— Господина Крёберса, безусловно, заинтересует ваше предложение.
Снова трижды прозвенел колокольчик, и Молькхаммер вышел на улицу. Он сел в машину, немного проехал, остановился в узком переулке и стал думать, что ему еще надо сделать до возвращения Крёберса. Два дня он копался в прошлом этого человека. Крёберс был торговец с широкими связями. Его магазинчик производил довольно скромное впечатление, но в задних комнатах заключались, вероятно, более крупные сделки, чем в иных кичащихся своим богатством столичных дворцах, построенных из алюминия и стекла. Крёберс ведет, насколько можно судить, довольно умеренный образ жизни, часто ездит по делам за границу; со стороны таможенных и налоговых властей жалоб не поступало. Примерный семьянин. Его единственное хобби — исследование жизни и творчества Андреаса Гофера — не слишком разорительное удовольствие. Его «мерседес» не роскошь, а скорее необходимость, учитывая его деловые связи. Короче, Крёберс был старательным, деятельным, солидным, преуспевающим, то есть самым заурядным бюргером.
Быстро решившись, Молькхаммер развернул машину и повел ее через весь город на запад. В деревне Риц, в тридцати километрах от Инсбрука, Крёберс приобрел несколько лет назад крестьянское хозяйство. Туда-то и направился Молькхаммер.
Полчаса спустя машина остановилась перед трактиром на окраине деревни. Молькхаммер вошел в трактир и заказал клецки с копченым мясом. В этот полуденный час в помещении было тихо, трактирщик стоял за стойкой и вытирал стаканы. Завязался неторопливый разговор. Прекрасная местность, но дурацкая погода, спокойные безлюдные недели — лыжники уже поразъехались, а дачники еще не приехали, неторопливо поведал трактирщик. Молькхаммер незаметно перевел разговор в нужное ему русло: он ищет некоего господина Крёберса, боевого друга своего отца, павшего на войне. У его матери сохранились письма этого господина, и он хотел бы встретиться и поговорить с ним.
Трактирщик, разумеется, знал Крёберса.
— Его отец, — вспомнил он, — был здесь учителем, а с сыном я ходил вместе в школу. Но Крёберс уже давно переселился в Инсбрук. Иногда он наезжает сюда, чтобы посмотреть на хозяйство, которое купил здесь после войны. Вон его дом с большими коричневыми воротами.
Трактирщик подробно пересказал историю семьи Крёберсов, гордясь своими познаниями и, по-видимому, тем, что уроженец их деревни выбился в коммерсанты и землевладельцы.
— Малый не промах. Иногда твердолоб, но — голова!
Неожиданно он насторожился:
— Боевой друг, говорите? Но Крёберс никогда не был солдатом. Он служил у гаулейтера в Клагенфуртс.
— В конце войны его, кажется, все-таки забрали в армию, — выкрутился Молькхаммер. — Мой отец пал в начале сорок пятого. К тому времени Крёберс уже находился в действующих войсках. Они вместе стояли у озера Платтен.
Трактирщиком овладела подозрительность.
— Возможно, — буркнул он, — все возможно. Меня там не было.
Затем он пробормотал что-то насчет дел на кухне и вышел, оставив вместо себя молоденькую девушку. Молькхаммер понял, что больше ничего не узнает, и расплатился. Выехав из деревни, он остановился па окольной дороге, исчезавшей в лесу, и отправился пешком к усадьбе Крёберса.
Вскоре он увидел дом в тирольском стиле с круговой галереей и зелеными ставнями, современный амбар и длинный хлев. Молькхаммер достаточно хорошо разбирался в сельском хозяйстве, чтобы с первого взгляда определить, что усадьба специализируется на производстве молочных продуктов и что в дело вложен солидный капитал.
— Здравствуйте, — сказал Молькхаммер, войдя в прихожую и увидев на лестнице спускавшегося ему навстречу мужчину. — Меня зовут Келер. Вы хозяин дома?
Мужчина кивнул, провел Молькхаммера в горницу и указал рукой на резной стул.
— Я пришел, чтобы услышать о своем отце, — присев, заговорил Молькхаммер. — Недавно мать показала мне старые письма…
Прошло несколько минут, прежде чем было рассеяно мнимое заблуждение Молькхаммера. Мужчина пояснил, что его зовут не Крёберс, а Лейтнер и что он арендует усадьбу. Крёберс живет в Инсбруке и торгует марками. Увидев неподдельное изумление Молькхаммера, Лейтнер рассмеялся, достал бутылку энциана, и они выпили по рюмочке. Разговор зашел о ценах на молоко и о том, что хорошо организованное молочное хозяйство все еще остается самой выгодной отраслью по крайней мере в этих краях.
— Выходит, можно прокормиться на аренду? — спросил Молькхаммер.
— Можно, — согласился Лейтнер. Он допил водку и снова наполнил рюмки.
