Отец перевел:
– Твоя мать говорит, что, по словам нашего молочника, весь вчерашний вечер в «Императорском драконе» пели здравицы в твою честь.
– Передай маме, чтобы ваш молочник проверял факты, прежде чем распускать сплетни.
Отец, отняв трубку от уха, передал мои слова. Мама выкрикнула что-то невнятное, мне удалось разобрать лишь «лжец» и «обручение».
Отец снова забубнил в трубку, но я перебил:
– Могу я обратиться к информбюро напрямую?
– Не можешь. Информбюро лежит на тахте и ревет белугой, – ответил отец.
Тогда я объяснил, что сам не знаю, как обручился, что все это ужасающая ошибка и я не люблю Маргаритку, да что там, она мне даже не нравится. После чего пообещал перезвонить вечером.
Когда я пришел на работу, в магазине уже толпились покупатели – из тех, что в последние минуты, оставшиеся до Рождества, рыщут по городу в поисках подарков. Мистер Карлтон-Хейес едва справлялся с наплывом.
В 11 утра позвонила Нетта Крокус. Маргаритка благополучно вернулась домой из больницы.
– Малышке не терпится повидать тебя, Адриан, – сказала она. – Ты не заглянешь к нам завтра на рождественское чаепитие?
– Извините, миссис Крокус, но завтра в нашей семье вместо чая поминки по нашему любимому псу.
– Маргаритка страшно подавлена, – продолжала Нетта. – Я сделала ей индийский массаж головы и обрызгала всю комнату лавандой, но все без толку.
Стыдно признаваться, дорогой дневник, но я беззвучно шептал в трубку непристойности, надписывая на подарочном ярлыке «Маме от Адриана».
– Даже Георгина не в силах развеселить бедняжку, – добавила Нетта.
– Так Георгина у вас? – откликнулся я.
– Да, в этом году все мои девочки собрались дома на Рождество.
Сказал, что заеду сегодня в Биби и привезу Маргаритке рождественский подарок.
– Мы все тебя любим, Адриан! – С этими словами Нетта повесила трубку.
Примерно в 4.30 вечера снова позвонил отец. О моей помолвке написано в «Лестерском вестнике» на странице частных объявлений, а им уже оборвали телефон – друзьям и знакомым не терпится расспросить о Маргаритке.
– Маме это тяжело дается, Адриан. Она приняла двойную дозу прозака и завалилась спать. Индейку не нафаршировала и вообще ничего не приготовила.
Сбегал на угол за «Лестерским вестником». Извещение было заключено в рамочку, выделяясь среди прочих объявлений:
Майкл и Нетта Крокус
с радостью извещают о помолвке
их дорогой дочери
Маргаритки
и
Адриана Моула.
Мы желаем им гармонии
и духовного совершенства.
О месте и дне свадьбы будет сообщено
дополнительно.
Тираж «Лестерского вестника» 93 156 экземпляров, а приблизительное количество читателей – 239 000. Я похолодел от ужаса.
Возвращаясь в нашу книжную лавку, обнаружил, что большинство магазинов на Хай-стрит закрыто. А ведь я собирался в обед купить рождественские подарки – и что же, теперь поздно? Ворвался в «Хабитат» и потребовал кувалду. Потом ломился в музыкальный магазин, умоляя допустить меня в секцию с Джонни Кэшем.
Правда, в состоянии безумия пребывал не только я. К 5.30 мы остались единственным открытым магазином на Хай-стрит.
К нам ввалилась толпа подвыпивших строителей. Весь день они пропьянствовали, вместо того чтобы закупать подарки для жен и подружек. Строители потребовали подобрать что-нибудь подходящее.
К тому моменту мы уже сбыли все кулинарные книги, в том числе талмуд Делии Смит с автографом и полное собрание Рика Стайна[38] с отпечатком лапы его собачки Чоки.
Подходящая книга нашлась только для одного строителя, штукатура, – руководство по соколиной охоте. Штукатур заявил, что заглянет после Рождества – поискать еще книжек на эту тему. Уходя, он заметил, что штукатурка вокруг камина «какая-то левая», и пообещал после Нового года «навести тут у нас красоту».
Я запер дверь, повесил табличку «Закрыто». В этот момент к двери подскочила темноволосая женщина совершенно невменяемого вида и закричала:
– Вы продаете лампочки для гирлянд?
Я покачал головой и произнес одними губами:
– Извините.
Как же я сочувствовал бедняге.
Перед уходом выбрал несколько книг для своих родных, Пандоры и Найджела.
Потом показал мистеру Карлтон-Хейесу объявление в «Лестерском вестнике». Он пожал плечами:
– Я отродясь не верил тому, что пишут в газетах, дорогой мой.
Только что позвонил на Глициниевую аллею узнать, ждут ли меня завтра по-прежнему. Трубку снял отец.
