Выслушав рапорт обершутце, я дождался, когда тот выйдет за дверь, встал из-за стола, сжал пухлую руку коменданта в своей ладони и поблагодарил за отличную работу. Заливаясь соловьём, я расхваливал майора за непревзойдённые организаторские способности. Поросячьи глазки немца за круглыми стёклами очков стали маслеными, пухлое лицо расплылось в довольной улыбке, а я продолжал лить воду на мельницу его тщеславия.
Наконец поток моего красноречия иссяк. Пообещав непременно доложить фюреру о том, какие люди служат во славу Германии, я крикнул: «Хайль Гитлер!» — и твёрдым шагом покинул кабинет.
* * *
Остаток этого и два следующих дня я провёл с партизанами под предлогом проверки, как идёт реализация моего плана. На самом деле у меня была другая причина: из Берлина я захватил кое-какие вещи Винкельшлиффер — она с Марикой одного роста и комплекции — и хотел свозить девушку в маленький городок в предгорье.
Марика сразу же согласилась и побежала вглубь пещеры переодеваться. Янек вызвался охранять её — от кого? — встал к ней спиной и, распахнув шубу, как ширму, стоял так, пока она не переоделась.
Мы все присвистнули от восхищения, увидев Марику: короткое приталенное пальто бежевого цвета, под ним широкие складки длинного платья из светлого шёлка, аккуратные белокожие ботиночки со шнуровкой и высоким каблуком и в довершение гардероба — женская шляпка с цветочками на тулье.
Лёха высказал сомнение, предположив, что наша прогулка может плохо кончиться, но я его убедил: дескать, немецкому офицеру и его даме ничего не грозит, если они будут вести себя подобающим образом. После короткого спора с матросом я усадил смеющуюся Марику в машину, и мы поехали на первое свидание.
Городок встретил нас опрятными улочками, чистой от снега брусчаткой и толпами горожан. По узким лабиринтам дорог тарахтели старинные автомобили, цокали копытами запряжённые в кареты лошади. Средневековые дома с черепичными крышами тесно жались друг к другу и благодушно взирали глазницами окон с отремонтированных фасадов.
В центре города на вершине холма возвышался древний замок с круглыми башнями флигелей и нацистскими знамёнами над конусными крышами. Эти флаги, развешанные повсюду плакаты с портретом Гитлера и германский орёл над входом в комендатуру были единственным напоминанием об идущей войне. Ни армейских патрулей, ни марширующих солдат, ни колонн военной техники — ничего.
Местные жители степенно гуляли, здороваясь друг с другом на старинный манер: женщины слегка приседали в полупоклоне, мужчины приподнимали шляпы. Дети катались по льду закованной в гранит речки — она проходила по городу, деля его на две неравные части — многочисленные магазинчики, лавочки, мастерские ремесленников и кафе заманивали посетителей затейливыми вывесками: на заржавелых от времени цепях покачивались жестяные или деревянные часы, сапоги, перчатки, ножницы, кренделя, окорока и даже разрисованные торты.
Мы заглянули в местное фотоателье. Седой фотограф с морщинистым лицом землистого цвета, в чёрном, лоснящемся на локтях и животе сюртуке, долго колдовал над древним, как и он сам, аппаратом. С головой накрывшись тёмным покрывалом, он снял крышку с объектива, плавно провёл ею по воздуху и, прикрыв глаз фотокамеры, проскрипел дребезжащим голосом:
— Через час будет готово, господин штандартенфюрер.
Марика вытащила меня на улицу. В тридцати шагах отсюда на кованом кронштейне покачивалась отчеканенная на листе червлёной меди чашка кофе.
— Ох, чего-то так горяченького захотелось, — вздохнула Марика, глядя на меня смеющимися глазами.
— Заглянем? — предложил я, и она потянула меня к двери в кафе.
Серебряный колокольчик мелодично звякнул, когда мы вошли в пропитанное вкусными запахами помещение. У меня сразу потекли слюнки, да и у Марики дела обстояли не лучше.
Из-за высокой кассы с круглыми кнопками и ручкой на боку выглянуло грушеподобное лицо хозяина с розовой лысиной и полоской редких волос на висках. Щёточка рыжих усов шевельнулась, оголив в широкой улыбке прокуренные зубы:
— Что будет угодно господину офицеру и его даме? — спросил он, услужливо кланяясь.
— Две чашечки кофе и какие-нибудь пирожные, — высокомерно ответил я, помогая Марике снять пальто.
— Сию минуту! — опять поклонился хозяин и попятился к входу в служебное помещение.
Нитяные шторы зазвенели трубочками из цветного стекла, когда толстяк раздвинул их задом и скрылся за прозрачным занавесом. Мы заняли свободный столик с застиранной, но чистой скатертью из белого льна. В центре — плетёная вазочка с искусственными подснежниками, напротив каждого стула — серо-зелёные квадраты полотняных салфеток с бахромой по краям.
