В феврале 1979 года в Буэнос-Айресе после тяжкой болезни скончался полковник Иван Федорович Сулацкий. Этот человек родился в 1889 году в Новочеркасске, воспитывался в Донском Императора Александра III кадетском корпусе, по окончании которого, в 1906 году, он поступил в Константиновское артиллерийское училище. Из училища он был выпущен хорунжим в Донскую артиллерию. Всю Первую мировую войну он провоевал в составе 14-й Донской конной батареи, а после революции был откомандирован в штаб Донского атамана. В 1918 году он участвовал во взятии родного Новочеркасска, а в апреле 1920 года был командирован Донским атаманом в Белград, как говорилось в приказе, «для развития заграничной информации». После разгрома Белой армии И. Ф. Сулацкий служил офицером-воспитателем во 2-м Донском кадетском корпусе, эвакуированном в Сербию. Потом, уйдя из корпуса, он поступил в университет, на геодезическое отделение технического факультета. По окончании университета он все время находился на государственной службе. Оказавшись в Аргентине, он работал по специальности в разных частных фирмах вплоть до выхода на пенсию.
В Бразилии в эмиграции до самой смерти жил Иван Диомидович Павличенко (1889–1961) — кубанский казак, генерал-лейтенант, участник Первой мировой войны. В начале 1918 года он вместе со своим казачьим полком перешел на сторону Добровольческой армии. Потом он командовал дивизией в Кавказской армии генерала П. Н. Врангеля. В мелких стычках и крупных сражениях он получил девятнадцать ранений. После разгрома Белой армии он эвакуировался на остров Лемнос, потом жил в Королевстве Сербов, Хорватов и Словенцев. В городе Нови Сад он организовал группу джигитов, с которой начал успешно гастролировать. Джигиты переезжали из города в город, натягивали веревки, прикрепленные к кольям (так они отмечали места для публики). Ни стульев, ни скамеек не было, и публика смотрела представление, сидя прямо на земле. Чтобы оповестить жителей о готовящемся выступлении, джигиты, возглавляемые самим генералом, одетые в парадные формы, черкески, башлыки, с кинжалами и шашками, проезжали по главным улицам города и кричали, что казаки готовы показать чудеса верховой езды.
Главными номерами программы были следующие: казаки на полном скаку рубили шашками глиняные подобия вражеских фигур, кололи ликами тряпичные манекены, затем начиналась «джигитовка» — перепрыгивание в галопе с одной лошади на другую, «ножницы» над седлом, поднимание с земли платочков, бросаемых присутствовавшими дамами и т. п. Потом переходили к имитации боевых действий: например, скачущий казак падал с лошади, будто он убит или ранен, к нему подлетал другой, укладывал своего коня рядом, грузил на него раненого и увозил с поля боя. А еще два казака на скаку играли в карты, пили водку и ссорились, причем один сидел на шее лошади, а другой — на ее крупе. Устраивали и пирамиды, где один казак стоял на плечах у двух других, скачущих рядом.
Был конец 20-х годов. Уже почти все сербские города успели повидать джигитовку, публики на эти представления собиралось все меньше и меньше, дела шли все хуже и хуже. И как раз в это непростое время И. Д. Павличенко получил возможность повести переговоры с правительством республики Перу о переселении туда большой группы казаков для освоения ненаселенных территорий. В эмигрантских кругах тогда стали говорить, что казаки едут, чтобы «сесть на землю». Разных разговоров было много. Например, нашлись люди, которые стали утверждать, что генерал Павличенко хочет заработать на этом деле, но было немало и тех, кто не сомневался в чистоте его побуждений.
Наконец, в 1929 году И. Д. Павличенко выехал с группой переселенцев в Перу, однако попытка создать казачью земледельческую колонию в этой стране закончилась неудачей. После этого генерал поселился в Сан-Паулу, в Бразилии, где и скончался 9 августа 1961 года.
Вместе с И. Д. Павличенко в Перу в 1929 году переехал и донской казак Николай Гуцаленко — по отцовской линии потомок знаменитого атамана Гонты, залившего кровью врагов всю Украину.
Получилось так, что этот человек стал едва ли не последним русским «перуанцем», оставшимся в этой стране. Его с полным правом можно называть перуанцем, ибо из Перу он не выезжал, всю жизнь провел в этой стране, стал перуанским подданным, отцом и дедом многочисленного перуанского семейства. Когда начался исход павличенковцев, Николай Гуцаленко остался в Перу и начал работать на какой-то гасиенде «вакеро» (ковбоем). Вскоре стал капоралем, то есть начальником группы «вакерос». Подкопив денег, казак Гуцаленко обзавелся собственной гасиендой, скотом, женился на местной женщине, потом у них пошли дети. Потом гасиенд стало несколько, поголовье скота множилось в геометрической прогрессии, и Николай Гуцаленко превратился в зажиточного перуанца.
