Примерно через час он подъехал к дому, где остановился комиссар. Хозяин дома был еще более редкий, чем Миха, для того времени абхазец, потому что он целиком жил торговлей, держал в деревне лавку, которая стояла прямо во дворе его дома.
Абхазец этот хорошо говорил по-русски, и дом его на высоких сваях выглядел, даже на взыскательный взгляд дяди Сандро, внушительно и красиво. Так что, учитывая, что дом стоял у самой дороги на Мухус, все удобства у комиссара оказывались под рукой: и толмач рядом, и дом зажиточный, и ближе всех к проезжей дороге.
Обо всем этом думал дядя Сандро, открывая себе ворота и удивляясь, что при этом чистом дворике с голубеющей от лунного света травой не видно собаки. И еще он успел подумать, распахнув ворота и въезжая во двор, что и большевики и меньшевики, хотя по-разному относятся к богатым и бедным крестьянам, все же предпочитают жить в хорошем, сытном доме. Дядя Сандро не только не осуждал их за это, но, наоборот, радовался, находя в этом подтверждение тому, что и у тех и у других за многими странными делами нередко затаен ясный и приятный для всех смысл.
Въехав во двор, он заметил в черной, густой тени лавровишни две русские лошади под кавалерийскими седлами. Еще раньше он заметил часового, сидевшего на крыльце, и, так как тот его не окликнул, дядя Сандро догадался, что он спит.
Дядя Сандро бесшумно соскочил с седла и привязал свою лошадь рядом с этими огромными и на его взгляд неудобными лошадьми. Одна из них потянулась укусить его лошадь, но дядя Сандро незаметно для часового, хотя и знал, что тот спит, огрел ее камчой.
Пощелкивая камчой о голенище, стараясь этим мирным, но и достаточно независимым звуком разбудить часового, он подошел к крыльцу. На полу веранды, загородив ногами верхнюю ступеньку крыльца, обняв руками винтовку и откинувшись головой на барьер, спал боец.
Дядя Сандро, подойдя к нему совсем близко, поразился его юности, его стриженой, вытянутой кубышкой голове и тоненькой, прямо-таки замученной шее, подогнувшейся под тяжестью этой маленькой головки.
Как бы не выстрелил спросонья, подумал дядя Сандро и притронулся камчой к его плечу.
— Эй, — позвал он и осторожно добавил новое слово, — товарищ…
Часовой не просыпался. Дядя Сандро оглядел веранду, заглянул в пустые темные окна комнат, обратил внимание, что над барьером веранды висит незнакомый предмет, как догадался дядя Сандро, бачок для умывания с торчащим из него стерженьком. Рядом на гвозде висело полотенце. Дядя Сандро уже видел в богатых домах большие мраморные умывальники, а такого маленького и удобного еще не видел. Он решил, что эту умывалку с собой привез комиссар.
Чего только не напридумают эти русские, с удивлением думал дядя Сандро, оглядывая умывалку. Ему захотелось поддеть стерженек концом камчи, чтобы полилась вода, но он не решился, боясь владельца.
Дядя Сандро снова притронулся камчой к плечу красноармейца. Тот что-то промычал во сне, горло у него заходило, словно он делал над собой усилия, чтобы проснуться. Он и в самом деле проснулся и хмуро, а главное бесстрашно, что неприятно удивило дядю Сандро, оглядел его.
— Комиссара хочу — сказал дядя Сандро просто и выразительно, чтобы боец спросонья не усомнился в его миролюбии.
— Не велено будить, — хмуро ответил боец и, поуютней обхватив винтовку, снова уснул.
Дядя Сандро вдруг почувствовал, что непривычно тяжело давит ему на плечи мокрая бурка и едва подчиняется его воле окоченевшее тело. Он снова ткнул его камчой, теперь гораздо решительней.
— Сказано, не велено, значит, все, — сказал боец сердито и тут же закрыл глаза.
Вдруг дядя Сандро заметил, что на кухне зажегся свет, оттуда донеслось какое-то перешептывание. Он понял, что там хозяин. Он уже хотел было пройти туда, но отворилась дверь и из кухни вышел человек. Почему-то прикрыв глаза ладонью, он стал неуверенно приближаться к дяде Сандро, стараясь издали его узнать, даже как бы испытывая, поддается ли этот человек узнаванию.
— По обличью вижу, что ты наш, — сказал человек, слегка сожалея, что узнавание остановилось на самой общей этнографической стадии.
— Да, — сказал дядя Сандро, — я Сандро из Чегема.
— Добро пожаловать, — сказал хозяин, радуясь родной речи и удивляясь визиту, — но что тебя пригнало в такое время из Чегема?
— Я сейчас не из Чегема, а оттуда, — сказал дядя Сандро и кивнул головой в сторону Кодора. Он покосился на бойца, но тот безмятежно спал.
