Алексей Лукьянов. Глубокое бурение : Повести. – М.: Снежный Ком М, 2010. – 496 с. – (Нереальная проза).
Книга фантасмагорических повестей, посвящённых обычным людям: молодому участковому; красочным представителям героического рабочего класса, вступившим по необходимости в борьбу с нанотехнологиями, лишающими их призрачной свободы ничегонеделания; злобным старушкам-соседкам, пожилой одинокой преподавательнице, к которой непонятно откуда стали приходить дети, называющие её мамой. «Теория вероятностей в понедельник стояла второй парой, но Полина Васильевна пришла к первой. Она даже не стала себя обманывать, будто нужно подготовиться к лекции и заполнить какие-то бумаги на кафедре… Нет: Полина боялась, что дети появятся снова. И даже не самого факта появления боялась, а того момента, когда приедет милиция, чтобы отвезти несчастных беспризорников в приют». В этих текстах многое напоминает реальность, но реальность, подвергшуюся, по словам Бориса Стругацкого, рекомендовавшего эту книгу, «вторжению Чуда. Герои… совсем не простые простаки, оказываются в этом Мире вполне на месте…»
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Испанская война за русское наследство
Искусство
Испанская война за русское наследство
ЗДЕСЬ ТАНЦУЮТ
Чеховский фестиваль и балеты Начо Дуато
Кто из русских знает Испанию? Точно не тот, кто несколько раз посетил Пиренейский полуостров с целью полюбоваться творениями Гауди и прожариться под палящим солнцем. Он много расскажет о ярких красках и бесконечной фиесте. И ничего о том, что всё это внешне радостное «…происходит на фоне так мало знакомой туристам «чёрной Испании» с тусклой, как дождь, глиной, закрытыми лицами и, конечно же, смертью» (Армин Мёллер). Об этом могли поведать советские ветераны так и не закончившейся гражданской, об этом можно было бы поговорить с русскими, воевавшими на другой стороне.
Кто из русских знает Россию? Точно не тот, кто «вырабатывает смыслы» и думает об «обустройстве». Пусть он живёт здесь, но если не чувствует напряжения с трудом сдерживаемого тёмного хаоса, он – турист. Существующий вне русской жизни и вне русской смерти.
Кто из испанцев способен понять Россию? Только тот, кто ощущает общность народов, стоически переживающих бессмысленность бытия.
«Бесконечный сад» Начо Дуато построил как визуальную рефлексию всему творчеству Чехова. Средиземноморское происхождение хореографа неожиданно позволило ему увидеть то, что ускользает от нас. В Чехове Начо Дуато разглядел человека античности: глубокого пессимиста, но спокойного и стойкого воина, с улыбкой продолжающего изначально проигранное сражение – жизнь. Чехов «Бесконечного сада» вдруг открылся нам не интеллигентом стереотипов и анекдотов, но рыцарем благороднейшей бессмыслицы – Дон Кихотом русской культуры.
Сдержанность бесконечного хореографического рисунка, аскетизм музыкального сопровождения, преимущественно чёрно-белая гамма сценографии – всё было подчинено одному: раскрытию образности русского космоса, заданного Чеховым. Оригинальная музыка Серхио Кабальеро перемежалась вставками и фрагментами из Педро Алькальде, Альфреда Шнитке и П.И. Чайковского, но не эти звуки были настоящей партитурой спектакля. Истинным мелосом балетного действа стала фонетика чеховских строк. Перечисляемых названий, почти случайных цитат. В этом не стоило искать «намёк», это не нужно было «услышать». Это предполагало бесконечный процесс: слушать.
Начо Дуато подошёл к Чехову предельно серьёзно. И у него получился русский спектакль. Хореограф увидел в себе, испанце, отражение русского человека. Дуато воевал так, как воевали от века русские, как воевали в гражданскую испанцы. Ортега-и-Гассет отмечал, что культура Испании – народна, что коррида вытеснила благородный танец (если вольно интерпретировать слова философа). Но ведь только о народности можно говорить и в нашем случае!
Наши войны бесконечны и тотально истребительны потому, что ведут их крестьяне. Без аффектации и демонизации врага. Просто: нива должна быть сжата полностью. Ни один колосок не должен остаться на поле.
