В госпитале, несмотря на холодную погоду, по приказу того же главврача были раскрыты все окна. Как могли, спасались от невыносимой вони — практически каждый второй в госпитале был заражен гнилой лихорадкой. Ни о какой изоляции речи не шло, поэтому число заболевших увеличивалось с каждым днем.
— Иван Иванович, миленький! Пришли мне антибиотиков! Ну хоть немного! Мы же здесь сгнием заживо! — кричал в трубку главврач, присев на край стола в своем кабинете. Одно название, что кабинет: еще два месяца назад сюда перенесли перевязочную. — Помогай, Иван Иванович! У меня тут кокки размером с черную икру ползают! Выручай, брат! И хлорки! Хлорки побольше! Антисанитария у нас — полная! Что? Дашь хлорки? Ну спасибо, брат!
В полуметре от телефона на перевязочном столе корчился молодой парень без ног. Молоденькая медсестра с красными расчесанными руками неловко обкалывала культи новокаином. Скосив глаза, главврач видел, как гнулась тупая игла.
— Вы можете аккуратней это делать? — сердито спросил он, проходя мимо медсестры, прекрасно зная, что она не виновата и лучше игл сейчас нигде не найти.
— Нет, — не поворачиваясь, огрызнулась девушка, почесав руку о край стола. Халат на ней был заляпан кровью. Раненый смотрел в потолок мутными от боли глазами.
— Дайте ему хотя бы спирту, — гораздо мягче сказал главврач.
— Нету спирту. — Казалось, она сейчас расплачется. — Ночью склад обворовали.
— Почему не доложили?! — Девушка равнодушно пожала плечами, снова почесалась и набрала в шприц следующую порцию новокаина.
— Александр Иосифович? — В дверях показалось бледное лицо старшей медсестры. — Документы на вывоз подписать нужно.
— Почему мне ничего не сказали о краже на складе? — стараясь сдерживаться, спросил главврач.
— Я просто не успела. Вы спали, а потом раненых повезли… — Лицо Людмилы Леонтьевны было синевато-бледным. Александр Иосифович хотел спросить, когда она последний раз отдыхала, потому что за последние двое суток постоянно видел ее в разных концах госпиталя. Да и сам он прикорнул всего на два часа вчера вечером. — Александр Иосифович, подпишите документы.
— Давайте. — Он снова повернулся к столу. — Сколько сегодня?
— Двадцать шесть. Но я думаю, уже больше, — тихо сказала она. — С последней машиной очень тяжелых привезли. Мы их еще не оформляли, но там больше половины безнадежных.
— Откуда? — быстро спросил главврач, подписывая бумаги.
— С вокзала. Целый поезд разбомбили. Люди в эвакуацию ехали…
— Изверги, — сказал Александр Иосифович, невольно трогая нагрудный карман, где лежало истрепанное письмо от родных. Пришло оно давно, около месяца назад. И каждый день он доставал его раз по сто, не меньше, и каждый раз благодарил судьбу за то, что успел вовремя отправить мать, жену и девочек подальше от этого ада. Он помнил наизусть не только каждое слово из этого простого коротенького письма — он мог рассказать, как выглядит каждая буква, каждая запятая быстрого почерка жены, и не уставал улыбаться при виде смазаного кривоватого «папа», написанного младшей дочерью внизу листка.
— Александр Иосифович, вы бы отдохнули немного, — тихо сказала Людмила Леонтьевна, забирая подписанные бумаги.
— Да, да, обязательно. Только на склад схожу.
Выходя из кабинета, главврач еще раз обернулся. Медсестра чесала руки об стол. Голова раненого склонилась набок, глаза были закрыты.
Склад. 6 часов 11 минут.
Александр Иосифович застал на складе двух заспанных солдат. У одного грязным бинтом была перевязана щека, второй был явно контуженный.
— Что здесь произошло? — грозно спросил главврач.
— Так это… ограбили склад… — сипло ответил тот, что с щекой.
— А вы где были?
— Мы… это… того…
— Проспали? — чуть повысил голос Александр Иосифович, хотя не имел привычки кричать на раненых. Но здесь эти двое были уже не ранеными, они охраняли склад.
