Юлий Квицинский, Ценою жизни
Ушел из жизни Слободан Милошевич — человек, чье имя навсегда войдет в многострадальную историю сербов и югославской государственности. Последний приют он обрел во дворе родительского дома, в маленьком городке Пожаревац, под сенью столетней липы, где когда-то целовался со своей будущей женой Мирой, читал стихи, мечтал о будущем. Пожаревац принял его и взялся хранить его покой.
Столица Сербии — Белград — отказала ему в этом. Иуды, выдавшие его на расправу иноземным захватчикам, не решились даже приблизиться к гробу с покойным. И после смерти Милошевича они продолжали бояться и ненавидеть его — непобежденного, прекрасно понимая, что, даже уйдя из жизни, он останется великим сербом, патриотом и гражданином своей любимой страны, гневным и вечным укором отступникам и отступничеству.
В своей трагичности Милошевич — фигура, достойная пера великих греческих драматургов или Шекспира. Легенда о проклятии, тяготевшем над его родом, яркая молодость, приход на царство, смута, развал, предательство друзей и ненависть врагов, тюрьма, неправое судилище, внезапная смерть… Возглавив страну в момент ее глубочайшего кризиса, внутренних бунтов и иностранной интервенции, он не убоялся проделать вместе со своим народом — защищая его, как умел, — весь скорбный путь на Голгофу, который уготовили Югославии ее исконные немецкие и прочие враги и собственные сепаратисты. Нашлись, как всегда, для неправого дела и новые Понтии Пилаты, восседающие в здании ООН у Потомака и во французских замках, которые послали на крест Югославию и ее народы. Они осудили на смертную муку и Слободана Милошевича. “Ibis in crucem! (пойдешь на крест)”, — изрек Совет Безопасности ООН, учреждая Гаагский трибунал для расправы над руководством Сербии и ненавистным Союзом коммунистов Югославии.
Как всякий видный политический деятель, Милошевич не может быть фигурой однозначной и одномерной. У него есть почитатели и приверженцы, враги и хулители. И у нас в России найдется немало людей, которые не любили его, изображали его чуть ли не врагом России, винили в ненадежности и обмане, вспоминая свои переговоры и контакты с ним. Не случайно российская власть не послала официальных представителей на похороны югославского экс-президента. И дело тут не только в нежелании сердить нынешний Белград и его правителей, поставленных у власти с помощью цветочной революции и на деньги НАТО. Дело в другом. Милошевич сделал все, чтобы предотвратить разрушение Югославии, а затем и жестокое расчленение сербской нации. Он погиб, до конца защищая честь своей страны.
Советский Союз проделал тот же путь, что и Югославия. Он также был расчленен на составные части руками доморощенных иуд и их иностранных покровителей. Но в России не нашлось, к нашему великому национальному стыду, лидера, который подобно Милошевичу встал бы на защиту великого тысячелетнего государства, который бы, как он, отказался бросить на произвол судьбы миллионы братьев по крови, оказавшихся в одночасье под властью жестоких и злобных русофобских режимов. Чтить Милошевича для разрушителей и предателей нашей Родины значило бы сознаться и покаяться в своей собственной неправоте и ущербности, напомнить себе и другим еще раз о том, что на них — каинова печать.
Если маленькая Сербия в конце концов не смогла сдержать натиска превосходящих враждебных сил, то у Советского Союза и России такая возможность была. Но не было у наших тогдашних руководителей гражданской совести, смелости и ответственности перед своим собственным народом. История еще воздаст по заслугам и Милошевичу, и нашим анти-милошевичам — трусам, карьеристам и губителям Отечества.
* * *
Летом 1991 года на просторах Югославии занимался пожар, которому было суждено вскоре опустошить и разорвать на куски эту прекрасную и, как казалось, такую благополучную на протяжении всего послевоенного периода страну. После смерти маршала Тито, умевшего балансировать между Западом и Советским Союзом и держать под контролем непростые процессы межнациональных отношений в СФРЮ, в стране стали нарастать центробежные тенденции. Основная угроза, как обычно в многонациональных государствах, исходила от более развитых в хозяйственном отношении и богатых Словении и Хорватии, не желавших “кормить” другие республики федерации, завидовавших доминирующему положению Сербии — стержню югославского союзного государства, католических (в отличие от православной Сербии), исторически связанных с Германией и Австрией, а также Италией и папским престолом.