Не окончились наши гражданские. Живы по-прежнему и безумная Пассионария (Долорес Ибаррури), и Баамонде Франсиско. Испанские левые до сих пор помнят, кто и какое место занимал в администрации последнего. То, что у нас, и вербализации не требует.
Чехов потому удался Дуато, что он мыслит теми же категориями, что и мы: категориями войны. Спрятанной, но от этого не менее актуальной. Сдерживаемой, но от этого не менее кровавой. Вспыхивающей иногда невероятным праздником смерти, но тлеющей всегда глубинным оправданием жизни.
Совершенство этого двуединства, средиземноморского, дионисийского по своей природе, Дуато предложил через танец. Хореограф менее всего апеллирует к интеллекту. Его посыл обращён сразу к сердцу. Чёткие и совершенные линии движущихся фигур рассказывают историю о том, как сдерживается хаос, стремящийся вырваться в любой момент. Рассказывают, насколько это благородно: насилие над собой. Насколько это бессмысленно и в своей бессмысленности прекрасно.
Этот балет не для всех. Божественные совершенства хореографии способны рассказать о божествах только тому, кто хоть раз почувствовал мистический ужас от окружающей нас бездны. Почувствовал, но не сдался, не сник. Продолжил жизнь. Не благодаря и не вопреки, а просто…
Ибо жизнь – не свойство, но атрибут. Как, впрочем, и смерть не свойство.
Вряд ли Чехов был весёлым человеком в общепринятом смысле. Он улыбался там, где его потомки плачут. У русского писателя было достаточно сил для того, чтобы принять жизнь полностью. Вместе с дурной бесконечностью её парадоксов, вместе с неминуемой смертью. Безысходность бытия Чехов сделал фактом искусства, но основным положением своей эстетики оставил радость бесстрашия, заглянувшего за край.
Это роднит Чехова с античностью. Это роднит с Чеховым Начо Дуато.
Жизнь как феномен бесконечна, как частный факт – бессмысленна. Чеховский «сад» продаётся всегда. История завершается ничем. Ничем завершается и данная статья, ибо и она имеет смысла не более, чем Вселенная…
А вот что имеет значение, так это война. Внимание: Начо Дуато продолжает осваивать русское наследство. С недавних пор он – главный балетмейстер Михайловского театра. Своё наступление продолжаем и мы, в плен, как и раньше, попадают лучшие.
Вслед русскому Мариусу Петипа история раскрывает объятия русскому Начо Дуато.
Евгений МАЛИКОВ
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 1 чел. 12345
Комментарии:
Хранители
Искусство
Хранители
РАМПА
Главное богатство Нижегородской драмы – её актёры
Когда меня сегодня просят назвать «хороший театр», затрудняюсь с ответом… Ещё и потому, что в последнее время, мне кажется, само понятие хорошего театра стало меняться, как и критерии оценок, не говоря уже о зрительских предпочтениях.
Безвозвратно ушло время, когда ходили на спектакли Гончарова, Эфроса, Любимова, Захарова, Плучека – «на режиссёров». Впрочем, тех, кто глыбами возвышался над театральным ландшафтом, осталось совсем немного. Говорят, недостатки – продолжение достоинств. Так, по-моему, случилось в целом с режиссёрской профессией: в лучших своих образцах она всё более становится радикально авторской, целиком подчиняя себе и драматурга, даже если это Чехов или Островский, подменяя пьесу собственной оригинальной версией, видоизменяя не только стиль, но порой и сюжет, и характеры. А это, как говорится, на любителя!
Не стало в наши дни могучих актёров. Ильинский, Ефремов, Олег Борисов, Смоктуновский, Янковский… Считалось, что премьеры с их участием надо обязательно видеть. Они определяли собой и лица тех театров, в которых работали, и, главное – лицо эпохи, дух времени. Нынешние же медийные лица их, конечно, не заменили, а модные постановки, что они собой «украшают», укреплению любви к театру в подавляющем большинстве своём, прямо скажем, не очень способствуют.
Так на какие же спектакли теперь ходят? И какие театры можно считать «хорошими»?
