Правдой были слова Фергуса.
Много снега выпало той ночью, и оттого казались все королевства Ирландии бескрайним белым простором. Скинул с себя Кухулин двадцать семь рубах, навощенных и твердых, что ремнями и веревками привязывал он к телу, дабы не помутиться в уме от приступов ярости. Велик был воинский пыл Кухулина и такой жар шел от его тела, что растаял снег на тридцать шагов вокруг, и невмоготу стало вознице сидеть близ него, ибо велики были ярость и пыл воина, и страшный жар испускало его тело.
– Идет к нам одинокий воин, о, малыш Ку! – молвил Лаэг.
– Каков он собой? – спросил Кухулин.
– Темноволос, широколиц и прекрасен, – отвечал Лаэг, – одет он в чудесный коричневый плащ, скрепленный бронзовой заколкой. Крепкая плетеная рубаха на его теле. Обутые ноги ступают по земле. В одной руке у него жезл из светлого орешника, а в другой заточенный с одной стороны меч с костяной рукоятью.
– Вот что, юноша, – сказал Кухулин, – это знаки гонца. Видно, один из ирландцев идет ко мне с вестью.
Между тем приблизился Мак Рот к Лаэгу и молвил:
– Кому ты служишь, о, юноша?
– Мой господин вон тот воин, – ответил возница.
Тогда подошел Мак Рот к Кухулину и спросил кто его господин.
– Мой господин Конхобар, сын Фахтна Фатаха, – ответил Кухулин.
– Ответь-ка яснее, – сказал Мак Рот.
– Пока довольно и этого, – молвил Кухулин.
– Укажи мне тогда, – попросил Мак Рот, – где разыскать достославного Кухулина, за которым охотятся ныне ирландцы.
– Что бы сказал ты ему, что не можешь сказать мне? – спросил Кухулин.
– От Айлиля и Медб явился я встретиться с ним и возвестить условия мира, – ответил Мак Рот.
– С чем же идешь ты к нему? – спросил Кухулин.
– Предложить всю молочную скотину, да пленников, что рождены в неволе, лишь бы усмирил он свою пращу, ибо не сладок громоподобный удар, что обрушивает он по ночам на ирландцев.
– Случись тот, кого ты ищешь, поблизости, – молвил Кухулин, – не принял бы он этих условий, ведь чтобы не осрамиться, забьют улады молочных коров для пирушек, гостей и поэтов, коль не сыщется яловых, и возложат с собой несвободных женщин, отчего народится уладам дурное потомство.
С тем и вернулся Мак Рот обратно.
– Что ж, разыскал ты его? – спросила Медб.
– Встретил я между Фохайн и морем юношу грозного, гневного, жестокого, угрюмого. Уж и не знаю, был ли это Кухулин.
– Принял он наши условия? – спросила Медб.
– Нет, – отвечал Мак Рот и поведал, что было тому причиной.
– Воистину, с ним самим разговаривал ты, – молвил тогда Фергус.
– Пусть объявят ему новые условия, – сказала Медб.
– Каковы же они? – спросил Айлиль.
– Пусть берет он всю яловую скотину и пленников знатных, да усмирит свою пращу, ибо не сладок громоподобный удар, что каждый вечер обрушивает он на ирландцев.
– Кто же передаст ему эти условия? – спросил Айлиль.
– И вправду, кому же идти, как не мне, – молвил Мак Рот, – ибо теперь уж я знаю, где отыскать его.
Снова отправился он к Кухулину н сказал ему:
– Пришел я поговорить с тобой, ибо узнал, что ты и есть достославный Кухулин.
– Что же ты скажешь на сей раз? – промолвил Кухулин.
– Забирай всю яловую скотину и пленников знатных, коли усмиришь ты свою пращу и позволишь ирландцам хотя бы поспать, ибо не сладок громоподобный удар, что обрушиваешь ты на них каждую ночь.
– Не соглашусь я на это, – ответил Кухулин, – ведь, чтобы не осрамиться, забьют щедрые улады яловых коров и останутся вовсе без скотины. К грязной и рабской работе у мельниц и квашен женщин свободных приставят улады. Не по душе мне, коли переживет меня хула на то, что знатных девушек и королевских дочерей превратил я в рабынь и прислужниц.
– Есть ли условия мира, с которыми бы ты согласился? – спросил Мак Рот.
– Воистину, да! – ответил Кухулин.
– Поведай о них мне, – попросил Мак Рот.
– Клянусь, не услышишь ты их от меня! – воскликнул Кухулин.
– Отчего же?
– Если сыщется в вашем лагере человек, который их знает, – ответил Кухулин, – его расспросите. Если же нет, пусть впредь не приходит никто с предложениями мира, ибо поплатится жизнью за это.
Воротился Мак Рот в лагерь и предстал перед Медб.
– Ну как, разыскал ты его? – спросила королева.
– Да, – отвечал ей гонец.
– Что же, согласился Кухулин?
– Воистину, нет, – молвил Мак Рот.
