Каждое его слово все сильнее опьяняло ее тело и душу. Женщина затаила дыхание в сладостном ожидании…
Возможно, она в мечтах взлетела слишком высоко. Как еще объяснить ее неуклюжесть, когда Мейва вернулась к столу после очень медленного вальса и умудрилась разлить вино Лоренцо? В тот момент, когда она садилась на свое место, готовая отведать филе-миньон, бокал наклонился под опасным углом, а затем упал. На ее платье появилось темное фиолетово-красное пятно.
— Боже мой, — чуть не плакала Мейва, безрезультатно оттирая пятно, а вино все еще лилось на платье. — Лоренцо, мне очень жаль.
— Не стоит, — настаивал он с безупречным тактом. — Это полностью моя вина.
Но это было не так, и она это знала, так же как и все за столом, за исключением Джулианы, которой не было на месте. Все очень любезно сопереживали: Дарио позвал официанта, чтобы устранить последствия инцидента, Эдмонд мягко объяснял, что в таких ситуациях никто не виноват, а Лоренцо продолжал бесконечно извиняться. Внезапно за соседними столами стало тихо, и внимание гостей переключилось на семейство Костанцо.
Мейва внутренне сжалась. Заметив устремленные на нее взгляды, молодая женщина пробормотала оправдания, потом запуталась в собственных ногах и под занавес сбежала, словно Золушка с бала.
В дамской туалетной комнате было так же красиво, как и в зале. Везде благоухали душистые гардении. Напротив низких белых диванчиков стояли мраморные туалетные столики на тонких ножках, увенчанные зеркалами. На стенах были закреплены плоские хрустальные светильники.
Слишком много света! Одного взгляда в зеркало было достаточно, чтобы оценить масштабы катастрофы. Ее платье погибло! Вино просочилось сквозь шифон на шелковую подкладку, окончательно разрушив надежды Мейвы на то, что струя холодной воды может сотворить чудо. Ей оставалось только зарыдать.
Открылась дверь, и Мейва застыла от ужаса — в дверном проеме появилась Селеста.
«Только не это! Не сейчас», — подумала молодая женщина.
Ее свекровь скользила по толстому ковру, награждая Мейву жалостливым взглядом. Синьора Костанцо молча достала из своей усыпанной бисером сумочки блеск для губ и начала краситься.
Ее молчание было красноречивее всяких слов. Не выдержав, Мейва сказала, запинаясь:
— Извините.
— Ты, похоже, любительница несчастных случаев, — протянула Селеста.
В шоке Мейва ответила:
— Вы считаете, что я сделала это нарочно?
— Я думаю, ты притягиваешь неприятности, как магнит. Жаль, что от этого страдаешь не только ты, но и люди вокруг, как уже успел убедиться мой сын.
— Неужели, по вашему мнению, я никогда ничего не сделала правильно?
— Раньше ты хотя бы одевалась, как подобает жене Костанцо. — Взгляд Селесты скользил по ней холодно и безжалостно. — Теперь ты не способна даже на это.
Мейва была выше свекрови, но в этот момент она чувствовала себя маленькой и ничтожной.
— Я старалась просто стать частью его мира.
Селеста презрительно фыркнула:
— Ты никогда не станешь частью нашего мира.
— Вы правы. — Мейва была оскорблена. — Я не родилась с серебряной ложкой во рту. Мое происхождение — очень скромное. Но у моих родителей были свои приоритеты. Они понимали, что прилично, а что нет, и привили мне чувство человечности, которого вам явно недостает. Какая же вы мать, если не хотите принять жену своего сына?
— Как ты смеешь поучать меня? Ты, женщина, которая спихнула своего…
— Достаточно, мама! — Вдруг между ними появилась Джулиана. — Больше ни слова, слышишь меня? Мейва, дорогая, Дарио послал меня за тобой. Пойдем.
— Нет, — ответила Мейва, не сходя с места. — Я уйду только после того, как она закончит говорить.
— Это не ее дело, — попыталась возразить золовка. — Это касается только тебя и Дарио. Пусть он ответит на все твои вопросы.
Дрожа, Мейва прошептала:
— Как я могу показаться ему в таком виде? Этот вечер — очень важное события для вашей семьи, а я все испортила.
— Ты ничего не испортила. — Открыв двери, Джулиана почти вытолкнула ее в объятия Дарио. — Увези ее отсюда, — быстро сказала она брату. — Я прошу, увези ее из города, пока наша мать не нашла способ закончить то, что начала.
Дарио кивнул, завернул Мейву в бархатный вечерний плащ и проводил из отеля к своему автомобилю, припаркованному неподалеку. Посадив жену на заднее сиденье, он сел сам и бросил водителю:
— В Линате.
Линате — аэропорт, в котором они приземлились, когда летели с Пантеллерии, острова, ставшего для нее тюрьмой.
— Мы летим на виллу? — спросила Мейва, когда к ней вернулся дар речи.
— Нет, — ответил он, — мы отправимся в Портофино. Туда, где все началось.
— Зачем такие хлопоты? Я не смогу измениться.
— Ты моя жена.
— Посмотри на меня, Дарио. — Мейва распахнула плащ. В ее глазах до сих пор стояли слезы. Уже зажглись уличные фонари, и они осветили безнадежно испорченное вечернее платье. — Я жалкая неудачница.
Он нежно сжал ее руки:
— Это всего лишь платье, Мев. Не стоит так расстраиваться.
— Речь не только о платье, и мы оба это знаем. Я слишком проста для тебя. Ты должен отпустить меня и найти себе кого-нибудь из своего круга.
— Уже слишком поздно.
— Почему?
Дарио колебался, и Мейва вспомнила, как часто он уходил от ответов. Она выдернула свои руки.
— Расскажи мне все! — воскликнула молодая женщина. — Если это касается меня, я имею право знать!
— Хорошо! — сдался Дарио. — Но только в Портофино. Ты ждала достаточно долго, несколько часов не сыграют никакой роли.
Дарио заранее известил команду своей яхты, что они приедут, поэтому, когда самолет прилетел, их уже ждал автомобиль, чтобы доставить к причалу.
Затем они перешли на катер. Мейва дрожала — то ли от холодного воздуха, то ли от страданий. Но Дарио это уже не беспокоило. Он и так ждал слишком долго. Пришло время сказать правду. Доктор Перуцци, конечно, предпочел бы, чтобы выздоровление шло постепенно, естественным путем, но врач не видел, как Мейву мучает неизвестность.
Дарио отвел жену в носовую часть салона, взял две кружки горячего шоколада и принес их к дивану, где она сидела.
— Держи. — Он протянул Мейве кружку. — Это согреет тебя.
— Спасибо, — сказала она глухо.
Мейва оглядела салон и спустя минуту снова заговорила:
— Мы начали здесь?
— Не совсем. Мы провели ночь на палубе.
— Расскажи мне.
И Дарио рассказал все, не скрывая ни одной детали. Он не старался выставить себя в лучшем свете. Он плохо поступил, и Мейва для начала имела право знать это.
