если Мэри и подверглась насилию, это произошло не только что. Одежда Мэри была в полном порядке, равно как причёска и макияж. К тому же сюда наверняка заходят не только жертвы – люди приходят поработать волонтёрами, провести исследование или просто воспользоваться ксероксом.
– Вам сделали больно? – спросила женщина.
Больно. Да, это правильный подход. Гораздо проще признать, что тебе сделали больно, чем произнести слово на букву «и».
Мэри кивнула.
– Я обязана спросить, – сказала женщина. У неё были большие карие глаза; ноздря проколота крошечным гвоздиком с блестящим камешком. – Это случилось сегодня?
Мэри покачала головой.
Какую-то долю секунды женщина выглядела… нет, «разочарованной» было неподходящим словом, подумала Мэри, но случай, несомненно, был бы более интересным, если бы это произошло только что, если бы надо было вскрывать комплект для сбора улик, если бы…
– Вчера, – сказала Мэри, впервые заговорив. – Вчера вечером.
– Это был… кто-то знакомый?
– Нет, – начала говорить Мэри… но потом задумалась. По сути, она не была уверена в ответе на этот вопрос. Насильник был в лыжной маске. Это мог быть кто угодно: студент из её группы, другой преподаватель, кто-то из технического персонала, какой-нибудь подонок из Дрифтвуда[33]. Кто угодно. – Я не знаю. Он… на нём была маска.
– Я знаю, что он сделал вам больно, – сказала женщина, беря Мэри под руку и ведя в глубь офиса, – но он вас не ранил? Вам не нужен доктор? – Женщина сделала упреждающий жест. – Мы можем вызвать доктора-женщину.
Мэри снова покачала головой.
– Нет. У него был… – Её голос дрогнул, удивив её саму. Она начала сначала. – У него был нож, но он им не воспользовался.
– Животное, – сказала женщина.
Мэри кивнула в знак согласия.
Они вошли во внутренний офис, стены которого были выкрашены в мягкий розовый цвет. Здесь было два стула, но не было дивана – даже здесь, в этом убежище, его вид мог быть невыносим. Женщина указала Мэри на стул – простой стул с мягким сиденьем, а сама уселась на другой напротив неё, но тут же потянулась и мягко взяла Мэри за левую руку.
– Вы назовёте своё имя? – спросила она.
Мэри подумала о том, чтобы назваться вымышленным именем, или – ей не хотелось лгать приятной молодой особе, которая так старается ей помочь, – может быть, назваться вторым именем – Николь, тогда это не будет ложь, но всё равно поможет скрыть её личность. Но когда она открыла рот, то произнесла:
– Мэри. Мэри Воган.
– Мэри, меня зовут Кейша.
Мэри посмотрела на неё.
– Сколько вам лет? – спросила она.
– Девятнадцать, – ответила Кейша.
Так молода.
– И вы… вас…?
Кейша сжала губы и кивнула.
– Когда?
– Три года назад.
Мэри почувствовала, как её глаза удивлённо расширяются. Ей тогда было всего шестнадцать; это мог быть… Боже, её первый раз мог оказаться изнасилованием.
– Мне так жаль, – сказала она.
Кейша склонила голову в знак признательности.
– Мэри, я не стану говорить вам, что вы справитесь, но вы можете это пережить. И мы поможем вам это сделать.
Мэри закрыла глаза, глубоко вдохнула, медленно выдохнула. Она чувствовала, как Кейша мягко стискивает её руку, вливая в неё силы. Наконец Мэри снова заговорила:
– Я ненавижу его, – сказала она и открыла глаза. Лицо Кейши излучало заботу и готовность помочь. – И… тихо добавила Мэри, – я ненавижу себя за то, что позволила этому произойти.
Кейша кивнула и, не выпуская её левой руки, осторожно взяла её за правую.
Глава 18
Адекор и Жасмель вернулись к Адекору домой, в дом, в котором жили они с Понтером. Светильные трубки зажглись по звуку его голоса; Жасмель с интересом огляделась.
Девушка впервые посетила жилище отца; когда Двое становятся Одним, мужчины приходят в Центр, а не женщины – на Окраину.
Жасмель испытывала какое-то меланхолическое очарование, бродя по дому и разглядывая собранную Понтером коллекцию статуэток. Ей было известно, что он любит каменных грызунов, и она взяла за правило дарить ему статуэтку на каждое лунное затмение. Она также знала, что Понтеру особенно нравятся грызуны, вырезанные из камня, не характерного для ареала их обитания; его гордостью и отрадой, судя по занимаемому ею месту возле плиты вадлака, была фигура бобра в масштабе 1:2, вырезанная из малахита, привезённого с центральных районов Эвсоя.
Она всё ещё осматривала дом, когда компаньон Адекора звякнул.
– Здравый день, – сказал Адекор в компаньон. – О, прекрасно, любимая. Отличная новость! Погоди немного… – Он повернулся к Жасмель. – Тебе это тоже надо услышать. Это моя партнёрша Лурт. Она сделала анализ жидкости, которую я нашёл в лаборатории квантовых вычислений после исчезновения твоего отца. – Адекор потянул на компаньоне за штырёк, активирующий внешний динамик.
– Со мной Жасмель Кет, дочь Понтера, – сказал Адекор. – Продолжай…
– Здравый день, Жасмель.
– И вам того же, – ответила Жасмель.
– Так вот, – продолжила Лурт, – я такого вообще не ожидала. Знаешь, что за жидкость ты мне принёс?
– Воду, я полагаю, – ответил Адекор. – Разве нет?
– Почти. На самом деле это тяжёлая вода.
Жасмель вскинула бровь.
– Правда? – удивился Адекор.
– Ага, – сказала Лурт. – Чистая тяжёлая вода. Конечно, молекулы тяжёлой воды встречаются в природе; к примеру, в обычной дождевой воде их около одной сотой процента. Но получить такую концентрацию – не представляю, как это можно сделать. Полагаю, можно придумать технологию выделения тяжёлой воды из природной, воспользовавшись тем фактом, что тяжёлая вода действительно процентов на десять тяжелее, но придётся переработать реально гигантские объёмы воды, чтобы получить столько, сколько ты, говоришь, нашёл. Я не знаю ни одного предприятия, где могли бы такое проделать, и не имею представления, для чего это могло бы понадобиться.
Адекор глянул на Жасмель, потом снова на своё запястье.
– То есть в природе такая вода не встречается? Её не могло, скажем, выдавить из горной породы?
– Без шансов, – ответила Лурт. – Она была немного загрязнена, но я определила примесь как моющее средство для пола; должно быть, оно оставило осадок на полу, который потом растворился в воде. В остальном вода абсолютно чистая. В ископаемой воде было бы много растворённых минералов; эта же вода явно изготовлена. Не знаю кем, не уверена как, но в природе такое совершенно точно встретиться не может.
– Потрясающе, – сказал Адекор. – И никаких следов ДНК Понтера?
– Нет. Есть немного твоей – несомненно, какое-то количество клеток отслоилось, когда ты брал образец – но это всё. Никаких следов плазмы крови или чего угодно, что могло попасть в воду из его тела.
– Отлично. Тысяча благодарностей.
– Здравого дня, дорогой, – произнёс голос Лурт.
– Здравого дня, – повторил Адекор и потянул
