Когда я начинал работать переводчиком в госпитале в США, мне приходилось переводить для наших. Поначалу бывали фразы, переводя которые, я ощущал всю зыбкость мироздания.
Эпизод первый. Перевожу инструкции мужику, которому прописали антибиотики:
– … курс этого лекарства рассчитан на 14 дней… в течение которых вам нельзя употреблять спиртные напитки…
Мужик, перебивая:
– Скажи этому мудаку, чтобы прописал другое лекарство: у меня к этому аллергия!!!
Эпизод второй. Выписывая роженицу из родильного отделения, перевожу ей то, что говорит молоденькая хорошенькая медсестричка:
– Вам противопоказан вагинальный интеркорс (секс) в течение ближайших ВОСЬМИ НЕДЕЛЬ!!! – и уже ко мне, с сочувствием. – Это твоя жена?
– Нет, почему ты так подумала?
– Ты побледнел…
– Просто представил себе такое…
– Хм… Что ты делаешь вечером?
* * *
Совершенно реальная история, произошла три дня назад в Сан-Франциско.
Но сначала – пара слов, чтобы ввести в курс дела.
Мой муж (Миша) не любит и никогда не дает деньги попрошайкам на улицах. Почему – не известно, но, скорее всего, наслушался историй про «несчастных» калифорнийских нищих, которые милостыню берут только бумажками, а на мелкие монетки очень обижаются: один мой знакомый (интеллигентнейший дядечка) получил поданную мелочь назад себе в лицо со словами:
– Fuck you, asshole!!!
Сама история. Сан-Франциско, на носу Рождество. Американцы ломанулись в магазины (хорошие скидки, да и подарки нужно успеть всем купить). И конечно же на выходе вас ждет нечто, одетое в красное, с колокольчиком и коробочкой для сбора пожертвований. «А баксы сюда», называется.
…Заплатив за наши покупки, мы с мужем двинулись к выходу из магазина.
Через стеклянные двери было видно, что и в этот раз идти придется мимо такого вот «сборщика податей». Этот, правда, был очень колоритный: древний дедушка с косматой бородой в каких-то лохмотьях и с красным колпаком на голове (Санта-Клаус, в общем). Расположился рядом с мусоркой и бренчит в колокольчик, на крышке мусорки стоит его стаканчик.
Мы поняли, что отвертеться не удастся, – дверь только одна, и он стоит прямо за ней. Муж посмотрел на сдачу, которую только что получил в кассе и понял, что – о, Эврика! – сейчас он сделает доброе дело, а заодно и избавиться от мелочи (а то болтается по карманам без толку).
Он решительно проходит сквозь дверь, мимо дедушкиного плаката, мимо красной коробочки с надписью «Спасибо за вашу помощь». Прямиком к дедушке и его стаканчику – и с гордым видом забрасывает всю мелочь в этот бумажный стаканчик с… КОФЕ. Услышав «буль» вместо характерного металлического звона, муж заглянул в стакан и стал красный как рак. Дед с круглыми глазами смотрел на свой кофе. Мишка начал бормотать что-то типа «I’m sorry, I’m so sorry». Надо отдать дедушке должное: в конце концов «врожденная американская вежливость» победила и он произнес (по-английски, конечно):
– Не беспокойтесь, пожалуйста. Я их потом выловлю и пожертвую от вашего имени.
Мишка, по-моему, готов был провалиться сквозь землю.
Да… а нам говорили, остерегайтесь нищих. Остерегайтесь поддающих! Некоторые из них спокойно пожертвуют свои 50 центов прямо в ваш двухбаксовый кофе!
* * *
Наверно, кое-кто еще помнит классику советского кинематографа – фильм-сказку «Морозко». Легендарный фильм. Переведен на несколько языков мира (про остальные не знаю, но на американский английский точно). И даже с сохранением самобытности русской культуры – Дедушка Мороз фигурирует как Grandfather Frost, а вовсе не как Санта-Клаус.
Показывали этот самый фильм по американскому ТВ, но не просто, а в рамках особой передачи, когда внизу экрана черным силуэтом вырисовываются головы мультяшного «зрительского зала» и кое-кто из «зрителей» время от времени отпускает комментарий.
Сцена фильма: подходит главный герой Иванушка к развилке дорог, а там огромный камень. И написано на том камне «Прямо пойдешь – что-то найдешь, налево пойдешь – что-то найдешь, прямо пойдешь – что-то потеряешь…»
И голос за кадром:
– Touch any part of the stone for more information! (Нажми на одну из частей камня для полной информации…)
Вот так встретились сказка и современность.
* * *
Живу в Германии, родом из Баку. Так летом были на родине, ехали с другом к родителям. Моя семья как села в машину, так сразу на автопилоте все застегнули ремни.