Тут пожелала узнать королева, есть ли такие условия, которые примет Кухулин, и рассказал ей Мак Рот о желанье героя.
– Если найдется средь нас человек, что их знает, он и расскажет об этом. Если же нет, пусть никто не идет к нему впредь. Одно уж я знаю наверное – сам не отправлюсь к нему, даже если ты дашь мне в награду власть над Ирландией.
Взглянула тут Медб на Фергуса и молвила:
– Каких же условий он требует?
– Нет тебе прока от них, – отвечал ей Фергус, но королева стояла на своем.
– Хочет он, чтоб каждый день выходил с ним схватиться один из ирландцев, – промолвил Фергус. Пока не расправится с ним он, пусть движется войско вперед. Потом высылают пусть к броду ирландцы другого иль в лагере будут всю ночь до рассветного часа. Должны вы одевать и кормить Кухулина, пока не закончится Похищение.
– Клянусь разумом, не легкие это условия! – молвил Айлиль, но Медб возразила ему:
– Просьба его справедлива и наше согласье получит Кухулин, ибо уж лучше терять одного воина каждый день, чем сотню каждую ночь.
– Кто же пойдет к Кухулину сказать об этом? – спросил Айлиль.
– Конечно же сам Фергус, – ответила Медб.
– Не бывать тому! – воскликнул Фергус.
– Отчего яге? – спросил Айлиль.
– Пусть залогом и обеспечением перед Кухулином будут подкреплены эти условия и их исполнение!
– Я согласна на это, – сказала Медб и поручилась перед Фергусом.
Тогда взнуздали лошадей Фергуса и запрягли в колесницу. Двух других лошадей приготовили для Этаркумула, сына Фид и Летринн, юноши из свиты Айлиля и Медб.
– Куда направляешься? – спросил его Фергус.
– С тобой, поглядеть на Кухулина и разузнать, каков он обличьем и видом.
– Не ехал бы ты, коли пожелаешь сделать по-моему, – сказал Фергус.
– Отчего же? – спросил Этаркумул.
– Заносчив и дерзок ты, – ответил Фергус, – и сдается мне, что прежде, чем расстанетесь, не миновать вам распри, ибо дик, необуздан и храбр юноша, к которому ты собрался.
– Но разве не сможешь ты вступиться? – сказал Этаркумул.
– Смогу, если и сам ты не будешь искать ссоры, – молвил Фергус.
– Клянусь, что вовеки не пожелаю раздора, – сказал на это Этаркумул.
Отправились они на поиски Кухулина, который тем часом играл в буанбах со своим возницей между Фохайн и морем. Никто не сумел бы приблизиться к ним неприметно для Лаэга и все ж через раз удавалось ему обыграть Кухулина.
– Едет к нам одинокий воин, о малыш Ку! – молвил Лаэг.
– Каков он собой? – спросил Кухулин.
– Мнится мне, что подобна огромной горе на просторной долине его колесница. Кажется мне, будто листва высоченного дерева, что стоит на лугу перед крепостью славной, покрывают его главу пышные, струящиеся, золотистые волосы. Пурпурный плащ с бахромой на его плечах, скрепленный золотой заколкой. Могучее серое копье сверкает в его руке. С ним шишковатый изукрашенный щит с шишкой из красного золота. Крепкий подвешенный меч, что длиной не уступит рулю корабля, покоится на бедре великого, гордого воина, едущего в колеснице.
– Узнаю я его, – сказал Кухулин, – то господин мой Фергус.
– Вижу другого воина на колеснице, – молвил Лаэг, – дивна, прекрасна, сноровиста поступь его коней.
– То едет один из ирландских юношей, друг Лаэг, – сказал на это Кухулин, – разузнать, каков я обличьем и видом, ибо разнеслась обо мне молва в их лагере.
Когда же приблизился к ним Фергус и соскочил с колесницы, приветствовал его Кухулин.
– Верю тебе,- отвечал ему Фергус.
– Можешь довериться мне, – молвил Кухулин, – ведь если случится над полем лететь стае птиц, будет твоим дикий гусь и половина другого впридачу. Рыбе ли в устье случится зайти, будет всегда тебе лосось, да еще половина другого. Будет тебе и пригоршня водяного салата, да пригоршня морской травы, да пригоршня водяной травы. Вместе мы встанем у брода, случись тебе выйти на бой-поединок, сон и покой буду твой охранять и беречь.
– Слышал я о твоих обычаях гостеприимства в этом походе, – ответил Фергус. – Что ж до условий, которые ты предлагаешь ирландцам, то знай, что не будет тебе отказа. Пришел я, чтоб ты поручился исполнить их все.
– Воистину согласен я поручиться за это, о господин мой Фергус, – сказал ему Кухулин.
– На том и поспешили они закончить разговор, дабы не могли сказать ирландцы, что предает их Фергус во имя своего приемного сына{213}. Взнуздали коней Фергуса, запрягли в колесницу, и пустился он в обратный путь.
