– Она может… она моо-о-ожет!! – Валентина Андреевна, вкатываясь в проход между рядами, начала продвигаться к Ксении с явной целью прибегнуть к силовому воздействию. Кристалинская хранила олимпийское спокойствие, а Ельцова двигалась на нее, извергая ругательства: – Ети твою налево, шалава драная, мать твою! Ах ты, сучара… курица брройлерная!
– Гражданка Ельцова, к порядку!
Но та перла, словно тяжелый танк «Климент Ворошилов-2», выстреливая брань:
– Гнида сисястая! Су-у-учка дворовая! Да я ж тебя, бля-ди-на…
– Гражданка Ельцова…
– …урррою вот этими руками! Кто тебе, падла, сунул… денег сунул, чтобы ты моего Алешу…
– Гражда…
Боевые действия были в полном разгаре. Очевидно, Ельцова не так уж и не права. Едва ли Ксения производит впечатление неподкупной. И я вновь подумала о двадцати пяти тысячах долларов, переведенных на счет Кристалинской со счета Туманова. Но ведь это было уже три недели назад или около того? Быть может, это и был подкуп? Хотя, с другой стороны, деньги у Ксении уже были, а показания изменены вот-вот.
Или неожиданный удар – самый убийственный? Ведь все ожидали от нее, что она будет защищать своего без пяти минут мужа. А она – она его похоронила.
Тем временем двое стражей порядка боролись с Валентиной Андреевной, явно не справляясь. Трещали стулья, менты охали и получали тумаки, зал выражал противоречивую гамму чувств по поводу баталии.
Валентина Андреевна продолжала переть на свидетельскую скамью и сотрясала воздух вербальными нечистотами, костеря почем зря несостоявшуюся невестку.
Честно говоря, я сама не знаю, почему решилась на то, что сделала в следующие пять секунд. Я сидела на самом ближнем к проходу стуле и вытянула ногу, загородив путь Валентине Андреевне. Какой бес меня попутал?! Тем более что нога была в новой туфле, что характерно, и в новом дорогом чулке. Не знаю, как это так получилось. Подсознательно сработала неприязнь, что ли? Но так или иначе – через мою ногу и навернулась Валентина Андреевна.
Она рухнула, увлекая за собой двух работничков МВД. При этом в полете эта туша подмяла под себя одного из несчастных ментов, белобрысого парня лет двадцати, и тот неистово взвыл, когда стокилограммовый вес гражданки Ельцовой приплющил его сверху.
Кто-то засмеялся, кто-то возмущенно призывал к порядку, несколько охранников бросились расцеплять и складировать по местам упавших. А я глянула в сторону скамьи подсудимых и увидела, что Ельцов смеется – беззвучным, раздирающим рот смехом…
А что ему еще оставалось делать после оглушительного предательства Ксении…
Я встала и поверх бушующего зала взглянула на Кристалинскую. Она продолжала стоять все на том же месте, откуда давала свои чудовищные показания, ни на кого не глядя, – очевидно, пыталась выключиться из этого кипящего ада.
Хотя, конечно, сделать это было чрезвычайно сложно, не сказать – невозможно.
Но вдруг Ксения вскинула голову и бросила холодный взгляд прямо на меня. Мурашки побежали у меня по коже: ни в одних глазах я не видела такой ледяной, такой ошеломляющей решимости. Решимости… для чего? Погубить Алексея?
Впрочем, после того что было сказано сегодня, это уже неважно.
Ксения. «Чужая». Как точно и как страшно, как метко оправдала она свое имя для своего несостоявшегося – уже теперь понятно – мужа…
Да, кстати. Валентина Андреевна снова сломала мне каблук. Просто гроза моего бюджета какая-то.
Глава 11
Заявление Ксении перевернуло весь ход процесса.
Заседание, разумеется, приостановили, а потом, посовещавшись, и вовсе перенесли на следующий день. Не последнюю роль в этом сыграло то, что Валентина Андреевна упорно не успокаивалась, скатившись на совсем уж площадную брань, поливая теперь уже всех и вся.
Великолепный и загадочный Туманов удалился – очевидно, он уже услышал все, что хотел, подумала я.
Я вышла из здания суда и, чуть прихрамывая после контакта с ногой Ельцовой, направилась к близлежащему скверу, чтобы там на лавочке привести себя в порядок.
Я присела на скамью и стала разглядывать несчастную туфлю, ругая не столько Валентину Андреевну, сколько себя, неразумную.
Черт побери! Еще пара недель такой работы, и можно будет полностью обновлять свой гардероб, по крайней мере по части обуви. Н-да! Каблук шатался, по супинатору прошла зловещая черная трещина – он лопнул, по всей видимости, и эти туфли осталось только выкинуть на свалку.
«Хорошо еще, что нет дождя и погода хорошая», – подумала я, радуясь непонятно чему.