— Я не слишком много знаю о своем отце, — начал Молькхаммер. — Мне лишь известно, что он и Крёберс служили в Клагенфурте у гаулейтера. В конце войны мой отец погиб где-то под Зальцбургом, при подходе американцев.
— Я тоже знаю Крёберса по Клагенфурту, — сообщил Лейтнер. — Он служил адъютантом гаулейтера. Но Келера…
— Он служил в общественном вспомоществовании.
— Ах так, — облегченно вздохнул Лейтнер. — Тогда я, конечно, не мог его знать. Я был банфюрером до 1943 года. Потом воевал на Восточном фронте. Кстати, вы откуда родом’
— Из Кицбюэля.
— И всегда там жили?
— Когда там, когда в Вене. Теперь снова там.
Слушая Лейтнера, Молькхаммер испытывал такое же чувство удивления, какое овладевало им всякий раз, когда на страницах газет ему попадались портреты кавалеров рыцарского креста или дубового листа, снятых в сегодняшней обстановке, в современном цивильном платье Глядя на фотографии, он всегда поражался тому, с какой быстротой бравые вояки превращались в респектабельных бюргеров. За благодушным лицом преподавателя университета скрывался убийца из концентрационного лагеря, а какой-нибудь судья, похожий сегодня на доброго отца семейства и даже, возможно, действительно образцовый семьянин, некогда безжалостно выносил смертные приговоры. Молькхаммер безуспешно пытался представить себе сидящего перед ним человека в должности молодежного фюрера Хотя волосы Лейтнера изрядно поредели и над углами губ свисали нечесаные усы, глаза все еще глядели молодо, голос звучал властно, и фигура оставалась плотной и стройной. Тем не менее Молькхаммер не смог представить себе его в коричневой рубашке, коротких штанах, галстуке, с походным ножом на поясе.
— Да-а, — протянул он наконец, — все выглядит действительно далеко не так, как я себе представлял. Извините, что отнял у вас столько времени. Возможно, я встречу господина Крёберса в Инсбруке.
Они уже вышли во двор, когда Лейтнер изумленно уставился на Молькхаммера.
— Вы же не спросили, где живет Крёберс в Инсбруке!
— Верно, — спохватился Молькхаммер, — хорошо, что вы напомнили.
Лейтнер назвал адрес, и Молькхаммер записал. Неожиданно Лейтнер вспылил:
— Что же ты все время забивал мне баки, что ты из Кицбюэля?
— А откуда же еще? — возразил Молькхаммер, подозрительно взглянув на собеседника.
— Из Южного Тироля ты, вот откуда! Я сразу понял это по твоему диалекту. Ты что тут вынюхиваешь? Что ищешь у нас в горах? Шпионишь небось для италийцев?
Глаза Лейтнера сузились, и в голосе послышалась скрытая угроза:
— Нам соглядатаи не нужны, понял?
— Как вы могли подумать? — возмутился Молькхаммер. — Вы заблуждаетесь! Возьмите себя в руки! Я вовсе не из Южного Тироля, а из Кицбюэля и…
— Убирайся отсюда к чертовой матери! — заорал Лейтнер.
Но не успел Молькхаммер отступить на шаг, как Лейтиер схватил его за борта плаща, притянул к себе и рявкнул еще раз:
— Нам соглядатаи из долины не нужны, понял?
Молькхаммер не решался оттолкнуть Лейтнера.
— Отпустите меня, — спокойно произнес он. — Вы заблуждаетесь! Будьте же благоразумны!
Лейтнер разжал пальцы. Молькхаммер воспользовался моментом, чтобы более или менее достойно ретироваться.
— Вы совершенно напрасно погорячились, — пожал он плечами, повернулся и направился к машине. Прежде чем сесть, он еще раз обернулся: Лейтнер стоял у дороги и смотрел ему вслед
Молькхаммер вернулся в отель лишь после полуночи и проспал до утра. Весь следующий день он ходил вокруг дома Крёберса, выжидая удобного случая. К вечеру ему, наконец, надоело слоняться; он подошел к дверям и нажал на кнопку звонка. Узнав, что господин Крёберс в отъезде, он притворился чрезвычайно огорченным. Дело в том, сказал Молькхаммер, что он приехал из Куфштейна и сегодня вечером уезжает из Инсбрука. Известность господина Крёберса как знатока жизни и творчества Гофера долетела и до Куфштейна. У его друга хранится календарь 1836 года, в котором опубликованы воспоминания одного из участников восстания 1809 года. Возможно, этот календарь представляет интерес для господина Крёберса.
Фрау Крёберс отвечала, что, к сожалению, ее муж вернется только завтра, но ненадолго — через день он уезжает в Грац. Договориться о встрече и ближайшие дни не представляется возможным. Ее муж, несомненно, заинтересуется календарем, и она просит господина обязательно заглянуть к ним еще раз или, еще лучше, оставить свой адрес. Однако мнимый гость из Куфштейна счел, что в этом нет необходимости. Через месяц, сказал он, он снова заедет в Инсбрук и заодно привезет календарь.