— Н-никак нет, — заикаясь, ответил контуженный. — М-мы здесь только полчаса как стоим.
— А где… — Александр Иосифович оборвал свой вопрос. Чего же тут спрашивать, где прежняя охрана, и так все ясно.
— Так убили всех, — спокойно ответил контуженный.
— Что взяли? — Главврач понимал, что разговор пустой, но почему-то не мог уйти. Его раздражал грязный бинт на щеке у солдата.
— Мы не знаем. Завхоз приходил, что-то считал, бумаги писал. Мы не знаем.
Главврач своим ключом открыл дверь склада. Никакого погрома, просто исчезли четыре фляги со спиртом. На стене следы автоматной очереди. На полу — немного крови.
— Продолжайте дежурство, — приказал он, уходя. Хотя охранять здесь было уже нечего. — А вы, когда сдадите дежурство, отправляйтесь на перевязку.
— Спасибо. — Тот, с перевязанной щекой, кивнул.
Съездовская линия Васильевского острова. 8 часов 01 минута.
Александр Иосифович шел домой по правой стороне улицы. Как показывал опыт, так было безопасней. Хотя в это время обычно не бомбили. На улице было пусто. Моросил мелкий теплый дождь.
На углу Большого проспекта и Первой линии стоял почти целый дом. Дальше по проспекту не меньше десятка зданий лежали в руинах. Александр Иосифович заметил боковым зрением какое-то движение в окне и на всякий случай побежал. Он уже раскаивался, что пошел отдыхать домой, а не послушался совета Людмилы Леонтьевны — поспать в ординаторской. С другой стороны, разве в ординаторской поспишь?
— Стой, морячок, стой! — услышал он за спиной дребезжащий голос. И сразу же, облегченно вздохнув, перешел на шаг. Можно не торопиться. Но и останавливаться не обязательно. Настырная старуха все равно его догонит. — Эй, морячок!
Она выглядела, как всегда, ужасно. Маленькие слезящиеся глаза, серая морщинистая кожа, драное зимнее пальто. Особенно жутко смотрелась белая вставная челюсть, которую старухе удалось сохранить каким-то чудом.
— Эй, морячок! Ты с какого корабля? — Кокетливо заглядывая Александру Иосифовичу в лицо, она засеменила рядом. — А я тоже на пристань иду, жениха встречать. Он у меня тоже моряк. — В прошлый раз она, помнится, принимала Александра Иосифовича за студента университета, а сама изображала студентку-медичку. — А у тебя невеста есть? Красивая? А ты парень симпатичный. Мой жених тоже красавец. Высокий! Глаза голубые, а волосы белые. — Старуха болтала без умолку, ей было абсолютно не важно, слушают ее или нет. На памяти Александра Иосифовича ее ловили и отправляли в приют для душевнобольных четыре раза. Но она снова и снова убегала оттуда, возвращалась на Васильевский и бродила здесь, приставая к редким прохожим со своей глупой болтовней. Чем она питалась и где ночевала, выяснить не удалось. На обращенные к ней вопросы старуха не отвечала никогда. Раньше Александр Иосифович думал, что она — бывшая актриса. В третий раз он дождался санитаров, потому что она сильно подвернула ногу и не могла идти. Словоохотливый мужик в сером халате объяснил, что актрисой сумасшедшая никогда не была, а всю жизнь проработала в районной библиотеке. — Я себе и платье уже свадебное сшила. Красивое, да? — Александр Иосифович автоматически повернул голову и посмотрел на нее. Обрадованная неожиданным вниманием, она разулыбалась и, остановившись, закружилась на месте, демонстрируя воображаемый наряд. Сегодня она действительно постаралась на славу: из многочисленных дырок в своем драном пальто она повытаскивала ватин, а на голову налепила несколько мокрых кленовых листьев. — Я тебе нравлюсь? Только ты смотри не приставай ко мне, а то узнает жених, он тебя побьет! Он у меня знаешь, какой ревнивый! Мы скоро поженимся. И свадьба буде-ет… Сто человек! — Она вдруг нахмурилась. — А деток мы заводить не будем, не будем… Их все равно на войне убьют… Не будем деток заводить…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