Я помог девушке сесть, сам устроился на венском стуле с выгнутой спинкой и высокими ножками. Осмотрелся. Стены из красного кирпича с вензелями завода изготовителя, белые швы подчёркивают каждый кирпичик, пол мозаичный из каменных плит. Окна полукруглые с решётками из витых прутьев.
Десять столиков, включая наш, посетителей четверо: дама в синем атласном платье с квадратными плечами, с ней двое мальчиков лет пяти — судя по всему близнецы. Оба нарядно одеты, чисто умыты и тщательно причёсаны. Похоже, отмечают день рождения: уплетают торт с шоколадными машинками и фигурками зверей.
Через два столика от них — спиной к витрине с рогаликами пирожных, клиньями вишнёвых пирогов и шарлоток на фарфоровых тарелочках — сидит румяный бюргер в застёгнутом на все пуговицы чёрном костюме. Пьёт кофе, сосредоточенно глядя в стену.
Снова раздался хрустальный звон, и владелец кафе выплыл из-за прилавка с серебряным подносом в руках. Он составил на стол две чашечки с коричневой бурдой — судя по запаху суррогатом из цикория — две тарелочки: одна с башенкой безе для прекрасной дамы, другая с кремовым пирожным для господина штандартенфюрера, поклонился и, шаркая, попятился к кассе.
Мило беседуя, мы провели в кафе полчаса, затем побродили по улочкам, любуясь красотами старинных зданий. Я читал ей стихи Пушкина и Лермонтова, она декламировала строфы Мицкевича и Красиньского. Заглянули к старому фотографу за отпечатанным снимком, на котором статный офицер застыл рядом с присевшей на краешек кресла красивой дамой, и вернулись в горы.
Возле пещеры, полный радужных надежд и ожиданий, я поцеловал Марику в щёчку и покатил в Берлин, где сразу заглянул в лабораторию. Там давно уже всё было отремонтировано и готово к испытаниям новой партии монстров.
За столом, где Валленштайн записывал результаты экспериментов, теперь сидел его ассистент и что-то читал. Услышав хлопок двери, он поднял голову, увидел меня и с радостным возгласом поспешил навстречу:
— Рад видеть вас, господин барон. Как ваше здоровье? Видно, вы сильно тогда ушиблись, раз так долго не появлялись в лаборатории.
Мейнер остановился в двух шагах от меня. Я стянул с рук перчатки, зажал в кулаке, быстрым шагом прошёл к столу.
— Лаборатория закрывается, — я сел на стул, мельком глянул на обложку книги. Фридрих читал «Майн кампф» — готовился к вступлению в ряды НСДАП. — Распоряжение фюрера. Ему не нужны универсальная вакцина и газ, его интересуют полчища вервольфов Кригера.
Ассистент от растерянности открыл рот и захлопал глазами. Я несколько раз шлёпнул перчатками по раскрытой ладони, потом бросил их на стол и кивнул на стул у шкафа с медицинскими склянками.
Гауптман схватил стул, подтащил к столу, сел. Я побарабанил пальцами по обложке книги, обвёл ногтем тиснёное название, несколько раз глубоко вздохнул, потом посмотрел ассистенту в глаза и медленно, будто взвешивал каждое слово, заговорил:
— Меня не было так долго, Фридрих, потому что я ездил в Бергхоф, а потом побывал с экскурсией на фабрике. Фюрер очень недоволен побегом оборотня и тем, что зверь натворил, но он обрадовался, узнав, чего стоило уничтожение одной особи. Он потребовал наладить массовое производство вервольфов и назначил куратором проекта Шпеера.
— Но как же так, герр Валленштайн? — гауптман провёл рукой вдоль стены с клетками. — Это ваше открытие! Вы столько сил потратили, вы придумали, как сделать монстров. И после всего, что вы сделали, вас хотят задвинуть в сторону?
Я помотал головой:
— Не задвинуть, а заменить на более опытного в таких делах человека. Я учёный, Фридрих, а не хозяйственник. Я могу ковыряться в трупах, изучать препараты, исследовать свойства изменённых тканей, но я не способен управлять махиной завода. Ты понимаешь меня?
Мейнер кивнул, зажал сцепленные в замок ладони между колен и низко опустил голову.
— А что будет со мной, с вами, с остальными сотрудниками? — спросил он, не отрывая глаз от пола.
— Я буду работать на фабрике в отделе новых разработок, — сказал я, вставая из-за стола, — а вы можете делать всё, что захотите, если вас не отправят на фронт. Ладно, Фридрих, принеси мне ключи от кабинета.
