успокоиться, и решил, что скажет ей, ты, Лео, не волнуйся, если она, конечно, волновалась, я тут принес тебе деньжат; клянусь тебе, Лео, все самое страшное уже позади. Наконец он взялся за ручку двери и вошел. Колокольчик в галантерее «Изумруд» все так же звонил «динь-дон, динь-динь», и это его растрогало… Я словно вернулся домой, я пришел домой, как я рад, Лео. Он несколько секунд простоял у дверей в ожидании Лео. На месте Лео, пригнувшись, стояла незнакомая девушка и рылась в ящиках. Добрый вечер, сказала она, чем я могу вам помочь, таким же тоном, как и Лео, но это была вовсе не Лео. И тут, бесшумно, как всегда, из-за занавески появилась хозяйка и тут же его узнала, несмотря на бороду, и пригласила, будьте любезны, пройдите ко мне. А продавщице сказала, а ты не спи. Так Измаил впервые в жизни вошел в таинственную комнатку за занавеской. Из оцепенения его вывел голос хозяйки:
– Где ты был? Я же тебе сказала: мы думали, что ты умер, и это не шутка. Что с тобой стряслось? Живой ты или мертвый? Чем ты занимаешься? И что все это значит?
Измаил тихо сел на стул. Хозяйка молча его разглядывала в ожидании ответа. Через некоторое время Измаил сказал, а где Лео.
– Расскажи мне, что произошло.
– Где Лео? Как у нее дела?
– К нам пришли из полиции и сказали, что ты, по-видимому, погиб, а она, бедняжка, как запричитает и давай повторять, не может быть, снова, только не это, не может быть, снова, только не это… Совсем с ума сошла.
Глотая слезы, рвавшиеся наружу, Измаил спросил, а где она сейчас?
– Ты меня понял, правда, когда я в прошлый раз сказала тебе, что не могу ничем тебе помочь?
– Где она?
– Этого я никому не могу сказать. – И с упреком: – А покойнику тем более.
– Мне нужно признаться ей в любви, сказать, что ничто нас никогда не разлучит, что я все ей расскажу и что люблю ее, как никогда не лю…
Тут он замолчал, увидев, что хозяйка что-то пишет на клочке бумаги. Одним движением и, показалось ему, украдкой она пододвинула бумагу к Измаилу.
– Не следовало бы мне этого делать.
– Благодарю вас; от всей души благодарю.
– Я для нее стараюсь, не для тебя; а ты, чуть что, пропал, и ищи ветра в поле.
– Где же она? – спросил он, взглянув на бумагу.
– Ее положили на осмотр в Вальвидрере[43]. Я тебе этого не говорила. Если тебя спросят, кто ты такой, ни в коем случае не называй своего имени. Скажи, что ты ее двоюродный брат или другой близкий родственник.
– Она в больнице?
– Нет. Это пансионат для реабилитации тех, у кого… Все связи пришлось в ход пустить.
– Спасибо.
– Не знаю, зачем я тебе об этом рассказываю.
– Спасибо.
– Наверное, потому, что она все время о тебе спрашивала.
– Правда?
– А ты мизинца ее не стоишь.
– Если она захочет, я расскажу ей, что со мной произошло.
– Ей обязательно расскажи. И мне расскажешь, если время будет.
– Вы видели ее?
– У нас был учет, и до самого воскресенья я не смогла ее навестить. Мне кажется, она меня не узнала. Или, возможно, узнала, но виду не подала. Жалко ее. Я думаю, при встрече с тобой… может быть, ей полегчает.
– Спасибо. Простите…
– Что такое?
– Я, правда, здесь гость недавний, но до сих пор не знаю, как вас зовут.
– Марлена.
– Серьезно? – он не смог скрыть удивление.
– А что случилось? Тебе это не по душе?
– Нет, что вы!.. Я совсем не против.
Она встала, и Измаил вслед за ней.
– Если они начнут упрямиться, не сдавайся. Скажи, что ты ее единственная родня.
– Хорошо.
– Что бы ни случилось, придешь и мне расскажешь.
– Спасибо, Марлена. Огромное вам спасибо. Не знаю, как вас благодарить.
Оба уже стояли на пороге; он попытался задать вопрос, но замялся. И в конце концов решился, какой сегодня день недели?
Она изумленно поглядела на него и после неловкого молчания спросила, и все-таки куда ты делся, что с тобой произошло, почему все решили, что ты умер, и…
– Слухи о моей смерти долго не продержатся.
– Тогда тебе придется о многом рассказать.
– Как раз за этим я иду к Лео. Я хочу обо всем ей рассказать.
– И зайти в полицию.
– Об этом мы еще поговорим.
– О чем тут говорить? Ты пропал без вести, угодил в аварию, тебя объявили мертвым… Тебе в чем-то стыдно признаться?
– Хорошо, обещаю об этом подумать. А сейчас мне пора в Вальвидреру.
– Передай ей от меня привет. Да, кстати: вторник. Сегодня вторник.
* * *
Он уже давным-давно не был в Вальвидрере, а на фуникулере в последний раз ездил туда лет двести назад. Согласно карте, висевшей на самом видном месте, пансионат был где-то справа. Внизу виднелся кусочек барселонского пейзажа. Из дальнего уголка памяти возникло напоминание о том, что надо бы подумать, как все рассказать в полиции. Все? Ну хотя бы что-нибудь. Нечто вроде «меня похитили, и мы попали в аварию».
– В какую аварию?
– В автомобильную.
– Расскажите, пожалуйста, поподробнее.
– Человек, который меня похитил…
– Значит, вас похитили.
– М-да.
– М-да или да?
– Взяли в заложники. Тот, кто меня похитил, был на взводе, орал как сумасшедший и не заметил, что – Томеу, тормози, идиот!
– Почему он должен был тормозить?
– Потому что слишком разогнался. Мы налетели на стадо кабанов, а больше я ничего не помню.
– Отлично, но, насколько мне известно, ваш похититель, некий Томеу, повел себя как законопослушный гражданин и умер на месте, не создавая проблем для органов охраны общественного порядка. А вы?
– Не помню.
– В каком смысле не помните?
– В прямом: наверное, я был без памяти.
– Но стадо кабанов вы не забыли, правда?
– И знаю, что мы на них наехали. Скорее всего. А больше ничего не помню.
– А чем объяснить, что по прибытии полиции и «скорой помощи» вы уже исчезли с места происшествия? Вы что, погулять пошли? Или кабаны позвали вас выпить рюмочку?
– Они все сдохли.
– Правда ваша. Но вы-то куда делись?
– Не помню… Ничего не помню…
– Совсем ничего?
– Совсем. Постойте: помню, что я кричал.
– А что вы кричали, помните?
– Спасите! Люди, ау? Тут что, никого нет? Где вы, придурки?
– А что было потом?
– Я ничего не помню. Это было так давно. Я многое забыл.
– Вы попали в аварию месяц назад. И до сих пор не появлялись. Странновато это все.
– Женщина…
– Где вы скрывались?