В Словении и Хорватии антиюгославские силы вели систематическую работу по разогреванию национализма, укреплению своего влияния, приобретению соответствующих каналов для воздействия на развитие внутренней обстановки. Не следует забывать, что в годы Второй мировой войны многие хорваты и словенцы служили в гитлеровском вермахте, а также принимали активное участие в борьбе с партизанским движением, которое возглавлял Тито. Желание свести счеты с сербами, оказавшимися в итоге войны победителями, никогда не умирало ни в центральных европейских странах, ни среди хорватов, словенцев и мусульман-босняков. Они ждали своего часа. Ждали своего часа и албанцы, последовательно забиравшие на протяжении последних десятилетий под свой этнический контроль колыбель сербской государственности — Косовский Край.
И этот час настал, когда горбачевская политика перестройки и “нового мышления” в международных делах обессилила и ввергла в глубочайший кризис Советский Союз — традиционную политическую и военную опору сербов и южных славян на Балканах. Открылась уникальная возможность переиграть итоги не только Версальского мира 1919 года, создавшего Югославию как единое государство после разгрома кайзеровской Германии и лоскутной Австро-Венгрии, но и итоги Второй мировой войны и выбросить СССР с Балкан. Устремления югославских национал-сепаратистов слились с реваншистскими усилиями немцев, только что восстановивших свое единство, итальянцев, традиционно претендующих на Балканы как сферу своего влияния, американцев и НАТО, решивших возобновить “натиск на Восток”.
В качестве специального представителя президента СССР мне довелось посетить Югославию в начале июня 1991 года после первых столкновений Югославской Народной Армии с мятежными словенцами. Понимая, что Советский Союз может повторить судьбу Югославии, М. Горбачев пытался остановить распад СФРЮ, прекратить применение силы, найти решение проблемы путем внутренних реформ, в том числе посредством превращения Югославии из федерации в конфедерацию. По сути дела, он мыслил теми же категориями, что и составляя новый Союзный договор для СССР.
Тогдашнее центральное руководство Югославии считало вполне возможным прийти к согласию между республиками федерации на основе глубокой реформы югославской государственности при сохранении единства прав граждан всей Югославии, единой денежной и налоговой систем, обороны и внешней политики. Не исключало оно и возможности преобразования СФРЮ в конфедерацию, полагая, что любая договоренность между республиками лучше распада страны, так как такой распад без крови не обошелся бы.
Так, кстати, думали не только в Белграде. Характерной в этом плане была позиция хорватского президента Ф.Туджмана, который считал, что Хорватии вовсе не обязательно уходить из СФРЮ. Ключ к сохранению югославского единства в тот момент находился в Любляне. Если бы Словения согласилась остаться в составе югославского государства, ни хорваты, ни босняки, наверное, не стали бы доводить дело до полного разрыва с Сербией, сознавая, что такой разрыв в условиях национальной чересполосицы неизбежно обернется гражданской войной. “Поговорите со словенцами, — настойчиво советовал Туджман. — Без них мне будет сложно одному оставаться лицом к лицу с сербами. Но вместе с ними я остался бы, поскольку альтернатива этому — война, в которой все мы будем в крови по щиколотку, исключая словенцев. Они — единственная республика в СФРЮ с полностью мононациональным составом. Им гражданская война не грозит”.
Словенское руководство перспектива войны не пугала. “Война? — пожимал плечами тогдашний премьер-министр Словении Петерле.- Ну и что? Кровь уже льется”. Создавалось впечатление, что в Любляне даже хотели ускорить развязывание войны между сербами, хорватами и босняками. Под прикрытием этого конфликта словенцам было удобнее без лишнего шума “отчалить” от СФРЮ и решать свои проблемы в одиночку.
Дальнейший ход событий известен. Война — жестокая и кровавая — вскоре началась и постепенно охватила всю Югославию. В ее развязывании немалую роль сыграли страны нынешнего ЕС, в первую очередь немцы, которым очень хотелось поскорее закрепить раскол Югославии путем международного признания ее бывших федеративных республик. ЕС очень не хотел действовать совместно с СССР, понуждая югославов к решению проблем без иностранного вмешательства, собственными силами. Хотя такие возможности в тот момент еще не были до конца испробованы и исчерпаны. Тогдашнее правительство ФРГ считало, что раскол Югославии уже состоялся и стал необратимым, и поэтому надо поскорее признать свершившиеся факты и зацементировать их. Не было у наших западных партнеров желания заставить югославов договориться о будущих границах на пространстве СФРЮ, о положении нацменьшинств в составе будущих суверенных государств, прежде чем “благословлять” распад Югославии. Совместно с США Западная Европа отнюдь не удерживала, а скорее толкала Югославию в пропасть гражданской войны. Делать это было тем легче, чем упорнее в Белграде не желали видеть истинных целей и намерений “Объединенной Европы” и продолжали делать ставку на сотрудничество, посредничество и помощь стран ЕС.
