товар — российская валюта. Сократились рабочие места на экспортных предприятиях. Деньги, — кровь экономики, начали стремительно покидать страну происхождения. Чтобы не умереть от кровопотери, казне практически сразу пришлось прибегнуть к внешним займам. Уже через год после введения «крепкого рубля», госдолг России превысил все активы и резервы, имевшиеся в наличном обращении, на счетах, а также в хранилищах правительства и Госбанка. Главным кредитором России оказались Ротшильды, которые теперь, за счёт средств, полученных из российской казны, начнут финансировать действия, направленные на развал государства-жертвы. Вот такое, получаем, своеобразное отношение к курице, несущей им золотые яйца…
— А какова будет наша стратегия? Какими должны быть наши непрямые действия? — тоном преподавателя отчеканил Николай Михайлович.
Сценарист даже восхитился настроем князей. Одинаково сомкнутые брови, в глазах огонь. «Среди нас предателей не будет» — кинул адмирал в лицо немецким оккупантам в Крыму в 1918-м. Всё-таки, Михайловичи — бойцы. И это хорошо!..
— Наша стратегия — выявлять и предотвращать запланированные «мясорубки», а там, где это невозможно — максимально снижать потери. При этом, постараться быть прилежными учениками этих господ из ТНК. Как можно дольше поддерживать их уверенность, что всё идёт по их плану. Там где получится, будем действовать чужими руками. Постоянно вводить в заблуждение насчет нашей конечной цели, и кропотливо создавать условия, при которых ликвидация любого, из здесь присутствующих, или всех сразу, ничего не изменит.
— Опасаться за свою жизнь на войне — презренное для офицера занятие, — отчеканил Николай Михайлович.
— Господин генерал! — посмотрел ему в глаза Сценарист, — с момента окончания Вами Николаевской академии в моём мире минуло сто лет. Курс обучения был дополнен множеством новых методик и предметов, в соответствии с которыми, главной задачей командира стало не умереть «За Веру, Царя и Отечество», а стремление добиться того, чтобы это произошло с солдатами врага. Свои же бойцы — слишком дорогой ресурс, чтобы украшать их телами поля сражений.
— Но это же, утопия! — воскликнул генерал.
— В XXI-м веке — уже реальность! — улыбнулся Сценарист — всё зависит от качества оружия, транспорта, разведки и связи. Не стану смущать вас примерами из будущего, скажу только, что всё зависит от поставленной цели. Если цель — беречь людей — поставлена, то найдутся и конкретные решения, а если такой цели не имеется, то и результат будет соответствующий. Я готов с цифрами в руках доказать вам, что сбережение людей — дело не только богоугодное, но и крайне выгодное, даже с цинично-меркантильной точки зрения, присущей предпринимателям. А с точки зрения государственного строительства люди — самый главный ресурс государства для выживания и развития.
— Интересная идеология, — впервые вступил в разговор Зубатов, — только никак не могу понять, какая? Нынешние революционеры никакого сбережения людей не планируют, а совсем даже наоборот…
Сценарист пожал плечами.
— Это просто здравый смысл, рациональное мышление, и базовый инстинкт существования. Не думаю, что у него есть идеологическая окраска. Человек стремится выжить сам, и обеспечить выживание своему потомству. Непонимание этого элементарного закона природы как раз и приводит к разрушительным социальным катаклизмам. Страх за будущее детей — главная движущая сила любой революции.
— Это, каких же детей спасали революционеры, убившие недавно городового, у которого остались сиротами «семеро по лавкам»? — не удержался Александр Михайлович.
— Убийство городового, уважаемый Александр Михайлович, а равно убийство министра, губернатора и самого царя, никакого отношения к революции вообще не имеет, и преследует совсем другую цель — организацию рукотворного хаоса. Такая среда — самая благодатная для банального грабежа. Начинается она со лжи и расчеловечивания правоохранительных органов, неминуемого их паралича и уничтожения. Заканчивается грабежом и убийствами тех, кто относился к жандармам, как к людям второго сорта, и кого эти, всеми презираемые жандармы, руководствуясь долгом и присягой, защищали.
Александр Михайлович смутился. На флоте брезгливое отношение к людям в голубой форме считалось нормой. Но, чтобы эту, повседневную, высокородную спесь представить антигосударственным деянием — такого флотским офицерам слышать не доводилось.
— Лучше на войну, — махнул он рукой после паузы, — там хоть всё просто и понятно.
— На войну — это можно. На войну — всегда, пожалуйста. У нас здесь скоро только война и будет. Однако негоже бравому адмиралу отправляться в поход, не имея флагманского броненосца, — и Сценарист широким жестом развернул к князю монитор ноутбука с фотографиями бронепоезда «Илья Муромец»
Глава 30
Накануне
Амстердам
Герой войны с Британией, бурский генерал Де Ла Рей резко опрокинул в себя очередной «шот»:
— Виски у них хороший, а солдаты — плохие. Не солдаты, а торгаши. У станции Роодеваль, после артиллерийского обстрела, англичане выбросили белый флаг. Два британских офицера встретились с Деветом, сообщив, что готовы сдаться. Условие — их личное имущество останется при них. «Сынов туманного Альбиона» больше беспокоила судьба пожиток, нежели возможность продолжать сопротивление!
Генерал Оранжевой республики Кристиан Девет улыбнулся кончиками губ, согласно кивнул и, откинувшись в кресле, продолжил разглядывать амстердамские каналы, на которые открывался чудный вид из окон кафе «Papeneiland». Генералы приехали в Европу с гуманитарной миссией — для сбора средств разорённым войной фермерам Трансвааля и Оранжевой республики, и теперь с удовольствием рассказывали журналисту «Де Телеграаф» Кевину про своих воинов — бурских фермеров, пять лет воевавших с британской армией, одержавших множество славных побед и прекративших сопротивление только ввиду крайнего истощения.
— Знает ли Кевин, кто может помочь некогда процветающим жителям Трансвааля Оранжевой республики, разорённым войной и влачившим поныне полунищенское существование? — с болью в голосе интересовались генералы.
Кевину были известны не только лица, которые могут помочь. В компьютере у него лежал подробный план восстановления независимости бурской государственности, показывать который, впрочем, сейчас было преждевременно. А пока… Кевин широким жестом вытащил и положил на стол перед Деветом и Де Ла Реем личное приглашение, украшенное замысловатой монограммой и семейным гербом Великих князей Александра и Николая Михайловичей…
В то же время, Санкт-Петербург
— Знаете, Сергей Васильевич, что меня больше всего удивляет в прошлом… ну, то есть, для вас-то — в настоящем? Запахи. Город в начале двадцатого столетия пахнет совсем не так, как в двадцать первом. Даже не предполагал, что в Петербурге 1903-го года меня будут преследовать те же запахи, что и во время поездок в деревню к дедушке. Как будто в детство окунулся…
Сценарист с Зубатовым сидели на скамеечке в Летнем саду, в сотне метров от Михайловского дворца, и наслаждались последними лучами солнца уходящего бабьего лета. Точнее, наслаждался только Сценарист. Зубатов же, перечитывал письмо профессора Озерова, попутно делая пометки
