Черт, нет.
— Я уверен, что вы все равно мне расскажете?
— Боль. Предательство. Гнев. Вот что она испытывает, когда думает о вас. Эти эмоции она связывает с вами, и, честно говоря, с точки зрения врача, я не думаю, что в ее интересах видеться с вами. На самом деле, это может только ухудшить ситуацию. Особенно после аварии.
Мои брови опускаются, беспокойство заполняет тело.
— Мне не сообщили об аварии.
Она ерзает в кресле, явно чувствуя себя неловко из-за новостей, которые должна сообщить.
— Вы не ее ближайший родственник. Конечно, вы не будете осведомлены. Ее родители были в курсе ситуации, и хотя они еще не приезжали навестить ее, это... как... я сказала, она нездорова.
— Черт возьми, выкладывайте, — скриплю зубами я.
— Она поссорилась с одним из пациентов. Обвинила в сговоре с врагом. Что бы это ни значило. — она вздыхает. — Пока охрана разнимали их, кое-что произошло. Когда они оттаскивали обеих женщин друг от друга, она ударилась головой о стол, проломив череп, прежде чем упасть на пол.
Я чувствую, как воздух покидает мою грудь, словно кто-то пинает меня.
Какого хрена она сейчас говорит ?
— Что именно вы пытаетесь мне сказать, доктор? — мой голос холоден, пронизан ядом.
Я медленно наклоняюсь вперед, атмосфера в ее кабинете наполняется напряжением. Ее глаза расширяются от скрытой угрозы в моем голосе.
— Она жива. Хотя у нее есть несколько новых шрамов, она жива, и это все, что имеет значение. Уверена, что этот инцидент никоим образом не замедлит ее прогресс и восстановление, — она встаёт, добавляя, увидев выражение моего лица, — Просто краткосрочная неудача вот и все.
— Дайте мне взглянуть на нее, — рычу я, обхватив руками подлокотник кресла.
Дерево скрипит под моей безжалостной хваткой.
Она отрицательно качает головой.
— Я не могу этого сделать. Вы не ее семья, мистер Кинг.
— Я не уйду отсюда, пока не увижу ее.
Она испускает взволнованный вздох.
— Что насчет этого? Я провожу вас в ее палату, где мы понаблюдаем за ней с другой стороны двери. Обычно я наблюдаю за ней из окна, но сегодня вы можете присоединиться ко мне. Чтобы убедиться, что она в надежных руках.
Ни хрена себе.
Всю дорогу до палаты я чувствую, как колотится сердце при одной мысли, что я снова ее увижу. Это быстрое и глубокое эхо в моей груди, которое ощущается как стальной барабан. Даже если я должен ненавидеть ее после всего, что она сделала, я не в состоянии. После нескольких дней, когда я думал, что она мертва, я просто хочу увидеть ее своими глазами, увидеть, что с ней все в порядке.
Мое сердце замирает в груди, когда они ведут нас в ее палату, мой взгляд останавливается на маленьком комковатом тельце, лежащем в центре больничной кровати. Я смотрю на гипс, на синяки, на то, какой искалеченной она выглядит, и что-то плотное и сдерживающее входит в мою грудь, сжимая органы, пока я не сдерживаю дрожь. Ее волосы — это шок, возвращающий к реальности, показывающий, как далеко она готова была зайти ради всего этого. Черные волосы, которые я раньше считал ее оттенком, теперь наполовину отросли, и часть верхней половины головы стала светлой. На макушке и на лбу у нее не хватает клочка волос, а на коже большой шрам, который, как я предполагаю, появился из-за ссоры с пациентом.
— Мы ввели ей медикаменты от боли, и она немного дремлет, — говорит доктор Астер, пока мы смотрим на ее неподвижное тело, окутанное тяжелым молчанием.
Мои брови опускаются, и я уже собираюсь спросить, как часто она спит, когда замираю, заметив, что Маккензи начинает поднимать голову. Я сдерживаюсь, чтобы не вздрогнуть, когда смотрю на ее лицо, когда она меняет позу. Она вся в синяках, и мне хочется взять ее на руки и унести подальше отсюда, но я не могу этого сделать.
По многим причинам, но только одна действительно имеет значение.