Впрочем, несмотря на то что небо было безоблачным, на душе был холод и слякоть. Бр-р-р! Да, несомненно, на этом процессе только что произошло нечто грязное и гнусное. Эти новые показания Ксении… про-кля-тие! В их мотивах мог бы разобраться разве что мой скоропостижно запропавший куда-то босс.
Совершенно очевидно, что Ксения лжет.
Да и этот Туманов, встречи с которым я добивалась, недаром нагло заявился сегодня со своей братией.
И тут я увидела Ксению. Она вышла из здания суда и направилась к синей «десятке». Добравшись до машины, она рухнула на переднее сиденье – не на водительское! – и склонила голову чуть ли не до колен.
Я, не размышляя, встала и направилась к ней. Каблук безбожно отъезжал, а в пяти метрах от машины и вовсе отломился, и я заковыляла дальше, как подстреленная.
– Ксения!
Кристалинская подняла голову. Она сняла с лица косметику, и ее огромные глаза почему-то казались словно ввалившимися.
– А, вы, Мария, – произнесла она устало, – ну, что скажете? Забавно вышло, правда?
Я сглотнула и только после паузы выдавила:
– Что ж… опасная забава. А ведь вы так ратовали за светлое будущее Алексея. Верно, не сложилось. Да, забава еще та, – повторила я.
– Да что вы? Я сама не ожидала, – проговорила она. – Не ожидала, что у меня получится вот так… хладнокровно. Убийственно. Да… противно. Знаете, Мария, а не могли бы вы оказать мне услугу? Нет, не так, не услугу: вы могли бы мне помочь?
– Как именно?
– Мне дурно что-то. Тошнит и голова кружится…
– …и мальчики кровавые в глазах, – дополнила я, потому что Ксения говорила практически слово в слово по классической пушкинской драме.
– Ну да.
– Мне тоже, знаете ли, нехорошо. Впрочем, я вас отвезу. Надеюсь, на этот раз меня никто не будет убивать? Как вы думаете, Ксения?
Ксения ответила тут же:
– Мне кажется, что во время моего визита к вам в больницу я вам ясно дала понять, что я тут ни при чем. Вы, конечно, можете мне не верить. Дело ваше.
– Конечно, могу. И неудивительно, – холодно проговорила я, отшвыривая в сторону туфлю. – Вот, видите, ваша несостоявшая свекровь снова мне обувь исковеркала. Так что я скоро босиком буду ходить, как йог.
– Так вы меня отвезете?
Цвет ее лица правда отливал нездоровой синевой.
– Отвезу, – сказала я. – Только как же ваш первый муж, Туманов Владимир Сергеевич? Сомневаюсь, что он явился в суд безлошадным, на своих двоих. Неужто не мог отвезти вас домой?
Ксения вяло пожала плечами:
– Нет так нет, и Туманова вы зря помянули. Я не хотела с ним общаться. Вот и все. Попросила именно вас.
«Не хотела общаться»! Снова полезли в голову мысли о двадцати пяти тысячах долларов. Хм, «не хотела общаться»!
– Хорошо. Я отвезу вас. Но у меня нет прав. У меня их отобрали. Это случилось после того, как за мной погнались на «КамАЗе» ребята вашего…
– Не надо, – перебила она меня, – не надо называть имена, которые, кажется, уже сильно приелись. Употребляются к месту и не к месту. Да, кстати, мне нужно с вами поговорить, Мария. Это важно. Уф… душно!
Кристалинская дышала с заметным усилием, даже прерывисто, и сразу было видно, что она явно встревожена. Она плохо контролировала себя, по крайней мере куда хуже, чем в зале суда.
– Ну что, едем? – спросила она тихо.
– Едем.
Я завела машину и босой ногой (благодарствую, Валентина Андреевна!) нажала сцепление.
Когда мы отъехали от здания суда метров триста и Ксения, как мне показалось, немного расслабилась, откинувшись на подголовник, я спросила ее о какой-то ерунде, лишь бы разрушить тишину, но она неожиданно вздрогнула:
– Что?.. Простите, я не поняла. Мне вообще сейчас… все-таки не каждый день свидетельствуешь в суде против собственного мужа.
– В суде вы говорили, что он не ваш муж.
– Я многое что там говорила. Но все было правдой. Если не формально… вроде того, муж он мне или нет… так уж точно – фактически.
Теперь пришел мой черед бормотать.
– Так что же… он на самом деле совершил все это? Но как же так?..
Ксения долго молчала, а потом сказала:
– Я действительно боюсь. Я не знаю, что будет дальше. Я думала, что знаю, но оказалось, что я сильно заблуждалась на этот счет.
– Так он что… в самом деле застрелил Таннер, после чего явился домой в полночь и начал пить? – с сомнением спросила я, и перед глазами возникло бледное мальчишечье лицо того, кого Ксения обвинила в преступлении.
