не тобой и даже не мной. Но диалог, скажи, вести надо. Потери никому не нужны.
– Да понял я все, товарищ подполковник. Встречусь, переговорю, посмотрю; возникнет тема, обсудим для доклада вам. При необходимости свяжусь с вами.
– Обязательно! Если почувствуешь угрозу, сразу же проси связь со мной. Дух не откажет. Ему, по большому счету, твоя жизнь не нужна, ему надо приказ выполнить. А переговоры могут помочь в этом деле для того, чтобы подкинуть нам дезинформацию.
– Ясно! Так я пошел?
– Оружие оставь! Выходи к торцу. Предварительный разговор со встречающими духами на виду у разведчиков. Если что, они прикроют тебя.
Старший лейтенант положил на стол автомат, пистолет, магазины к ним, гранаты, нож. Кувшинин тем временем проинструктировал и командира разведроты, и командира 9-й роты.
Голубятников проводил замкомандира 7-й роты и, вернувшись на КНП, сказал:
– Если с Илюхиным что-нибудь случится, я себе этого никогда не прощу.
– Все будет нормально, командир, – подбодрил Святослава Жураев.
– Мне бы твою уверенность…
Голубятников, отойдя к окну, нервно закурил. Для него, да и для всех офицеров, находившихся на командно-наблюдательном пункте батальона, время потянулось медленно. Очень медленно.
Но через полчаса Илюхин вернулся, живой, здоровый.
Голубятников, облегченно вздохнув, обнял офицера:
– Ну, слава богу! Я места себе здесь не находил. Давай докладывай, как прошла встреча.
– Знаете, впечатления противоречивые. Встретили холодно. Старший встречающей группы спросил, кто я. Представился. Он спросил, почему не комбат. Объяснил по инструкции. Старший связался с полевым командиром. Тот что-то ответил, и меня провели во двор. Там уже находилась толпа рыл в пятьдесят боевиков. Вышли то ли на меня посмотреть, то ли себя показать. Экипировка у них, товарищ подполковник, – мама не горюй. Одеты в новую форму, у каждого по два вида вооружения, через одного РПГ-7 и автомат, у других автомат и снайперская винтовка СВД. «Мухи». Короче, их прикид производит впечатление.
– Это скорее демонстрация, – улыбнулся Голубятников. – Мол, смотри, русский, как мы вооружены, куда вам до нас… Да ты продолжай, продолжай!
– Подошел полевой командир, задал тот же вопрос, что и старший. Ответ воспринял спокойно, с пониманием. Вообще он мужик внешне нормальный, не отморозок, да и боевики тоже на беспредельщиков не похожи. Командира слушают и подчиняются беспрекословно, дисциплина у них неплохая, на уровне.
– Командир не представился? – спросил комбат.
– Фамилию и имя не назвал; сказал только, что бывший подполковник, служил в Афгане и на Дальнем Востоке командиром мотострелкового полка, а в Чечню был переведен в 1991 году приказом нашего министра. Служит в гвардии Дудаева. Рассказал о прежней службе, потом показал пленных. Во двор вывели человек двадцать, столько же в подвале – раненых. Начали разговаривать по теме. Он сказал, зря люди погибают. Я в ответ – война без жертв не бывает. Он: а кто начал эту войну? Зачем пришли на нашу землю? Почему стреляете, разрушаете, убиваете? Здесь наша страна, наши города, наши семьи, зачем? Я ему: ты же военный, должен понимать, что мы выполняем приказ. Мне лично тоже не нравится эта война, я бы предпочел дома остаться, но приказ есть приказ, его не обсуждают. Он согласился: знаю, и в этом, мол, наша беда. Я ему: а насчет своей страны, своего города – ты это напрасно. Независимость Чечни не признало ни одно государство, республика остается в составе России, а значит, это и наша земля. Он: на своей земле людей не убивают, населенные пункты с мирными жителями не бомбят. Что было ему ответить? Сказал, политика – не наше дело. Нам приказано воевать – мы воюем. Прикажут уйти – уйдем. Он: ладно, мол, это действительно решать не нам.
– Да, – проговорил Голубятников, – мужик воспринимает ситуацию адекватно, что делает его более опасным. Он умен, имеет опыт боевых действий, наверняка у него немало бывших советских офицеров, дерутся они грамотно, а главное, группировка управляема. Как пленные? Дали с ними поговорить?
– Пленные нормально. Видно, конечно, что подавлены, но выглядят неплохо. Поговорить разрешил с одним капитаном. Тот рассказал, как сам попал в плен, как остальные… Они все из Майкопской бригады. Говорили недолго. Потом полевой командир отвел меня в сторону, указал на строящийся вокзал, как раз на позиции моей 7-й роты. А там наблюдатели в окнах. Дух спрашивает: бойца на втором этаже слева видишь? Отвечаю: вижу! А правее солдата? Вижу. А выше этажом? Вижу, ну и что? Он – вот и я вижу. И бойцы мои видят. До них около ста метров. Мы могли бы их легко убить, но не убиваем. Вы же убиваете, кого увидите. Я ему: ну, сейчас и твоих бойцов хорошо видно. И мы могли бы их легко уничтожить. Но, как видишь, тоже не стреляем. А почему? Потому что перемирие. Сейчас все это не в счет. А насчет остального, в частности потерь, то тут выход может быть один: вы нас не атакуете, а мы не будем проводить карательных мероприятий, ну и, естественно, убивать твоих солдат. Нет атаки – нет обороны, а значит, и стрельбы. Нет потерь. Не перестанете наступать – будем убивать; отведут нас, подведут других. Меньше провокаций, столкновений, предложений сдаться. И мы отреагируем соответственно. Полевой командир: почему же на других направлениях ваши сдаются? Я ему в ответ: хоть один десантник сдался? Он: нет, об этом врать не буду, не слышал. Я: верно, потому что десант не сдается. И предложил ему: может, вы отойдете к Дому правительства?