— Да ты, я вижу, весь мокрый, эй! — он оглянулся в сторону кухни. — Пораздвинь головешки, человеку погреться надо. Войдем, — повернулся он к дяде Сандро. Тайный жар любопытства придавал его голосу воркующие нотки.
— Мне комиссара надо увидеть, да этот паренек не пускает, — сказал дядя Сандро.
Эти целый день готовятся к завтрашнему, — заметил хозяин и кивнул на часового, — вот этот мальчишка сегодня два раза скакал в Мухус. Если его лошадь выживет, значит, я ничего в жизни не понимаю.
— Да, такое время, — протянул дядя Сандро неопределенно.
В щелях дощатой кухонной стены посветлело, и дядя Сандро понял, что это занялся очаг. Он уже хотел было войти туда, но тут скрипнула дверь, и из комнаты на веранду вышел человек в нижней рубашке. Уверенно шлепая босыми ногами, он подошел к барьеру. Это был комиссар. Боец, как только скрипнула дверь, мгновенно вскочил и стал с винтовкой.
— Что случилось? — спросил комиссар, наклоняясь над барьером веранды и одновременно почесывая лохматую грудь.
— Я оттуда, — кивнул дядя Сандро в сторону Кодора.
— Ну и что? — спросил комиссар и, перестав чесаться, подтолкнул стерженек умывалки и провел мокрой ладонью по зашерстевшему щетиной лицу.
Дядя Сандро, ожидавший более достойного приема, обиженно молчал.
— Может, еще расскажешь про деревянный броневик? — спросил комиссар, не слишком торопясь и любуясь, как показалось дяде Сандро, его растерянностью. Комиссар еще раз подтолкнул ладонью стерженек, плеснул воду на лицо и посмотрел на дядю Сандро более осмысленно.
— Для этого приехал, — сказал дядя Сандро и, стараясь оставаться независимым (хоть и приехал), шлепнул камчой по сапогу.
— Вот люди, — усмехнулся комиссар, — шестой человек приезжает с этой чепухой да еще просит учесть его заслуги…
Дяде Сандро слышать это было очень неприятно. Мало того, что его опередили другие (чертов аробщик не только не стал держать про себя тайну, но, как выяснилось позднее, он даже слегка поторговывал ею в ту последнюю ночь), но особенно неприятно было то, что дядя Сандро в самом деле ждал от комиссара хотя бы скромного вознаграждения. Ну, скажем, хотя бы обещания оберегать во время боя дом его друга.
— …Да передай ты своим, — тут комиссар запнулся, потому что дядя Сандро особенно независимо и ловко щелкнул камчой по голенищу сапога, — что нам не страшно никакое меньшевистское пугало, и пусть больше с этим никто не приезжает, — закончил он, уже с ненавистью глядя на руку дяди Сандро, сжимающую камчу.
Возможно, от раздражения он чересчур сильно ударил ладонью стерженек умывалки и выбил его в бачок. Струйка воды безостановочно полилась. Интересно, что он сейчас будет делать, подумал дядя Сандро.
Комиссар ничего не стал делать, а неожиданно подставил голову под эту струйку, тем самым, как показалось дяде Сандро, намекая ему, что для красных никаких неожиданностей не бывает и он, комиссар, эту безостановочную струйку предвидел так же, как и деревянный броневик меньшевиков.
Дядя Сандро мог поклясться, что за мгновенье до удара по стерженьку комиссар ничего такого не предвидел, но доказать это было невозможно. Комиссар, сопя и потирая руками шею, держал голову под струей. Дядя Сандро ждал то ли конца струи, то ли когда комиссар, не дожидаясь конца, все-таки подымет голову.
— Он говорит, что они и так управятся, — пояснил хозяин по-абхазски, чтобы смягчить обстановку, и тихо добавил: — Не щелкай камчой… Эти этого не любят…
Дядя Сандро был оскорблен приемом, но все-таки считал, что дело надо довести до конца, тем более что он еще не изложил комиссару главного, а именно как надо бороться с этой движущейся крепостью. Все же в знак обиды за плохой прием он решил с комиссаром по-русски больше не говорить.
— Скажи ему, — обратился он к хозяину, все же, несмотря на опасность, похлестывая камчой по голенищу, — чтобы они пулеметы под самый мост поставили.
Хозяин переводил и, делая страшные глаза, косился на щелкающую камчу, но дядя Сандро предпочел не заметить намека.
В это время комиссар уже поднимал голову, а юный часовой, окунув руку в бачок, шарил в нем, стараясь просунуть стерженек на место. Наконец стерженек с лязгом затвора выщелкнулся в отверстие, а комиссар, подняв голову, стал утираться полотенцем. Часовой опять отошел к крыльцу.
