Двое людей переглянулись.
— Гладко говорит, шельмец, — заметил чернявый. — Допустим, я бы мог сделать это, хотя и знаю, что вы об этом пожалеете. Но если откроется лицо моего спутника, мне придется превратить этот дом в большую братскую могилу.
Хоббит устало откинулся на спинку своего высокого кресла. Ну вот, опять аферисты, придется принимать крайние меры — так и было написано на его сморщенном личике.
— Господа, вы отдаете себе отчет в серьезности ваших слов? Вас могут отсюда попросить, и не обязательно вежл…
Вместо ответа обладатель зловещих усов нарисовал в воздухе светящуюся руну Au — как известно, означающую один из благородных металлов. Колыхаясь, алый знак обладания Силой повисел немного, а затем истаял и пропал. Хоббит замолк на полуслове, словно ему заткнули рот кипой счетов с его стола, судорожно сглотнул, а затем осторожно продолжил, стараясь все же не уронить лица.
— Так, кое-что проясняется. Прошу прощения, господин маг, что позволил себе несдержанные слова. Однако ж, войдите в положение — нам необходимо знать своих клиентов в лицо — на случай крайних обстоятельств.
Двое замаскированных людей опять переглянулись, и красавец-офицер нехотя кивнул. Злодей пожал плечами, повел у лица и груди рукой.
Облик записного бандита-усача с большой дороги немедля расплылся клочьями тумана под свежим ветерком, и на присутствующих стало просто жаль глядеть. Если ювелиры вжались в свои стулья, словно пытались стать как можно меньше, то глава банка выпучил глаза и разинул рот, что при его росте и комплекции было весьма комично.
— Достаточно? — спросил некромант и вернул на место прежний, колдовской облик.
— А-а-а… Э-э… — с усилием выдавил выбитый из колеи хоббит. И только после того, как он залпом выпил кружку обжигающе горячего чаю, способность мыслить и говорить мало-помалу вернулась к нему.
Он перевел взгляд на невозмутимо сидящего красавчика и, все еще запинаясь, проговорил севшим голосом.
— Осмелюсь предположить, что…
— Молчать! Свои догадки и домыслы лучше придержите при себе, — зловеще предупредил Valle. Он весьма охотно не стал бы прибегать к маскараду, но все таки Ян убедил его, что лучше провернуть дело в тайне.
Побелевший от отчаяния почтенный ювелир и его племянник, едва осмыслив ситуацию, попытались вскочить с мест и согнуться в нижайшем поклоне, но увесистый кулак красивого офицера, покачавшись перед носом, разом отбил у них излишнюю охоту к чинопочитаниям.
— Господа, перед вами двое мелких дворян, одними им известными путями завладевшие изрядной суммой и желающие надежно пристроить ее в солидном банке. Давайте исходить из этого и действовать соответственно, — примирительно предложил усатый злодей.
Но лишь после того, как по звонку хоббита слуга принес внушительных размеров бутыль вина и хозяин банка немного привел в порядок свои мысли, разговор понемногу возобновился. Ювелиры тоже с удовольствием отведали старого Aedorne, да и блистательные господа не жеманничали.
— И все же, на какие поступления я могу рассчитывать? — заинтересованно спросил банкир, нюхом почуяв запах больших денег. Нет — ОЧЕНЬ БОЛЬШИХ денег.
— Кстати — вы сам Фродо, или сыновья?…
— Или, — как-то невпопад ответил пожилой хоббит. — Сын… Бари, к вашим услугам.
Он встал и так усердно поклонился, что пара золоченых пуговок на его жилетке даже расстегнулась.
— Поймите меня правильно, господа, должен же я знать, чего ради рискую, дабы заработать на старость корку хлеба. — заныл он старую песенку.
— Ну-ну, — добродушно буркнул красавец и бесцеремонно ткнул в расстегнувшийся жилет хоббита, из которого выпирало откормленное явно не на сухих корках брюшко. — Совсем с голода опух.
— Примерно на сто миллионов цехинов. И вот в таких монетах, — деловито ответил чернявый усач и высыпал на стол пригоршню сверкающих хенриков.
Почтенный Бари от ошеломления сел мимо своего кресла, и на миг его коротенькие ножки в ярко-желтых башмачках смешно задрались над столом. Однако он резво вскочил, как ни в чем ни бывало, несколько мигов рассматривал монеты в своих пухлых, заметно подрагивающих пальчиках и наконец, на всякий случай нащупав сзади кресло, сел в него.
Задыхаясь, он выдавил кое-как.
— Так значит, события в… да-да, не будем называть… имеют под собой вот какую подоплеку…
— Именно, — кивнул красавец-офицер.
А злодей с длинными усами добил хоббита и ювелиров окончательно.
— Господа, вы не хотите, чтобы в этот город вошли войска святош, орки или стигийские головорезы? — те испуганно затрясли головами, осеняя себя всеми известными им знаками, могущими отгонять несчастья.
— Так вот — нам нужен секретный фонд для проведения… скажем так — деликатных операций против наших врагов.
— Но этим же вроде занимаются их светлость барон Орк и… — тут хоббит зябко оглянулся на черноту за окном и с благоговейным страхом прошептал. — И Тайная Палата?
— Есть дела, о которым им знать не стоит, — зловещим голосом прожженного заговорщика заверил присутствующих чернявый. — Зато Император, если вдруг чего спросят, с чистой совестью ответит — знать ничего не знаю, ведать ничего не ведаю! А врагов к тому времени уж похоронят — и ищи эльфа в лесу.[3]
Ян, едва сдерживая себя от смеха, наблюдал, как его друг с талантом, достойным лучшего применения, стращал бедного хоббита и вспотевших от этаких треволнений ювелиров. С другой стороны, Valle прав — часть денег на подобные дела и пойдет, и мысль это весьма недурная. Зачем гробить людей, воевать, если можно вырезать или подкупить верхушку противной стороны и достичь куда большего с меньшими потерями? А деньги — дело наживное…
Далее покатилось, как по маслу. Розенблюм с дотошностью, не уступающей въедливости банкира, стал договариваться с тем о сроках, ценах, количествах, а господин Соломон на листе бумаги записывал обсуждаемые и утвержденные цифры. Наконец, когда долговязый ювелир едва не вырвал себе остатки волос, его дядюшка до кончика изгрыз третье перо, а банкир договорился уже до того, что полгорода — это его дети и всех надо кормить-поить, согласие таки было наконец достигнуто, клянусь моей мамой!
Глава 11
Нет, ну это просто черт знает что такое! — я не без труда отвел взгляд от стройных и, разрази меня гром, весьма привлекательных ножек программистки Светланы, сидящей по соседству. В задумчивости по поводу очередного затыка в программе она имеет милую привычку вытягиваться в своем вращающемся кресле почти в струнку, а поскольку ножки ее весьма длинны и под столом не помещаются, то она с очаровательной непосредственностью выставляет их в сторону прохода — во всю их красу.