Когда годы дали о себе знать, Николай Гуцаленко распрощался с сельским хозяйством и переселился в городок Арекипа, что на юге страны. Всего в Перу он прожил 55 лет (он умер в Арекипе в 1999 году), и все его дети получили русские имена: Татьяна, Маруся, Андрюша, Леночка и Давидка. Незадолго до смерти он написал:
«…но это все так, а по душе они перуанцы-католики. Научил любить их Родину и честно служить ей, но я, хоть и принял перуанское подданство, перуанцем не сделался. Много меня заставили страдать за то, что я русский: сперва преследовали как коммуниста, а во время войны — как монархиста-германофила. Хотел бы умереть в Чили — там есть русское кладбище, но где бы меня ни закопали, душа моя, раньше, чем попасть на Суд Божий, полетит по русскому небу от края до края, от Иркутска, где я родился, до Умани — родины моих родителей и дальше через Армавир в Новороссийск, откуда навсегда покинул я мою Родину в туманный день 13 января 1920 года».
Отметим, что в 1929 году вместе с генералом И. Д. Павличенко в Перу высадилась целая группа кубанских казаков. Перуанское правительство выделило им 15 000 кв. км в восточных предгорьях Анд для обустройства казачьей земледельческой колонии (всего туда планировалось переселить две тысячи казаков).
Казаки прибыли в Перу со своим священником, врачом и педагогическим персоналом. Удивленный дисциплиной и сплоченностью казаков, президент Перу Аугусто Легия-и-Сольседо объявил, что все средства, ассигнуемые на эмигрантов, будут выделены одним лишь казакам. Более того, узнав, что в Европе находится до 30 000 казаков, перуанское правительство приняло решение о выделении на казачьи семьи по 30 га земли, а одиноким казакам — по 10 га. При этом была обещана помощь на переезд, постройку дома, приобретение скота и сельхозинвентаря при условии поэтапного погашения выделенных денег сельскохозяйственной продукцией.
Нетрудно себе представить, с каким энтузиазмом казаки ухватилась за такую перспективу: уехать за океан, в тропики, где круглый год лето… Понятно, что не только молодежь увлеклась этой идеей и приняла участие в ее реализации. Среди людей, купившихся на щедрые обещания, можно упомянуть полковника Леонида Павловича Овсиевского и полковника фон Мекка (его вдова до сих пор живет в столице Перу).
Короче говоря, многие поехали в эту малоизвестную в России страну. Разговоры временно прекратились, а потом до того же Белграда стали доходить письма из Перу. Первая информация была тревожной. В то время в Белграде выходил юмористический журнал «Бух», так вот в нем тут же появились злорадные заметки о том, что ехали казаки, чтобы «сесть на землю», а оказалось, что сидеть пришлось на колючих кактусах.
К сожалению, как это часто бывает, планы оказались далеки от реальности: тяжелые условия жизни и смена правящего режима в Перу (президент Аугусто Легия-и-Сольседо оставался у власти до 1930 года, а потом он был смещен со своего поста и заключен в тюрьму после военного переворота во главе с полковником Луисом Санчесом Серро, который оставался у власти до 1933 г.) очень скоро вытолкнули почти всех казаков в другие страны. Недаром казаки генерала Павличенко распевали модифицированную казачью песню:
Эх, Перу, ты наша каторга,Заграничная тюрьма.На твоих лесах тропическихДух казачий умирал…
Появились возвращенцы. Одним из первых был полковник Л. П. Овсиевский, вернувшийся в Сербию. Но вернувшиеся очень мало рассказывали о том, что им пришлось пережить в далеком Перу. В основном информация сводилась к следующему: отвезли в девственный поросший густым лесом район, показали землю, которую нужно обрабатывать, но ни жилья, ни сельскохозяйственных машин не предоставили. Как в таких условиях обустраивать казачью земледельческую колонию?
А еще через некоторое время память об уехавших в Перу русских людях поросла травой забвения.
Именно так получилось, что русских в Перу всегда было немного, даже после исхода из послевоенной Европы в Латинскую Америку значительной части эмигрантов второй волны. И все же они сумели построить на одной из больших улиц Лимы Свято-Троицкую церковь, до сих пор являющуюся единственным православным храмом в Перу, одной из достопримечательностей перуанской столицы.