Вы бы видели глаза моего друга. Он в трансе мог только выдать:
– Отстегните, пожалуйста, ремни, а то на каждом шагу ГАИ – будут думать: что же они возят, что все дружно застегнулись…
Мои дети были в шоке: как же можно ехать без ремня? Пришлось искать компромисс: взрослые расстегнулись, а дети по соображениям безопасности остались застегнутыми…
* * *Арабо-израильскому конфликту посвящается…
Франкфурт-на-Майне.
Еду в универ на S – бан (что-то типа электрички). В вагоне народу мало. Недалеко от меня стоит у двери арабская семья: папа, мама и сын с женой или, наоборот, дочь с мужем. Неважно.
На очередной остановке заходит цыган (!) со скрипкой и исполняет на радость пассажирам «Хава-нагилу»! После этого, как водится, идет по вагону собирать деньги. Единственными, кто денег дал, были арабы!..
Победила интернациональная дружба.
* * *
Наташу Шмелеву занесло в Японию. По работе.
Первое, что она сделала, – послала родителям открытку. С обратным адресом:
«Япония, Фукушимская область, Ширакавский район, деревня Ябуки, Мастерская по изготовлению и ремонту электронно-оптических устройств «Пентакс», Наташе Шмелевой».
* * *
Возвращаюсь с работы, 5 утра. Надо сказать, что работаю я в баре барменом и там же после работы напиваюсь с вышибалами и официантками. В общем, в тяжелой степени опьянения нахожусь, чувствую – не доеду, усну за рулем и разобью новую тачку. Останавливаюсь у банального круглосуточного магазина, иду покупать кофе. Машину по естественной российской привычке глушу.
Возвращаюсь с кофе, сажусь в тачку и уезжаю.
На следующее утро не могу найти машину: у дома стоит какая-то чужая, но той же марки и цвета на два тона светлее моей. Я в ужасной догадке обшариваю карманы, там – две связки ключей.
По пьяни я сел не в свою – заведенную – машину и на ней уехал! Тачку я отогнал на другой конец города, где и бросил от греха подальше (положив ключи в бардачок и заперев все двери). А моя тачка так и стояла у магазина до вечера…
* * *
У нас один товарищ на работе летом съездил на Канары. Вернулся загорелый, веселый. Фотки привез. Там одна фотка – полный отпад. Снято с борта катера. На неприступной скале, обрывающейся в море, на высоте метров двадцать написано крупными буквами:
«ЗДЕСЬ БЫЛ ТОЛЯН».* * *
Спекла жена булочки с изюмом. Вкусные, теплые.
Сижу у телевизора, наслаждаюсь булочками с чаем.
Искупавшись, из ванной комнаты в чем мама родила выходит жена. С невинным выражением лица спрашивает:
– Ну как тебе нравится моя лохманья?
У меня челюсть чуть в кипяток не упала.
Ну я ей:
– Слушай, восемь лет вместе живем, конечно, нравится.
– О чем это ты?
– А ты о чем?
Ну не знал я, что на иврите булочка будет лохманьей…
* * *
Во время учебы в американском университете со мной в общежитии жила обаятельная и очень любопытная девушка из Мексики по имени Габриэла.
Однажды обращается она ко мне с просьбой:
– Научи меня говорить по-русски «I love you».
Я ей перевожу:
– Я тебя люблю.
Она очень усердно с сильным акцентом начинает вслух повторять, чтобы лучше запомнить, и на третий или четвертый раз выдает:
– Я-те-бля-еб-лю.
У меня аж челюсть от удивления отвисла.
* * *
Дамы, спасибо за то, что вы есть!
А трижды спасибо дамам-водительницам. Короче, рассказываю по порядку.
Набили мы сегодня трак компьютерами из нашей помирающей конторы (California, Silicon Valley) и повезли куда-то во Фремонт на аукцион продавать – последнюю зарплату получить ну очень хочется. Я за рулем, справа собрат по программистскому несчастью. Едем себе не спеша, на рецессию сетуем.
За стеклом – Фремонт, дорога какая-то трехполосная, пустая, как банковский счет нашей конторы. Вообще никого – только мы в средней полосе ковыляем. Смотрю тут в зеркальце – сзади точка появилась, желтенькая такая. И увеличивается, причем стремительно. Тоже в средней полосе идет, а вокруг, еще раз подчеркиваю, – ни души. Я посматриваю себе с легким интересом, а она все приближается. Мой интерес перешел в недоумение, а когда я понял, что сейчас произойдет, – уже поздно было, даже «б…я» не успел сказать.
Короче, не увернулись мы. И затаранила она нас, как Талалихин фашиста, только не в лоб, а сами понимаете куда. И только компьютеры в кузове – дзынь, хрясь и т. д.
