не гожусь в смысле постоянных встреч и звонков. Не готов ни к чему серьезному.
Тем не менее у Адама то и дело возникало ощущение, что все эти увертки – пустые слова, своего рода бравада. Никаких сомнений, Матьё и в самом деле рад его видеть. Они пообедали в любимом ресторанчике Матьё, причем Матьё даже не пытался скрыть их отношения, хотя в этом кабачке его знала каждая собака. Потом выпили по стаканчику кальвадоса в баре напротив. За стойкой Матьё прижался к нему так, что Адам почувствовал слабость в коленях.
– А сейчас ко мне, – шепнул Матьё и со стуком впечатал в стойку бокал в виде тюльпана с толстым, чуть не двухсантиметровым, донышком.
* * *
– Слышала, слышала – вы опять переругались.
Селия постаралась улыбнуться, все-таки Адам видит ее лицо. Дэвид буквально свирепел – Адам по-прежнему рассматривал случившееся как наихудший возможный сценарий. Она боялась, что Адам очень переживает, но тот был на удивление спокоен. И разговаривал вполне шутливым тоном.
– Чепуха, – сказал Адам и улыбнулся в ответ. – Дэвид просто-напросто был не в настроении. Можно понять: до этого он скользил на волне успеха, как серфингист, и надо же – удача не то чтобы изменила, но напомнила, насколько непостоянна ее любовь.
Сказал – и застеснялся цветистости выражения.
Он коротко постригся и стал похож на школьника. Такую стрижку называют “под бобрик”. И одет необычно: какое-то флисовое худи со шнурком на шее, совершенно не его стиль. Впрочем, Адам даже в мусорном мешке с прорезью выглядел бы голливудским красавцем.
– Мы все под дамокловым мечом, – сказала Селия задумчиво. – Если это какое-то неведомое побочное действие препарата…
– Пусть даже и не побочное, но как-то связано. Возможно, есть факторы, о которых мы понятия не имеем.
Именно про эти бесконечно повторяющиеся сомнения и сказал Дэвид – мол, Адам уперся как осел. Понятия не имеем… И повторил несколько раз, и вправду имитируя рев осла: не име-ем! Не име-ем!
– Я знаю только то, что ничего не знаю, – процитировал Адам и улыбнулся. – Сократ. Или кто это сказал? Платон?
– Тебе виднее. – Селия тоже не сдержала улыбки.
Адам буквально светился, а с новой стрижкой помолодел лет на пять. Красавец. Может, в том и скрыта причина постоянных нападок Дэвида? Зависть? Странно – чему, казалось бы, завидовать? Дэвид и сам на редкость привлекателен. Хотя, конечно, на пятнадцать лет старше. Все знают, особенно женщины, что даже сорок – уже не тридцать, а Дэвиду скоро пятьдесят. Не тот возраст, чтобы сорваться в Париж и жить там на перекладных, прыгая, как блоха, с квартиры на квартиру. Дэвид всегда был неравнодушен к женщинам, и для него наверняка мучительно сознавать, что стареет. Хотя женщины по-прежнему летят к нему, как бабочки на свет. Что-то в нем есть невероятно притягательное – повадка, взгляд… трудно определить. Но сам-то он наверняка обеспокоен возрастом.
Ей почему-то стало жаль Дэвида. Адаму легко – богатые родители, куча денег. Классовые привилегии. Сам-то он наверняка не замечает, но со стороны сразу видно, а иначе откуда эта непринужденность, беззаботный, открытый взгляд? Все, чего Дэвид лишен напрочь. Сделал себя сам с нуля.
– И как там Париж? – спросила Селия.
Адам почему-то засмеялся и стал окончательно похож на развеселившегося мальчишку в своем размера на два больше, чем нужно, худи.
– Магия и очарование. Изо всех сил старается оправдать свою репутацию.
– Хватит… Официально декларирую черную зависть.
– А ты не была в Париже?
– Не только в Париже. Вообще в Европе.
– Серьезно? Бросай все и приезжай.
Селия промолчала. Бессмысленно объяснять сыну миллиардера, что стоимость авиабилета в Париж на двести-триста долларов превышает ее скромный бюджет. Тем более сейчас, когда она бьется изо всех сил, чтобы хоть частично и без новых кредитов оплатить больничные счета отца. А они копятся и копятся. Адам вряд ли поймет, каково это – в конце каждого месяца шарить по банковским счетам и пытаться свести концы с концами.
Селия никогда и ни с кем не делилась. Да, она окончила Гарвард, но только потому, что одарена ничуть не меньше, а скорее даже больше, чем юноши и девушки, чьи отцы, деды и прадеды учились в Гарварде. Не сразу, но вписалась в эту среду, и никто даже не догадывался, что выросла она в полуразвалившемся бунгало, что ее мама была то официанткой, то стюардессой, а отец – кочующий садовник по вызову.
Нет, она никогда не была в Европе. Чему тут удивляться?
– А как твой отец? – вспомнил Адам. – Нгуен говорил что-то про несчастный случай.
– Ну какой там несчастный случай! Поскользнулся.
– А у моего было огнестрельное ранение.
– Что? Он воевал?
– Дурацкая история. Был в гостях у какого-то инвестора. Ты же знаешь, у отца есть несколько ресторанов…
– Знаю, конечно.
Несколько ресторанов… Адам явно поскромничал. Его отец владеет концерном “Миллер”, включая кабаре и ночные клубы.
– А этот инвестор не только куда-то там инвестирует, он еще и коллекционирует оружие. Захотел похвалиться – вытащил откуда-то старинный дробовик времен Гражданской войны. Последнее приобретение. Отец решил попробовать… как ребенок, ей-богу. Угодил себе в ногу. Говорит, не знал, что ружье заряжено.
– Твой папа?!
– Ну да.
– Серьезное ранение?
– Это смотря что называть серьезным. Ногу сохранили, во всяком случае, но рубцы безобразные, мягкие ткани всмятку. Ничего удивительного – дробовой заряд с полуметра. Декоративно хромает и глотает оксикодон[22]. Думаю, не без удовольствия.
– А ты с ним говорил?
Глаза Адама внезапно погасли, словно подернулись мутной пленкой, как у птиц.
– Мы не общаемся, – сухо сказал он.
Селия растерянно молчала. Собственно, она ни разу не слышала от Адама рассказов о родителях. Все, в том числе и она, знали, чей он сын. Селия считала эту информацию вполне достаточной, она даже подумать не могла, что в такой семье могут возникать какие-то неурядицы. Принято считать, что у богатых всегда все в порядке. О чем спорить, если у тебя столько денег?
– Он наверняка выдумает какую-нибудь историю и будет хвастаться боевым увечьем. Ветеран неизвестно какой войны.
Никакой горечи в голосе, лишь разочарование. Так вот почему он так охотно принял предложение поработать во Франции! Оказывается, не только из-за Дэвида…
Селию внезапно окатила теплая волна. Если вдуматься, на судьбу пенять не стоит.
– Может, не надо так уж… – начала было она, но Адам ее прервал:
– Неважно. Выкинь из головы. У нас другие проблемы. Если бы они не застрелили Фреда Ньюмэна… но дело сделано. Надо, по крайней мере, добиться, чтобы нам отдали его мозг.
– Эндрю не слезает с телефона. Пытается уговорить судебных медиков