Мы продолжаем молча наблюдать за ней. Мы оба по-своему разбираем Маккензи. Скорее всего, она пытается поставить диагноз, пока я пытаюсь найти девушку, которая держала меня в плену с момента нашей встречи. Я чувствую, как что-то рушится, когда мне трудно найти ее. Особенно лежа в этой постели, выглядя хрупкой и беспомощной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
И тут до меня доходит, как же по-королевски я облажался. Мэдисон попросила меня защитить ее сестру в ночь смерти, и когда я смотрю на скорлупу девушки, лежащей в постели, я понимаю, насколько сильно я потерпел неудачу.
Когда Маккензи снова начинает шевелиться, я стискиваю зубы и поворачиваюсь прочь от ее палаты. Есть время и место для воссоединения, но прямо сейчас, вот так? Нет. Она будет чувствовать себя как в клетке, если узнает, что я наблюдал за ней, видел ее в один из самых тяжелых моментов.
— Как бывший молодой человек, я могу представить, что видеть ее в таком состоянии это шок, — говорит доктор Астер, следуя за мной по коридору, прочь от палаты Маккензи.
— Как вы догадались?
— Назовите это моей докторской интуицией.
— Она больше не моя проблема.
Слова, как кислота на языке, выворачивают желудок.
— Вы не это имеете в виду. Хотите знать, откуда я это знаю?
Я закатываю глаза.
— Не совсем.
Ее губы кривятся в усмешке.
— Из-за того, как вы на нее смотрели. — сделав шаг ко мне, она, кажется, пытается взять себя в руки. — Послушайте, я понимаю. Вам нужно было приехать сюда и самому посмотреть, как она. Но я бы посоветовала вам отпустить ее. Живите своей жизнью. Вы и все ваши друзья.
Я ухожу, намереваясь сделать именно это. Но в том-то дело, что намерения, которым вы не посвящаете себя, вам не свойственны. Они никогда не сбываются.
![]()
— Как она?
— Она в замешательстве и, ну, ужасно параноидальна, — отвечает доктор Астер.
Я выдыхаю, отодвигая стакан с виски.
— Верно.
— Вам не обязательно постоянно звонить, чтобы узнать, как она. Если я правильно помню, вы говорили, что она больше не ваша проблема.
Я сжимаю губы, борясь с желанием выругаться на нее. Она не ошиблась. Я действительно говорил такие вещи, но не имел их в виду. И она, очевидно, это знает.
— Послушайте, она больше не может причинить вам вреда. Я уже говорила об этом вашему другу. Вы оба не должны продолжать это делать.
Все с визгом останавливается. Я бросаю взгляд на Маркуса, который сидит на диване, сдвинув брови и наблюдая за мной.
— Что вы только что сказали?
— Что вам не стоит беспокоиться...
— Кто еще приходил к ней, кроме меня? Вы сказали, что у нее не было посетителей.
От резкости в моем тоне Маркус резко выпрямляется, смущение искажает его черты.
Она делает паузу.
— Я этого не говорила. Я сказала, что ее родители еще не навещали ее.
— Отвечайте на мой гребаный вопрос! — я бью ладонью по столу, мой гнев взрывается.
— Мистер Хоторн. Он не приходит. Он просто расписывается, стоит возле ее палаты и наблюдает, как вы, а потом уходит. Думаю, он просто хочет увидеть своими глазами, что она действительно здесь. И не рядом с ним. Как и большинство жертв, это дает им душевное спокойствие.
Гнев кипит в моих венах, и мой желудок сжимается, пока я медленно перевариваю, сказанное. Он навещал ее все это время. Скорее всего, именно из-за него она поссорилась с другим пациентом. Та же самая ссора, привлекшая к еще одной черепно-мозговой травме.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Вы уверены, что это Винсент Хоторн?
— Я уверена.
— Вычеркните его из списка. Не подпускайте его к ней. Вы меня поняли? Я лишу вас финансирования. Я погублю вас. Никому не следует позволять навещать ее, кроме семьи.
— Что, почему? Я впустила вас. Чем это отличается от мистера Хоторна?
— Он здесь не как друг, поверьте мне. Он способен на многое.
Как только я заканчиваю разговор, Маркус вскакивает, на его лице написано беспокойство.
