– Может, их роман был как-нибудь в такое время, что ей неудобно об этом говорить?
– А о Модильяни удобно? Что может быть более возмутительным, чем адюльтер во время медового месяца?
Андрей усмехнулся.
– Это верно! Тогда, может, у Блока было какое-то такое время… ну что их роман его как-то скомпрометирует.
– Чем можно скомпрометировать Блока?! Тем более сейчас. К тому же она о нем говорила не стесняясь. Я нашла это место и зачитала: «Свой роман с Блоком мне подробно рассказывала Валентина Андреевна Щеголева. Он звал ее в Испанию, когда муж сидел в Крестах. Были со мной откровенны еще две дамы: Ольга Судейкина и Нимфа Городецкая». Нет, это не вариант… – Я задумалась, вспоминая, как Ахматова с насмешкой говорила, что ее наравне с другими современницами назовут «женщинами времени…». – Зато знаешь что мне пришло в голову? А может, она не хочет быть наравне с ними?
– С кем?
– С той же Судейкиной и остальными. Все эти дамы Серебряного века, музы поэтов… мне кажется, она их немного презирает и ставит себя гораздо выше их. Она даже почти никогда не называет себя поэтессой, только поэтом. И вдруг – одна из подружек Блока, какая пошлость.
– А что, это интересная мысль, – согласился он. – Правда, все равно непонятно, был у них роман или нет, но зато это объясняет, почему она утверждает, что не был.
– Вот слушай, это она мне процитировала письмо, которое кому-то написала мать Блока. Заметь, по памяти: «Я все жду, когда Саша встретит и полюбит женщину тревожную и глубокую, а стало быть, и нежную… И есть такая молодая поэтесса, Анна Ахматова, которая к нему протягивает руки и была бы готова его любить. Он от нее отвертывается, хотя она красивая и талантливая, но печальная. А он этого не любит. Одно из ее стихотворений я Вам хотела бы написать, да помню только две строки первых:
Слава тебе, безысходная боль, —Умер он – сероглазый король.
Вот можете судить, какой склон души у этой юной и несчастной девушки. У нее уже есть, впрочем, ребенок. А Саша опять полюбил Кармен».
– Красиво.
– Да, – согласилась я, – они все там были натуры возвышенные. Но читать такое про себя не слишком приятно.
– Почему?
Андрей так искренне удивился. Мужчины… они этих тонкостей почти никогда не понимают. А потом пытаются застрелиться, когда возлюбленная уходит к другому. Были у меня такие пациенты.
– Как ты думаешь, из чего мать Блока сделала такой вывод?
– Наверное, он ей рассказал.
– Вот именно. И что Ахматова читает в этом письме? Что она тосковала по Блоку, но он ей дал от ворот поворот. И еще матери об этом рассказал, а та всем растрепала. Обидно и самолюбие сильно задевает. А потом, видимо, слухи поползли… – Я перелистнула назад. – Вот, она говорила мне, еще когда про Блока рассказывала, а я не поняла: «Блок записывает в другом месте, что я с Дельмас и Е.Ю. Кузьминой-Караваевой измучили его по телефону. Кажется, я могу дать по этому поводу кое-какие показания. Я позвонила Блоку. Александр Александрович со свойственной ему прямотой и манерой думать вслух спросил: «Вы, наверное, звоните потому, что Ариадна Владимировна Тыркова передала вам, что я сказал о вас?» Умирая от любопытства, я поехала к Ариадне Владимировне на какой-то ее приемный день и спросила, что сказал Блок. Но она была неумолима: «Аничка, я никогда не говорю одним моим гостям, что о них сказали другие».
– Думаешь, это все о том же?
– Подозреваю, что да – ползли какие-то слухи, шли пересуды, а она не знала толком, с чем это связано, но чувствовала себя неловко. А когда узнала – оскорбилась. Причем если это правда и она на самом деле была влюблена в Блока, то, наверное, оскорбилась еще сильнее.
Андрей засмеялся.
– Женская логика!
– Нормальная логика! – парировала я. – Посмотрела бы я на тебя, если бы ты по Серовой вздыхал, а она знала об этом и смеялась у тебя за спиной.
Он опешил.
– Почему по Серовой?
– Я же знаю, что твой кумир – Симонов. А кумиру обычно подражают во всем. В том числе и в выборе возлюбленной.
Кажется, я немного перегнула, потому что Андрей обиделся и ушел, заявив, что ему нужно работать. Точнее, тогда я подумала, что перегнула, и у меня даже мысли не мелькнуло, что у его смущения есть какие-то другие причины. Поэтому я спокойно вернулась к перечитыванию и исправлению записей.
Ахматова, утверждая, что у нее никогда не было романа с Блоком, не отрицала, что они дружески общались, и, кажется, даже гордилась этим. Но это, пожалуй, было самое понятное из всего, что она говорила об их отношениях. Одна из многочисленных любовниц Блока – пошло и скучно, а вот друг великого поэта – есть чем гордиться. Блок до сих пор в некотором роде монумент, Пушкин Серебряного века, а в десятые годы он, похоже, был и вовсе богом для молодых поэтов.
Я нашла упоминание об их встрече 15 декабря 1913 года – видимо, она была чем-то важна для Ахматовой, раз она сохранила в памяти дату. Уходя, она оставила Блоку его книги, чтобы он их надписал для нее. На двух первых томах он просто сделал надпись: «Ахматовой – Блок». А на третьем – посвященное ей стихотворение, видимо, сочиненное сразу после ее ухода:
«Красота страшна» – Вам скажут, —Вы накинете ленивоШаль испанскую на плечи,Красный розан – в волосах.«Красота проста» – Вам скажут, —Пестрой шалью неумелоВы укроете ребенка,Красный розан – на полу.Но, рассеянно внимаяВсем словам, кругом звучащим,Вы задумаетесь грустноИ твердите про себя:«Не страшна и не проста я;Я не так страшна, чтоб простоУбивать; не так проста я,Чтоб не знать, как жизнь страшна».
Странное стихотворение, вновь сбившее меня с толку при перечитывании. Роман или нет? Чувства или игра? Все же какие-то у них были особые отношения, непонятные мне. И как человека, привыкшего докапываться до истины, меня особенно раздражает, что я никогда их не пойму. Просто потому, что один из двоих уже умер, а второй не хочет говорить правду, и у меня нет времени, чтобы этой правды добиться.
Я даже попыталась действовать «в лоб» и прямо призналась:
– Анна Андреевна, а о чем это стихотворение? Что значат эти сравнения? Чем вы страшны? Я не понимаю.
И что она мне ответила?
– Я тоже не понимаю. И никто не понимает. Одно ясно, что оно написано вот так, – она сделала ладонями движение, словно кого-то отталкивала, – «не тронь меня».
В тот момент мне показалось, что ее задевала такая реакция Блока. И вот теперь, перечитывая и вспоминая разговор, я подумала – а не потому ли она так отрицает их возможный роман, что Блок ею не слишком интересовался? Или интересовался, но отстраненно, отталкивая, когда она пыталась приблизиться. Это весьма болезненно для самолюбия любой женщины, а уж такой, как Ахматова, – особенно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});