– У нас все плохо, сынок, – зашептал он. – Звонила Рози, она не приедет на Рождество. Твоя мать наверху плачет под Леонарда Коэна, врубив его на всю катушку.
Я слышал, как где-то вдалеке Леонард Коэн распевает хриплым голосом о сексе и смерти.
– Пожалуйста, приезжай завтра, сынок, – попросил отец. – Без тебя мне этот день не пережить.
По пути в Биби-на-Уолде мне то и дело попадались семьи, готовящиеся к Рождеству. Я подумал об Уильяме в Нигерии и Гленне в казармах Олдершота и понадеялся, что они проверили электронную почту и получили мои поздравления с Рождеством. В глубине души я знал, что мальчики куда больше обрадовались бы нормальным открыткам.
Маргаритка лежала в кровати-карете. Трагедия ее жизни, да и моей тоже, в том, что она походит не на Золушку, но на одну из ее уродливых сестриц. Маргаритка вручила мне подарок и настояла, чтобы я открыл его при ней. Внутри оказался кукольный лофт. С тех пор как я в последний раз видел это сооружение, Маргаритка его изрядно усовершенствовала. На балконе теперь сидел лебедь, а в домике – два малыша. Мальчик походил на меня, а девочка – на Маргаритку. Степень детализации поражала – на кухоньке имелись даже миниатюрный тостер и кофеварка.
– Тебе нравится? – спросила Маргаритка.
– Даже не знаю, что сказать, – пробормотал я.
– Я трудилась над ним днем и ночью, – сказала она. – Глаз не смыкала. Наверное, из-за этого и заболела.
– Тебе нужен отдых, – посоветовал я. – Не вставай с кровати все Рождество, и до встречи в новом году.
– Но мы почти не видели друг друга после помолвки, – возразила она.
Я взял ее руку:
– Но это ведь не настоящая помолвка, верно, Маргаритка?
– Без кольца не настоящая, – согласилась она.
Я вручил Маргаритке свой подарок и попросил не открывать его до утра. Мне не хотелось видеть ее разочарования – это был раритетный неподписанный экземпляр моей кулинарной книги «Потрохенно хорошо!», изданной в дополнение к телепередаче.
Маргаритка притянула меня к себе. Я запнулся о колесо кровати-кареты, кукольный домик-чердак упал, и вся семья – Маргаритка, я и двое детей – вывалилась на пол.
Прежде чем выйти из спальни, я спросил, разделяя каждое слово:
– Так ты согласна с тем, что мы не обручены?
Маргаритка кивнула и откинулась на подушки.
Георгина была внизу в гостиной – ежилась у хилого огонька в камине.
– Вы знаете, что в романах Достоевского всегда плохо топят? – спросил я.
– Сроду не читала Достоевского, – ответила Георгина, – и при удаче и попутном ветре, надеюсь, читать не доведется.
Странно, но я вдруг расслабился и спросил, какое у нее любимое литературное произведение.
– Предпочитаю познавать мир на собственном опыте, – сказала она. – Я сама рассказчик и главная героиня собственной жизни. Мне все в этом мире интересно. Не желаю жить по книгам. Мне хочется попробовать жизнь на ощупь, почувствовать ее запах и вкус.
Георгина взяла с каминной полки бокал и залпом выпила. Я понял, что она пьяна – высокие каблуки едва держали ее.
– А я знала, что Маргаритка тебя охомутает, – продолжала Георгина. – Она такая с детства, всегда получает все, что захочет. Ты ведь ее не любишь, да?
Из соседней комнаты донеслось пение, я узнал мотив «Остролиста и плюща».[39]
Отвечать я не стал, лишь помотал головой.
– Так скажи ей об этом, и дело с концом. Иначе живым не уйдешь, затягивать помолвку она не позволит.
– Несколько минут назад я сказал ей, что мы не обручены, – проинформировал я Георгину.
– Так ты вольная птица?
– А знаете, – сказал я, – лишь сейчас сообразил, кого вы мне дико напоминаете. Найджелу Лоусон,[40] только худую.
– Ага, в прошлом году решила стать Найджелой, – объяснила Георгина. – Сиськи увеличила, волосы перекрасила, губам пухлястости добавила. Но вообще-то я не богиня домашнего очага. Терпеть не могу домашнюю суету.
Она протянула руку и сдернула с меня очки. Я тотчас ощутил себя голым.
– А мне нравится, как у тебя на затылке вьются волосы, – сказала Георгина.
– Наверное, пора в парикмахерскую, – пробормотал я.
– Не-а, не стригись. – Она провела ладонью по моему затылку. – Слыхала, вы завтра какую-то дохлую псину поминаете или что-то типа того, но приходи к нам обедать в День коробочек. Мне позарез нужен союзник.